Шли всю ночь. Начало светать, и рассвет разбросал по зелени горного луга красноватые блики. Усталость как рукой сняло, и в нас снова проснулись радость бытия, ликование от ощущения вновь завоеванной свободы, что нет тюремных стен и зоркого глаза охраны, от возможности снова видеть зелень деревьев, усыпанных цветами, блеск родников, ощутить на коже лица тепло солнечных лучей…

Сознание того, что все живы и идем, хотя и медленно, в наш лагерь, придает силы бывшим узникам. Мы смотрим друг на друга, обнимаемся, наши щеки влажны от слез счастья. Кто-то запевает песню, мы весело перекликаемся, мы спасены…

Глава написана Джузеппе Фьюмарой по рассказам участников событий

«На последнем этапе нашей борьбы с немецкими фашистами, — рассказывает Карло, — я получил задание руководить группами повстанцев из города Беллуно, которые должны были выйти из горного района и составить еще одну партизанскую группу.

На некоторое время мне пришлось оставить базу, и я не мог поддерживать связь со своей группой в горах: в основном мне приходилось заниматься делами в пределах городской черты. Уже вскоре Кузнецов дал мне знать, что он хочет присоединиться ко мне. Как всегда, он не хотел оставлять меня одного. Честно говоря, и мне было трудно без него.

Я передал ему, чтобы он подождал, пока не найдется удобное место, где он мог бы скрыться. С его внешностью находиться в городе было крайне опасно. Его сразу же схватили бы, приняв за немца-дезертира или же русского: в любом случае жизнь его была бы в крайней опасности.

Когда я нашел надежное место для его укрытия, то послал в горы связного, чтобы тот привел Кузнецова в Беллуно. Однако, к сожалению, связному не удалось добраться до места. Группа, в которой был Кузнецов, была атакована фашистами и вынуждена была отступить. Связной постарался найти ее и уже был близок к цели, когда группе на ее новой позиции пришлось снова принять бой и отойти к Чезиомаджоре — маленькому селению, почти деревне, где были расположены наши склады продовольствия и боеприпасов, а также были люди, хорошо знавшие данный район и которые могли помочь уйти от преследования.

Уже темнело, когда маленький отряд вышел к окраинам Чезиомаджоре. Все были измотаны непрерывными стычками с врагом, долгими ночными переходами. Поэтому было решено в этом селении пополнить запасы продуктов и боеприпасов, немного отдохнуть и подготовиться к новому маршу…

Участник боев в селении Чезиомаджоре итальянский партизан по имени Уго вспоминает далее подробности трагедии двадцатипятилетней давности, об Ванье Кузнецове: «В селении Чезио — так сокращенно он называл этот населенный пункт — к одиннадцати часам мы наполнили вещевые мешки боеприпасами, продуктами и сами хорошо поели. В сарае, где были сделаны грубые нары, было тепло. Мы долго не спали. Нас, итальянцев, было около десятка человек да еще трое русских. Они переговаривались, видимо, вспоминая свои далекие края, и потом рассказывали нам о своей стране, доме итальянскими словами, которые они хорошо уже знали. Потом мы крепко уснули. В поселке молчали даже собаки, словно боясь спугнуть наш сон. Я внезапно проснулся: то ли мне сон какой приснился, то ли жарко было. Я вышел из сарая. На востоке брезжил рассвет. Я сделал шаг к копне и от увиденного вдруг застыл как столб. Сразу же в полной темноте послышался рокот моторов. На тяжелых транспортных машинах фашистов вдруг ярко вспыхнули фары. Я вскочил в сарай и скомандовал «тревогу». Забросив вещевые мешки за спину, схватив оружие, мы бросили место ночевки и стали отходить в горы. Почти со всех сторон селение оказалось окруженным снопами света от фар грузовиков, слышались команды, крики немецких солдат.

Я заметил, что немцы наступали на нас тремя группами. Это стало ясно сразу же. Одна, видимо, центральная группа занялась прочесыванием домов, другие обходили селение с двух сторон, стараясь нас окружить. Уже на окраине мы столкнулись с передовым отрядом. Немцы открыли бешеный огонь. Но было еще темно, и он нам не принес вреда. Мы смогли преодолеть некоторое расстояние и приблизиться к уступам горы. Это еще не означало, что мы оказались в безопасности, что оторвались от врага и вышли из зоны огня.

Фашисты сразу же поняли наши намерения. Они прекратили прочесывание селения, и все бросились на нас, пытаясь обойти с флангов. Мы начали бой с превосходящими силами карателей. Вот здесь-то Ванья Кузнецов и решил принять огонь на себя. Он крикнул, чтобы мы уходили, но не все сразу, а группами. Мы решили оставить ему два автомата, которые нам невмоготу было нести при таком поспешном отступлении.

Видя, что немцы в лоб не идут, Ванья решился на дерзкий план. Он сказал товарищам, чтобы те попробовали стрелять из двух автоматов одновременно для создания видимости сильного непрерывного огня. Ослабление огня осталось незамеченным. Партизаны тем временем группа за группой уходили в горы. В группе прикрытия остались Ванья, Аслан из Чезио и еще один партизан. Они довольно долго сдерживали напор неприятеля, создавая видимость, что отстреливается все та же большая группа. Тем временем стало совсем светло, и их уловка теряла свой смысл. Приближались наиболее трудные для них минуты.

Мы наблюдали из-за горных укрытий, как Ванья махнул Аслану рукой, чтобы и он уходил. Но тот, видимо, не согласился. Третий партизан слышал, как Аслан громко сказал Ванье, что не русские ребята должны защищать его дом, а он сам. Однако Кузнецов настоял на своем. Он похлопал Аслана по плечу и показал на дорогу, ведущую в горы, затем снова склонился над пулеметом и начал поливать карателей непрерывными очередями. Он, Ванья, знал, что нужно подольше держать под огнем немцев, чтобы дать возможность уйти двум товарищам от карателей.

Пулеметчик Ванья считал, видимо, про себя невероятно долгие минуты и прикидывал, как далеко ушли Аслан и его товарищ. Он прикрывал огнем их отход.

Мы не могли помочь Ванье и только сверху видели, как он перенес огонь в другом направлении, И пока немцы осторожно приближались к нему, чтобы захватить, он быстро и незаметно перебрался левее селения. Эта часть была почти открыта, и с нее просматривалась вся окраина. Она не прикрывалась ни склонами холмов, ни домами и поэтому не была занята немцами. Им было ясно, что партизаны не решатся отступать в этом направлении. Ванья нашел какую-то яму и успел укрыться в ней. И почти сразу же первая группа фашистов, бешено стреляя, выскочила к тому месту, где Кузнецов был несколько минут назад. Партизана там не оказалось, автоматы умолкли, но тут же за спиной карателей раздался треск очереди, два эсэсовца упали на землю, а другие залегли.

Началась непрерывная и необычная охота за русским парнем. Мы уходили с нашими ранеными все дальше в горы, а Ванья, как опытный воин, то укрывался, то снова вскакивал и появлялся там, где его не ждали, и, посылая губительные очереди, отвлекал на себя значительную часть фашистов.

День вступал в свои права, солнце стояло совсем высоко. Предрассветный туман, делавший все очертания размытыми и служивший верным союзником партизанам, давно уже рассеялся, и теперь под лучами солнца Кузнецов остался один на один с врагом.

Борьба длилась невероятно долго. Теперь мы видели, вокруг Кузнецова стягивалось кольцо карателей. Они подбирались к нему все ближе и ближе. У Кузнецова оставался единственный способ выбраться из кольца — по дну маленького овражка, прорытому весенним потоком. Так он и сделал.

Несмотря на крутой склон и сырую почву, Ванья довольно быстро поднялся вверх и добрался до такого участка, где подъем был не очень трудным. Мы радовались за него, он уже был почти в безопасности.

Вот Ванья продвинулся еще на несколько десятков метров. Шел очень медленно. Может быть, ему лучше было бы побежать. Мы видели, как он вдруг остановился, словно от резкого толчка. Затем, держа автомат перед собой, нажал на спусковой крючок. Треск очереди его автомата смешался с грохотом автоматов карателей. Кузнецов упал. Мы, бывшие уже в безопасности, в ужасе остановились.