Сидевшая в публике фру Эркендорф поморщилась. Молочник громогласно чихнул — он слишком долго пытался сдержаться. Судебный пристав встал и хотел было сделать замечание, но снова сел, когда увидел, кто чихнул.

— Держи меня за руку, — прошептала Дези Руне Вармину.

— Едва я осталась одна, — продолжала фру Викторсон, — как спохватилась и пошла в гостиницу, где он остановился… Он сказал, где это. Мне казалось, что нам нужно поговорить. Ему не к чему было ждать меня там, но что-то мне говорило, что он все-таки ждет. Когда я пришла, вход был уже заперт.

Она подняла руку, чтобы отбросить со лба русый локон. Это мягкое кошачье движение было у нее непроизвольным.

— Я подергала ручку, но дверь была заперта, — повторила она. — Правда, можно было позвонить, но в столь поздний час я считала это неприличным. Ключа у меня не было. Окружной прокурор не прав, когда утверждает, что я одолжила ключ. И неправда, что у меня был с собой шнур. Правда только то, что в моей сумке была коробочка снотворного. Я получила ее от доктора, когда тот вечером уходил от нас, не знала, куда ее деть, вот и сунула в сумочку. Но я не брала снотворное в гостиницу с какой-то целью. Это вообще неправда.

Окружной прокурор перекинулся парой слов со следователем. Председатель коллегии присяжных открыл глаза, потом прикрыл.

— Ну-с, — отозвался судья, — теперь расскажите, что вы делали дальше, фру Викторсон.

— Я пошла домой.

— Вернулись сразу?

— Да… Нет, разумеется, не сразу. Вначале я осмотрелась. Я знала, как гостиница выглядит днем… когда-то, много лет назад, мне случилось остановиться там на одну ночь. Это было, когда я впервые приехала в город искать работу. Хозяйка гостиницы живет где-то под крышей, как мне кажется, но все остальное внизу. Я подумала, что, возможно, увижу снаружи, где живет Стуре Боттмер. В одном номере горел свет, но штора была так плотно закрыта, что я ничего не увидела, как ни старалась, даже когда встала на цыпочки. Некоторое время я раздумывала, не постучать ли в окно, но все-таки не отважилась. Мне показалось, что на улице слышны шаги, и тут я подумала, что может показаться странным, что я там стою. Так что я пошла домой.

Она оглянулась на Дези, ожидая увидеть усмешку Мадонны, но встретилась со встревоженным и удивленным взглядом. Потом уставилась на председателя суда, чтобы дать ему понять, что ей больше нечего сказать. Судья прищурился и задал обвиняемой вопрос:

— Скажите, фру Викторсон, вы думали о возможных неприятностях, если бы вы стали поддерживать дружбу с Боттмером?

— Разумеется, потому я его и не приняла. Вполне естественно, что я боялась.

— И каких неприятностей вы ожидали?

— Я думала, что муж придет в ярость. Только об этом и думала. Собственно, меня интересовала только его реакция, — добавила она после минуты размышления.

Ответ был принят благожелательно. Присяжный с черной бабочкой согласно кивнул.

— Вы считались с тем, что он может потребовать развода?

— Нет, с какой стати? Об этом никогда не было речи.

Небольшая заминка на судейской скамье, потом сухое указание:

— Вопросы задает государственный обвинитель.

У окружного прокурора исчезла с лица суровая мина со складкой меж бровей. Теперь он держался почти ласково.

— Давайте поговорим о письмах, которые вы писали Боттмеру в тюрьму,— начал он. — Вы утверждаете, что и не думали о них, пока я вам не показал?

— Да, я именно так и сказала.

— Но задолго до того вы сами упомянули о письмах на следствии. Если хотите, могу вам это место прочитать.

Фру Викторсон встревоженно взглянула на первого криминального ассистента, который листал протоколы.

— Не нужно, — отказалась она. — Я вполне могла забыть про них. Когда я говорила, что о них не думала, я только имела в виду, что не думала про них как про доказательства.

— Какие доказательства? Доказательства чего?

— Это недопустимый вопрос, — тут же отозвался адвокат. — Фру Викторсон сказала, что она не думала о них как о доказательствах.

— Вопрос допускается, — решил председатель суда.

— Так что?

— Я думала,— вздохнула фру Викторсон,— что письма — только письма, а не предмет публичного интереса.

— Которым они стали благодаря нашему молодому коллеге, — добродушно добавил в качестве пояснения защитник.

Окружной прокурор немного покраснел и тут же разозлился на себя.

— Вы утверждаете, — продолжал он, — что вскоре после визита Боттмера спустились вниз к мужу за какими-то деньгами. Зачем вам нужны были деньги?

— На хозяйство и текущие расходы.

— Так поздно, на ночь глядя?

— Они нужны мне были утром.

— Значит, вы не собирались тратить их в тот вечер?

— Нет, конечно, а что?

— А то, — коварно заметил прокурор,— что кажется странным, если после столь неприятных переживаний, минут страха вы сразу же спокойно принимаетесь планировать расходы по хозяйству на завтра. Вам так не кажется?

Репортеры понимающе переглянулись.

— Боттмер показал ей письма, — предположил репортер с бакенбардами, — и хотел, чтобы она в тот же вечер за них заплатила.

— Ну да, так думает прокурор, — подтвердил другой.

А прокурор тем временем сменил тему.

— Фру Викторсон, — сказал он, — вы вспоминали, что у вас с мужем никогда не шла речь о разводе. Но тем не менее вы сами об этом думали, верно?

— Нет, Для этого не было никаких причин.

— А вы не припоминаете, что как-то раз, еще до того, как отпустили Боттмера, вы спрашивали некоего юридически подкованного человека из своих знакомых, как обстоят дела с интересами супруги в случае развода на основании доказанной измены?

— Да, помню, спрашивала. Я читала о подобном случае в каком-то журнале.

— Вы так показали на допросе. И тогда же указали точно, какие журналы читаете. Мы просмотрели все номера, которые можно принять в расчет, но ни в одном ничего подобного не нашли. Можете вы нам это как-то объяснить?

— Это мог быть любой другой журнал, который я купила по случаю.

Фру Эркендорф довольно ухмыльнулась. Она знала, к кому с этим вопросом обратилась фру Викторсон и какой получила ответ.

— Теперь давайте посмотрим, — продолжал прокурор, — что вы делали тем вечером. Вы отправились следом за Боттмером. Сказали мужу, что уходите?

— Он как раз собирался ложиться.

В качестве пояснения защитник уточнил:

— У супругов отдельные спальни.

Присяжный с бабочкой смерил подсудимую пронзительным взглядом.

— Боттмер,— продолжал прокурор, — сказал вам, в какой гостинице остановился, но не сказал, в каком номере. Это так?

— Да, так.

— И как вы собирались попасть в гостиницу?

— Об этом я не думала.

— Если бы вы попали туда, как вы собирались найти номер Боттмера?

— Не знаю. Так далеко я в своих рассуждениях не заходила.

— Вы настаиваете, что шли туда и при том не имели ключа?

— Да.

— Хотя знаете, что при обыске у вас дома был найден спрятанный ключ от входа в гостиницу.

— Один из ключей от гостиницы! — запротестовала обвиняемая. — А не ключ. Таких ключей несколько.

— Хотя знаете, что при обыске у вас был обнаружен один из ключей от гостиницы? — поправился прокурор.

— Да. Но я не имею понятия, как он туда попал, — отрезала фру Викторсон.

— В таком случае других вопросов я пока больше не имею.

Защитник сразу встал и показал себя во всей своей красе. Он был рослым мужчиной с яйцеобразной головой и характерным профилем. Кто не знал, что адвокат знаменит на всю страну, мог принять его за актера, прославившегося в ролях мошенников.

Он повернулся к фру Викторсон с миной недоверчивого сочувствия.

— Тут говорилось о вашей дружбе со Стуре Боттмером. Я хотел бы узнать об этом побольше. Вы выходили вместе в море на яхте. Часто?

— Раза два-три.

— Так, два-три раза. Надолго?

— Часа по четыре примерно. Выходили мы в море воскресным утром и возвращались еще до обеда.