В городских сплетнях слово «убийство» еще не фигурировало. Остлунд повторил его, но оно показалось ему слишком сильным.

— Убийство? Не преувеличивай. Есть и другие способы довести людей до ручки.

— Верю, — убежденно кивнула жена и принялась распутывать иглой затянувшуюся петлю.

— Весь вопрос — почему, — вслух размышлял Остлунд. — Чтобы лишить его жизни, нужен был повод.

— Некоторых толкает на это одна испорченность.

— Ах нет, не настолько же они испорчены.

— Если бы… — заверила жена.

Остлунд не питал никаких иллюзий насчет местных шишек, но все-таки не думал, что они могут довести людей до смерти только ради удовольствия. Он был убежден, что за всем этим должен крыться какой-то мотив. А пока, продолжая молчать и отстукивать городские новости на допотопном «ундервуде», решил, что переберет все мотивы, которые только заслуживают внимания.

Управившись с городскими новостями, он перебрал в уме всех участников вечеринки у Викторсона. Там были Викторсон с женой, пастор с супругой, супруги Эркендорф и доктор Скродерстрем. По его сведениям, больше гостей не было.

Коммерсанта Викторсона он весьма уважал как человека, который сумел пробиться в нелегком мире бизнеса, где сам Остлунд потерпел крах. Но в этом уважении скрывалась и зависть. На таком нелегком пути человека ждут не только розы, особенно если он относительно порядочен. Боттмер был поверенным Викторсона, и по деревенским представлениям Остлунда это значило, что с помощью Боттмера тот оформлял фальшивые счета и обирал людей. Так что тут долго искать мотив не приходится.

Труднее было вообразить в роли убийцы прелестную фру Викторсон. Не то чтобы он разделял всеобще мнение, что мягкость женского характера исключает возможность насилия; он наблюдал за женщинами в деревенской лавке и не раз имел случай убедиться, что нежность для них не главное. Но фру Викторсон, думал Остлунд, не способна ни на что иное, кроме того, для чего Господь по своей доброте создал женщину.

Еще труднее было представить убийцами священника с женой. Правда, несколько лет назад поговаривали, что у пастора возникли проблемы с сохранностью церковных фондов, но все удалось уладить, и больше ничего подобного слышно не было. А жена священника слишком глупа для такого поступка, как убийство. «Впрочем, во всем остальном тоже», — подумал Остлунд.

Уж скорее можно было заподозрить нотариуса Эркендорфа. Конечно, он слуга закона, но имел склонность все усложнять. Мелкие юристы порой сталкиваются с такими проблемами, которые у нормального человека просто никогда не возникают. Однако Остлунд не знал ни о каких проблемах, которые могли бы спровоцировать конфликт Эркендорфа с Боттмером. И он решил, что во всяком случае этим стоит заняться.

Еще легче в этой роли можно было представить фру Эркендорф. Она отличалась сильной волей и была весьма честолюбива. Связываться с ней не стоило. Кроме того, Остлунд знал, что у них с Боттмером были какие-то общие коммерческие дела. А так легко может возникнуть конфликт, особенно если спекуляции приобретают большой размах.

Оставался еще доктор Скродерстрем. Многие считали доктора неудачником, но в глазах Остлунда он выглядел скорее фигурой романтической. Когда Остлунд приехал в Аброку, еще была жива жена врача, страдавшая тяжелой болезнью, которая в конце концов свела ее в могилу. Доктор делал для нее все, что мог, и на ее лечение извел столько денег, что едва не оказался на мели. Но история пришла к неизбежному концу, и для доктора это стало тяжелым ударом. «В нем словно что-то умерло», — подумал Остлунд, мысливший привычными штампами. Он не видел никаких мотивов, почему бы доктор захотел лишить Боттмера жизни. Но в свое время он обещал Паулю Кеннету выяснить обстоятельства внезапной кончины некоей старой девы. Остлунд собирался выполнить свое обещание хотя бы потому, что Кеннета страшно интересовали причины смерти. Впрочем, Остлунд не слишком рассчитывал, что наткнется на сенсацию.

Уже на другой день у него появилась возможность этим заняться. Он отправился собирать рекламные объявления в деревушку в нескольких милях от Аброки. Там местные власти устроили дом для престарелых. Одной из его обитатель ниц стала сестра Ида, которая ухаживала за фрекен Розен бок во время ее последней болезни.

Остлунд выехал рано утром на автобусе. В центре цветущего поместья располагалась народная школа для сельской молодежи. Остлунд встретился с клиентами, принял для газеты объявление о браке и оформил двух новых подписчиков на декабрь. Едва управившись со служебными обязанностями, он отправился в дом для престарелых.

Сестра Ида очень изменилась с тех пор, как вышла на пенсию. Она высохла как щепка и по крохотной квартирке передвигалась с большим трудом. Остлунд недолго донимал ее вопросами. Сестра Ида против них ничего не имела. Мысль о смерти уже стала для нее привычной.

— Да, — согласилась она, — смерть ее многим показалась неожиданной. Фрекен Розенбок очень страдала от ревматизма, но в нем никогда не видят ничего серьезного.

— А умерла она от ревматизма?

— Ах, ну что вы. Умерла она от ангины… воспаления миндалин.

— А от этого умирают?

— Старые люди умирают от чего угодно, — вздохнула сестра Ида.— Просто не выдерживает сердце.

— А как ее лечили?

— Врач велел ей лежать, делать теплые компрессы на горло, принимать натриум салициликум и еще какое-то снотворное на ночь. А почему вы об этом, спрашиваете?

— Никогда не знаешь, что может случиться. Обычно ангина так лечится?

Сестра Ида слегка шевельнула рукой, но жест понять было трудно.

— Я тысячи раз наблюдала такие болезни.

Остлунд вспомнил инструкции Пауля Кеннета: «Выясните, от чего она умерла. Спросите, делал ли врач уколы и какие. Знаете, у меня уже есть опыт с уколами в случаях внезапной смерти».

— Уколов ей не делали? — спросил он.

— Нет.

— Даже от ревматизма?

Сестра Ида слегка улыбнулась.

— Вы боитесь уколов, херр Остлунд, верно? — заметила она. — Как многие другие. Даже крупные и крепкие мужчины.

— Так ей делали уколы?

— Уколы? Откуда, никаких уколов. Но когда ее донимали боли, она принимала таблетки, которые назывались…

Фармацевтические фирмы дают своей продукции названия, не иначе как порожденные болезненной фантазией. Смешивают латинские и греческие термины, будто аптекарь, готовящий микстуру. Остлунд вынужден был остановиться в коридоре у двери сестры Иды, чтобы записать длинное название таблеток.

«Да, не много я узнал, — подумал он. — Полагаю, врач лечил старуху слишком старомодно. Разве нынче не пользуются пенициллином и другими подобными средствами? Но со стариками всегда так». Остлунд достаточно долго жил в деревне, чтобы знать, как бывает. Старикам дают умереть, если им хочется, а потом говорят, что смерть стала для них избавлением. Но если говорить по правде, то он никогда не видел, чтобы врач или кто-то еще хоть соломки подстелил, чтобы помешать подобному избавителю в его деле.

Вернувшись домой, он тут же позвонил Паулю Кеннету и все ему рассказал.

— Жаль, что я вас зря обременял, — вздохнул Пауль,— но внезапные смерти всегда возбуждают мою фантазию. Впрочем, похоже, тут мы ничего не нащупаем. Никаких уколов, ничего. Я, конечно, расспрошу специалистов, для чего нужны такие таблетки…

На другой день Остлунд решил разузнать кое-что о нотариусе Эркендорфе. В повседневную его погоню за новостями входило и посещение ратуши. На этот раз он расширил маршрут, прошелся по всем кабинетам и в каждом осторожненько расспрашивал, смог ли нотариус как следует восстановиться после отпуска. Это было непрямое приглашение посплетничать. И сотрудник финансового отдела наживку заглотнул.

— Со здоровьем у него в порядке, — сообщил чиновник, — но теперь он решил сменить обои.

— Надо же! — удивился Остлунд.

— Ну да, вчера я видел у него на письменном столе образцы. Узор из змей или чего-то подобного.

— Любопытно, — протянул Остлунд. — Змеи означают, что не все в порядке.