— Ты уже получила новую порцию текста? — спросил Алек. Обе женщины кивнули. Он положил свои листочки на столик перед Карен. — Посмотри эпизод 4В.
Она проглядела краткое содержание и нашла требуемый эпизод:
— Занимаются любовью? — в ее голосе зазвучало сомнение. — Ты и я?
Алек понял, что нотка отвращения относится не к нему, а к Лидгейту.
— В сценарии это называется «приступать к любовному акту».
— Но почему вдруг? — запротестовала она. — Мы даже не нравимся друг другу. С какой стати нам вместе прыгать в кровать?
— Ну… может быть, я чувствую мучительное, болезненное возбуждение…
— Лучше займись онанизмом, — предложила Карен, — и оставь меня в покое, и не лезь… — она листала текст, читая сцену.
— Или прижми какую-нибудь служаночку. — Трина сунула нос в текст через плечо Карен. — Можешь трахнуть меня. Хорошее дело. Я живо покончу с твоим «мучительным и болезненным…»
Карен подняла глаза.
— Боюсь, это не поможет. А чего ради, собственно…
— Рейтинг! — без обиняков отрезала Трина. — Наши мальчики прекрасно помнят, что произошло с рейтингом «Страстей» после той истории с Дереком и Джинджер. Вот и хотят, чтобы Алек повторил этот фокус. Хотя берегись, Карен, — поддразнила ее Трина, — ты ведь наверняка слышала, что тогда писали бульварные газетенки. Помнишь, что из этого вышло?
Карен, казалось, не слышала ее:
— Короче! Кто режиссер сцены? — она посмотрела на первую страницу текста. — Впрочем, это неважно. Пойдем-ка поговорим с Дженни. Как ни крути, без нее тут не обошлось.
Она встала, сложила драгоценности Амелии в полиэтиленовый пакетик и пришпилила его к вешалке, на которой висело платье.
Как только за ними захлопнулась дверь гримуборной, Алек быстро огляделся — не видит ли их кто-нибудь? Пэм и Фрэнсин стояли у телефонов-автоматов, но были так поглощены разговором, что были не в состоянии что-либо замечать. Он взял Карен под руку.
Алек все еще был в костюме, а черные кожаные ботфорты на каблуках делали его выше ростом. В тонком атласном кимоно Карен казалась маленькой и беззащитной. Алек вдруг подумал, что весь секс замешан именно на этом — мужчина выше, сильнее, могущественнее… Амелия была явно умнее Лидгейта, и во всех отношениях превосходила его как личность, уступая мужу лишь в силе и размерах, притом он был официальным властелином. Потрясающий парень…
— Ты поняла, о каких слухах говорила Трина? — он был даже рад, что Трина затронула эту тему. Ее необходимо было обсудить. — Ну, обо мне и Хлое в «Страстях»? Не волнуйся. Это вранье.
— Знаю, — Карен ответила чересчур быстро. — И говорить не о чем.
Через полгода после появления на экранах сцены изнасилования Джинджер и через месяц после их официального бракосочетания с Хлоей среди телезрителей пополз слух, и в конце концов вылез на страницы бульварной прессы. Писали, что во время съемок Алек проделал все это с Хлоей на самом деле.
Сущий идиотизм. В павильоне во время съемок тьма народу. Не говоря уже о том, что на Хлое было обычное для таких случаев тончайшее трико, имитирующее наготу, извлечь ее из которого было бы нелегко. И хотя все вокруг прекрасно знали, что это ложь, слух не умирал. Примерно каждый год возня вокруг той истории возобновлялась, выводя Алека из себя.
…Все дело было в том, что сцена была ложью примерно минут десять. После съемок Алек поднялся в гримуборную Хлои, запер за собой двери и — впервые — они занялись любовью.
— Не оправдывайся, — продолжала Карен. — Я тебе верю.
Действительно, некоторые актеры наслаждаются съемками любовных сцен, — при поцелуях отвратительно глубоко засовывают язык в рот партнерше, трутся об ее тело своей возбужденной плотью. Алек никогда таким не был.
— И вообще, — Карен потуже затянула поясок кимоно, — я прекрасно знаю, что ты относишься ко мне совсем не так, как к Хлое Спенсер.
Алек зажмурился, пытаясь подавить внезапный приступ раздражения. И эта туда же! Все переводит на себя. Теперь не откажешься от сцены — это станет прямым оскорблением для Карен, поставит под сомнение ее женственность.
В такие минуты он жалел, что не остался в Канаде.
Дженни была в своем кабинете. Увидев Алека и Карен, она отодвинулась от компьютера.
— Чем могу быть полезна влюбленным пташкам?
Она явно им обрадовалась. Было ясно, что они пришли поговорить о сценарии, а это Дженни любила больше всего на свете.
— Можешь мне объяснить, — начал Алек, — с какой стати я зверем накидываюсь на сию нежнейшую леди?
— Все просто. Тебе же нужен наследник!
О, разумеется. Наследник. Сын. Алек присел. Это он понял.
…Малыши, только начинающие ходить, были слишком легкими, чтобы усидеть на складных стульях в кинотеатре. Но они гордо восседали на них, вытянув пухленькие ножонки, едва доставая до краешка сиденья. И в какой-то момент начинали проваливаться, а сиденье — складываться… Это выглядело очаровательно…
Алек женился на Хлое, не вполне осознавая, почему и зачем. Она казалась ему нежной и слабой, совсем как его сестренка Мэг. Хлоя была прелестна, элегантна — американская мечта, недостижимая для канадского паренька. И она играла Джинджер. День за днем Алек изображал любовь к ней. И в конце концов сам в это уверовал.
Он хотел иметь детей. Но никогда не рассчитывал на то, что Хлоя махнет рукой на свою карьеру и станет фермерской женой, вроде его матери. Хлоя с ним соглашалась. И говорила, что тоже хочет детей. Может быть, она и лгала ему, но гораздо больше — себе самой.
Постепенно тайное стало явным. Его жена всецело была поглощена своей красотой. Чтобы сохранить стройность фигуры, гладкость кожи, блеск волос и форму ногтей, требовались титанические усилия. Прибавка в весе, округление талии, тошнота, неизбежно связанные с беременностью, приводили ее в ужас. А подумать о родах без содрогания она просто не могла. Боль, холодный пот, спутанные волосы, хриплое дыхание… какой кошмар, как отвратительно — так потерять контроль над собой! Хлоя не могла спокойно смотреть на беременных — они казались ей жалкими и неуклюжими.
Осознав всю глубину своих страхов, Хлоя возжелала уверений Алека в том, что у нее все в порядке, что она абсолютно нормальна, что именно такие эмоции она и должна ощущать. Все должны восхищаться красотой и талантом и понимать, что все это дает ей право на страх.
Но Алек не разделял ее убеждений. Он не считал такое поведение нормальным и полагал, что Хлое нужно лечиться.
Разумеется, он не собирался отсылать ее к врачу одну. Консультация была необходима им обоим. Они должны вдвоем преодолеть все трудности так же спокойно и решительно, как когда-то его семья боролась за жизнь Мэг…
Но Хлоя отказывалась признать, что проблема существует и ей необходимо что-то менять в себе. Она была не прочь усыновить ребенка — но только в том случае, если Алек согласится с тем, что у нее все в порядке. Он ненавидел вранье, но уже обдумывал, как ей солгать, чтобы она решилась хотя бы на усыновление… но ведь не на этом семья строится, правда?
И он не смог покривить душой, а Хлоя вдруг поняла, что не может быть женой человека, не считающего ее венцом творения…
Карен и Дженни продолжали беседу. Голоса доносились откуда-то издалека. Алек сделал над собой усилие и стал вслушиваться.
— По-моему, мне это крайне противно, — говорила Карен. — И что мне делать? Закрыть глаза и думать о благе Англии? Или о сэре Перегрине? — это был нищий игрок, которого Амелия любила до замужества. — Может, действительно думать о нем?
— Нет-нет! — ответила Дженни. — Не надо. Ты настолько одинока, что тебе не о ком думать.
— Согласна, — грустно сказала Карен.
— Ты просто хочешь родить ребенка.
— И с этим согласна…
Алек слушал их. Если Карен в этом эпизоде все было ясно, то ему — нет. Он подключился к обсуждению:
— Я не могу отделаться от мысли, что интимная жизнь нашей парочки — нудная штука. Лидгейту незачем стараться и лезть из кожи вон. Он дрянной любовник. А может, он просто войдет в комнату, когда Амелия уже будет в постели, задует свечи и залезет под одеяло? Он управился бы за пару минут, а?