Рита стояла неподвижно. Пятиминутный перерыв вот-вот кончится, а она даже не перечитала текста…

Брайан закончил разминать мускулы и начал поправлять манжеты!

Алек схватил рукопись. Секунда — и он рядом с Ритой.

— Ты справишься, девочка моя. Сама знаешь, что справишься.

— Мне не нужна твоя помощь! — прошипела она.

— Тебе она, возможно, больше никогда не пригодится, но сейчас… Ну-ка, на какой мы странице?

Рита молчала. Он заглянул в ее текст, нашел соответствующее место в своем, и кинул реплику. Поколебавшись, она ответила.

У нее была цепкая память. И хотя сегодня она не блистала, день завершился успешно.

— Меня удивило, что ты помог ей, — сказал Рэй, когда они переодевались в гримерной.

— Должен же был кто-то вмешаться, а ее так называемый муж явно не имел такого намерения.

— По-моему, связавшись с ней, он здорово просчитался. А ты как думаешь?

— Думаю, ей повезло еще меньше. Что лучше — быть женатым на женщине, которой нужна поддержка, или замужем за мужиком, который отказывается протянуть руку в беде?

На экране монитора было видно все: и как Рита сражалась с текстом, и как Теренс остановил съемку, и как все отшатнулись от нее.

«Радуйся, — говорила себе Дженни. Тебе положено безумно радоваться». Тем более что Брайан был свидетелем этой безобразной сцены. «Полюбуйся на свою жену, которая понимает тебя лучше, чем я. Ради нее ты бросил меня…»

Но радости не было. Окруженная молчаливым людским кольцом Рита выглядела очень юной и одинокой, а рукопись так трогательно дрожала в руках…

Потом Дженни увидела Алека, спешащего на помощь. Рита отшатывается. Но он спокойно ищет нужную строчку в тексте.

Дженни уставилась на монитор. Почему он всегда поступает так, как надо? Как умудрился стать совершенным во всех отношениях? Где выучился этому? Почему не ведет себя как остальные?

Она не привыкла к безупречным людям. Ее отец был замечательным, но ведь когда она родилась, ему было всего девятнадцать — столько, сколько сейчас Рите. Последствия не замедлили сказаться… Брайана тоже никто не назвал бы идеалом — кроме, может быть, его матери. Но Дженни любила их обоих. И вдруг на ее пороге появляется безукоризненный, неотразимый, потрясающий мужчина и объявляет о свой любви. Как быть? Она не знала…

«Предполагается, что я полюблю тебя, не правда ли?»

Будь это сценарий шоу, все случилось бы именно так. Она знала это, недаром всю жизнь сочиняла подобные истории.

«Но я не могу…»

В душе царила пустота. Любить было нечем. Если у человека есть какой-то орган, которым любят, то у нее он полностью атрофировался. Когда в ее жизни появился Брайан, она была жизнерадостной девчонкой. Ее энергия, бившая ключом, питала эту любовь. Теперь Дженни Коттон — просто усталая женщина, терзаемая сомнениями…

Часом позже к ней зашел Джордж и уселся на стул.

— Ты, конечно, знаешь, что у нас сегодня стряслось на Бонд Стрит?

Она кивнула.

— Пора заменить актрису на роль Изабеллы.

Дженни зажмурилась. Опять Джордж хочет уволить Риту.

— Знаю, знаю, — затараторил он, прочитав ее мысли. — Да, я хотел сделать это сразу после их свадьбы! Но ведь сейчас — совсем другой коленкор. Она просто не вытягивает…

— У нее были трудные дни, но это не значит, что от нее надо избавляться.

— Но сейчас самое подходящее время. Срок ее контракта истекает на следующей неделе, и если мы его продлим, то раньше февраля никакими средствами от нее не отделаемся! А в феврале должна начаться вся эта бодяга с Робином и Лайтфилдом.

Дженни бросила взгляд на настенный календарь. Джордж прав. Если они не уволят Риту сейчас, ей придется мозолить глаза зрителю до февраля, а потом будет бессмысленно вводить другую актрису.

Основная роль в истории ухаживания Робина и Колли за Изабеллой, несомненно, отводилась Рэю. Но и Изабелле предстояло несколько весьма сложных сцен. Она не знает, что Колли гомосексуалист, но подсознательно испытывает некий сексуальный дискомфорт. Было очевидно, что Рите Харбер — нет, Рите Харбер О'Нил — такая задача не по плечу.

— Я понимаю твои сомнения, — продолжал Джордж. — Но в этом случае игра будет вполне честной. Мы избавляемся от Риты не из-за твоего дружка, а потому, что она не справляется с работой! Это полностью ее вина. Ты здесь ни причем. Ты давала ей шанс.

Да, Дженни дала Рите шанс. Шанс загубить свою карьеру.

И она вовсе не играла в благородство, выдумывая все хитросплетения сюжета. Ей не приходилось лезть из кожи вон, чтобы быть великодушной. Алек жестоко ошибся. Она мстила, только куда хитроумнее Джорджа, — дав Рите то, о чем она мечтала.

Дженни знала, что Рита не осилит такой объем материала. Она ведь начинающая актриса, ей надо многому учиться. Девушка, безусловно, талантлива. И если бы Дженни предоставила ей возможность развиваться постепенно, со временем она могла бы стать если не звездой, то, по крайней мере, хорошей, зрелой актрисой. Но сейчас она сломлена. Урон, нанесенный ее карьере, возможно, непоправим…

Кто сказал, что месть сладка? Дженни было плохо, она ненавидела себя. Да, Рита этого хотела. Она указала пальцем на одну из бутылочек, стоявших на полке, и попросила налить. Но Дженни-то знала, что в бутылочке яд! Нельзя было позволять Рите выпить его…

Джордж не уходил, ожидая ответа.

— Мне нужно решить это прямо сейчас?

— Нет-нет! — Джордж встал. — Можем поговорить завтра.

Но завтра ничего не изменится! Дженни знала, что произойдет. Завтрашний отрывок сложен для Риты — ее эмоциональная палитра еще чересчур бедна. Она не сможет найти изюминку. А изюминка-то между строк! Изабелла будет насквозь фальшива и неубедительна, а в Ритином исполнении еще того хуже…

Дженни тупо смотрела в спину Джорджу. К горлу подкатил комок. Нет ей прощения! Она смертельно ранила эту женщину. Она ошиблась, но почему расплачиваться должен другой?

Перед дверью гримуборной номер шесть Дженни отогнала от себя эти мысли. Постучала. Услышала голос Алека.

Зачем он ей? Почему ноги принесли ее сюда?

Потому, что больше ей идти не к кому.

Лидгейт: Разве это фамильные жемчуга Лидгейтов?

Амелия: Нет (касается ожерелья) . Они принадлежали моей матери. За это я их особенно люблю (смущаясь, но страстно и с нежностью). Я знаю, они не очень дороги, но именно в них она на портрете, написанном незадолго до смерти.

Лидгейт (не понимая) : Герцогине Лидгейтской пристало носить только жемчуг Лидгейтов. Наденьте их.

Амелия (побежденная) : Как вам угодно (расстегивает ожерелье) .

Следующий план: Портрет матери Амелии — давно умершей женщины, дочери которой не дозволено носить ее жемчуга…

Алек открыл дверь сам. Он встретил ее в просторной белоснежной сорочке герцога и черных бриджах. Особенно эффектны были оборки на груди и манжетах.

— Ты считал меня благородной? — выпалила Дженни. Тон был агрессивен, но ведь именно это импонировало ему — честность, прямота! Так получай же! — Ты ошибся. Я нарочно это сделала. Я знала все наперед!

Он моргнул в замешательстве, но через пару секунд сообразил, о чем речь.

— Ты о Ритиной роли?

— Это не имело смысла, понимаешь — ни-ка-ко-го! — Дженни не отступала. — С какой стати дочь хозяина дома распинается перед новым камердинером? Все это ему должен рассказывать кто-нибудь из прислуги, например, Брайан… Или Трина — она заслуживает, чтобы ей давали больше материала. Она бы справилась! Но я дала этот текст Рите, зная, что она потерпит крах!

«Ты считал меня хорошей? Доброй? Милосердной? Так вот — я другая. Я нравлюсь тебе такой?»

С минуту он молчал. Потом произнес:

— Никто не имеет права винить тебя, даже если ты хочешь отомстить ей.