— Подпиши!

Это было заявление о благонадежности. Подписывать его Васил отказался, и тогда ему запретили учиться. Мать горько завздыхала: теперь уж сын не выучится на пана, да что поделаешь? Может, доучится когда-нибудь потом.

Встретил как-то Васил на улице Михала Пулея, вожака деревенских коммунистов.

— Ну что, Васко, выучился? — спросил Михал.

— Да нет, выгнали меня.

— Знаю, знаю. Что думаешь делать теперь?

— Ничего…

— Пойдем искупаемся?

— Пошли!

Освежившись, они легли на лугу позагорать.

— Васко, как ты относишься к последним событиям?

— Так больше продолжаться не может.

— Что же делать?

— Что делать? Наверное, в первую очередь надо выгнать венгерских фашистов, потом разгромить Гитлера и восстановить Чехословацкую республику, а там увидим… А что думаете по этому поводу вы, коммунисты? Что намерены предпринять?

— Почему это тебя интересует?

— Да просто так. Иногда так тяжело на душе! И потом, хотелось бы знать, как вы теперь…

— Что значит «теперь»?

— Ну, после заключения советско-германского договора… Боюсь, что этим все не закончится. Впрочем, многие этого опасаются.

— Мы тоже поначалу переполошились, но потом поняли, что Советский Союз вынужден был пойти на это, потому что еще не готов к войне. В этом все дело.

— Гм…

— А ты не хочешь работать с нами?

— Хочу. Возьмете?

— Возьмем. Люди нам нужны. Только…

— Что «только»?

— Придется подчиняться дисциплине и ни в коем случае ничего не предпринимать на свой страх и риск.

— Хорошо, я согласен.

И Васил стал работать. Он разъяснял людям, что хортистокая Венгрия — это союзник фашистской Германии, организовывал саботаж на транспорте и на предприятиях, на нелегальных сходках вдохновенно распевал с друзьями «Смело, товарищи, в ногу».

В сентябре 1939 года Васил видел, как отступали через Закарпатье разбитые польские части, как хортисты разоружали поляков и отправляли в концентрационные лагеря.

Как-то раз приносит девятилетний брат Петр Василу бумажку, в которой сообщается, что в школе организуется футбольная команда, а Киша приглашают в центрфорварды. Придя в школу, Васил застает там трех хортистских агентов и директора Матея, бывшего чехословацкого офицера запаса, ставшего при нынешних властях коллаборационистом. Хортистским агентам он заменял переводчика.

— Мы хотим поговорить с тобой, Васил. Ты еще молод и потому ума у тебя маловато. Ты не понимаешь, что делаешь…

— Да я ничего не делаю.

— Мы хотим тебя предупредить: не водись с коммунистами.

— Я политикой не занимаюсь.

— Ах, не занимаешься? Зачем же тогда встречаешься с Пулеем, с Кучерявым, с… — И далее хортисты перечисляют всех товарищей Васила.

«Откуда у них, черт побери, такая точная информация? Кто нас выдал?» — мелькает в голове у парня, а агенты уже окружают его, и выражение на их лицах не обещает ничего хорошего. Лишь директор Матей сидит не двигаясь и спокойно так говорит:

— Подумай, Васил, что ты делаешь. Мы ведь тебе добра желаем. Понимаешь, хотим тебе помочь.

— Послушайте, пан директор, мы иногда встречаемся, это правда, но ни о какой политике и речи нет. Мы ходим вместе купаться, болтаем о спорте, о девушках, как принято у парней, а политикой никто из нас не интересуется.

Директор пожимает плечами:

— Ну, как знаешь, — и переводит его слова.

Хортисты, как по команде, набрасываются на Васила. Отработанным приемом они заламывают ему руки за спину и скручивают веревкой, а конец ее перекидывают через балку на потолке. Васил замечает ее только сейчас, когда его уже подвешивают к потолку.

— О чем вы говорили на своих антигосударственных сходках?

Куда только подевалось спокойствие и человеколюбие директора Матея! Теперь он просто орет на Васила. Наверное, это и есть его настоящее лицо, а то была всего лишь маска.

Басил сдерживается изо всех сил, чтобы не закричать от боли. Со лба у него струится пот, кровь сочится из разбитых губ. Он задыхается. Тогда его мучители ослабляют веревку так, чтобы он мог коснуться пола. Но стоять он не может — трясутся колени.

— Пан директор, клянусь, мы встречались только как друзья. Политикой мы не интересуемся…

Васила опять вздергивают вверх, и ноги его, как прежде, не касаются пола.

— А-а-а!

Трещат суставы, болезненно напрягаются мышцы. Перед глазами Васила крутится огненная карусель, а потом он куда-то проваливается.

— Ах ты, свинья паршивая! На, получай! — бьет его со злобой директор Матей.

— Так тебе, так! Душу из тебя вытрясем! — колотят указками хортисты.

Васил приходит в себя и чувствует, что лежит на полу в луже. Пустое ведро стоит под столом. Один из агентов пинает Васила ногой.

— Катись отсюда! — визжит директор Матей. — И только посмей!..

Васил приподнимается, опирается об пол и мгновенно ощущает невыносимую боль. Он бессильно опускается на пол, и чья-то нога опять пинает его. Мучители дружно смеются…

Васил успевает дотащиться до соседней улочки, и там его начинает выворачивать наизнанку.

Позже выясняется, что хортисты так никого и не арестовали — видимо, у властей не было прямых улик. Организация уходит в подполье. Встречаться им теперь приходится в самых укромных местах. Но деятельности своей они не прекращают. Что ни ночь — на заборах и даже на общественных зданиях появляются чехословацкие и советские флаги. Венгерских начальников, офицеров и коллаборационистов охватывает паника. Временами даже кажется, что террор ослабевает.

Наконец коммунистам удается выяснить, кто их предал. Это одноклассник Васила — Иржи Бабидорич. Один из членов организации попытался склонить его к побегу в Советский Союз и по неосторожности назвал тех, кто собирается сделать это в ближайшее время, — Васила, Пулея, Кучерявого и других. Бабидорич рассказал об этом своему отцу, активному деятелю партии аграрников, не так давно вернувшемуся из США, а старик тут же побежал к жандармам, чтобы доказать свою лояльность по отношению к новым хозяевам.

На след предателя коммунистов наводит жена венгерского старосты в Турьей Поляне, смуглая красотка лет тридцати. На танцах она приглашает Васила и, улучив момент, прижимается губами к его уху:

— Я подслушала разговор мужа. Они собираются публично судить вас, а потом для устрашения кого-нибудь расстреляют… или повесят… Предал вас Бабидорич… Берегитесь, вы так молоды…

— Большое спасибо. Я, правда, не совсем вас понял, но все равно спасибо. Мы этого не забудем.

Она сжимает его плечо и опять шепчет:

— Как только кончится танец, поклонитесь мне, проводите на место и продолжайте веселиться, будто ничего не случилось. Сразу не уходите. Аресты начнутся, скорее всего, завтра ночью. Ну, прощайте!

— До свидания.

В тот же вечер Васил информирует своих товарищей и они вырабатывают план действий. Утром, как обычно, пойдут на работу в лес. Если вдруг появятся жандармы или шпики, надо сразу все бросать — и ходу! Назначают место встречи — в деревню они конечно уже не вернутся. А завтра ночью потаенными тропами отправятся в Советский Союз. Тропы, по которым ходят пограничные патрули, и запретные зоны, где венгерские саперы возводят «линию Арпада», придется обходить стороной. Необходимо взять с собой оружие. Оно есть почти у всех.

С весны 1940 года по тайным тропам в Советский Союз уходили тысячи парней и девушек в возрасте от 17 до 25 лет. Некоторые деревни из-за этого почти обезлюдели. Только Турью Поляну покинуло более двухсот человек.

В ночь на 24 июля на условленном месте собираются парни из Порошкова и Турьей Поляны. Командиром выбирают Михала Пулея. В течение всего следующего дня они идут лесом, останавливаясь лишь на короткий отдых. Границу переходят ночью при свете звезд. Наконец они различают в утреннем тумане табличку: «Гусное». Они обнимаются и плачут от радости, а потом направляются туда, куда указывает стрелка.