Большое воспитательное значение мы придавали ритуалу вручения правительственных наград.

Вручение орденов — это праздник для воинов. Все видят: ты получаешь орден — знак благодарности Родины за ратный труд! Однако полк построить для этого не всегда удавалось.

— Пошли, Василий Терентьевич, в батареи, — сказал мне командир полка, — там и вручим.

Во 2-й батарее нас встретил докладом комбат Иван Максимович Емельянов, незадолго до этого вернувшийся из госпиталя. В блиндаже собрались офицеры и экипаж командира батареи, Колобов приколол к гимнастерке Емельянова орден Красного Знамени.

— В самый раз отдохнуть вам теперь, Иван Максимович, — заметил я, вслед за командиром полка поздравляя Емельянова с высокой наградой, и протянул ему путевку в армейский дом отдыха на пять дней.

В 1-й батарее командир полка вручил орден Славы III степени старшине И. Сытытову.

— Будем считать, что этот орден — немаловажный для парткомиссии аргумент в вашу пользу, — крепко пожимая старшине руку, сказал Колобов. Он имел в виду поданное Игорем заявление о приеме в партию.

Ордена Отечественной войны I степени удостоился и парторг полка капитан М. П. Пузанов.

Однажды под вечер в мою землянку вихрем ворвался Пузанов и с порога радостно воскликнул:

— Нашлись, товарищ майор! — Он протянул мне распечатанное письмо.

— Кто нашелся?

— Жена и дети! — сияя, ответил парторг. — Живут в деревне под Луцком. Во время оккупации были в партизанском отряде. Когда пришли наши войска, жена написала родным. Те дали мой адрес — и вот.

— Рад, очень рад за тебя, дорогой! — вырвалось у меня. — Поздравляю! Немедленно пиши рапорт об отпуске на десять дней и поезжай к своим. До Люблина на нашей машине, а там поездом. И не забудь от меня передать им привет.

— Спасибо! Доберусь на попутных. А здесь за меня останется член партбюро старший лейтенант Куницкий, — сказал Пузанов и исчез — радостный, возбужденный.

Его настроение передалось и мне. Как-то светлее стало на душе. В который раз подумал: «Чудесный человек Михаил Павлович. Лучшего парторга и не сыскать».

Порой говорят о человеке; «Весь принадлежит людям». Эти слова можно полностью отнести к Пузанову. Умел он отыскать путь к сердцу солдата. Недаром не только коммунисты, но и все в полку считали его «своим парторгом».

Помню, рассказывала Тося, как при ней солдаты говорили о Пузанове. Поводом послужило письмо от родных наводчику орудия сержанту Василию Сухонину. Он долго не получал писем и, понятно, волновался. Узнал об этом парторг, написал родным Сухонина. И вот — радость для сержанта. И не узнал бы Сухонин, кто побеспокоился о нем, да родные сами сообщили в письме. Сухонин рассказал об этом товарищам.

— Для него, Василий, все равны: ты или я — беспартийные — или вот мой тезка — коммунист Михаил Долгушев, — ответил механик-водитель сержант Михаил Шевкунов. — Все мы для него однополчане.

— Да я не об этом, — возразил Сухонин. — Дело-то, казалось бы, мелочное: письмо. Ты вот, скажем, или Куртеев знали, что я не получаю писем, а не написали же.

— Для капитана Пузанова письмо — не мелочь, — поспешил сказать доброе слово о парторге и беспартийный Бахмет Кутлугалиев. — Когда он приходит к нам, интересуется всем и, если в чем нужда, — обязательно поможет. Такой он человек.

— И пожурит тебя так, что не обидишься на него. Был случай еще в июне, под Турийском, — вспомнил заряжающий Василий Горшков. — Нам выставили оценки по боевой подготовке: большинству — пятерки, некоторым — четверки, а мы с Николаем Васильевым получили тройки. Капитан Пузанов и говорит мне: «Как же ты, комсомолец Василий Горшков, фашистов бить будешь? С тройкой теперь никак нельзя. Не то время. Вся армия поднялась в высший, — говорит, — класс. Для боевой учебы не жалей себя, зато в бою врага одолеешь и живым домой вернешься». Пристыженный, я обратился к командиру, попросил времени, подготовился и сдал зачет на пятерку, А немного погодя парторг снова пришел к нам, Я рассказал ему о своих успехах. Он пожал мне руку и по-отцовски сказал: «Молодец!» И видна было — радовался за меня…

Говоря о Пузанове, невольно вспоминаю одно из, заседаний парткомиссии корпуса. В тот день члены парткомиссий приехали в полк: Борис Акимович. Азарьев — секретарь партийной комиссии, с ним Яков. Васильевич Качуров — заместитель по политчасти командира корпусного батальона связи. Третий член парткомиссии — парторг полка Михаил Павлович Пузанов. Заявлений о приеме в партию было несколько. Люди все — проверенные в боях, и заседание проходило, можно сказать, гладко.

Настала очередь Игоря. Вошел, четко представился:

— Старшина Сытытов!

Члены парткомиссии невольно залюбовались подтянутым, стройным воином.

Докладывал Пузанов: зачитал анкету Сытытова, партийные рекомендации, боевую характеристику. Рассказал о храбрости и отваге, проявленных старшиной в боях с врагом, сообщил о решении партийного собрания полка, единодушно проголосовавшего за прием Игоря в ряды ВКП(б). Слово было за самим Сытытовым. Однако Пузанов не спешил садиться. Чувствовалось: парторг хочет еще что-то добавить, видно, собирался с мыслями.

Члены парткомиссии были заранее ознакомлены с документами вступавших в партию, в том числе и с документами Сытытова, и недоуменно поглядывали на замолчавшего Пузанова.

Михаил Павлович, решившись, продолжал:

— У Сытытова отец арестован в 1937 году. За что — Игорь не знает, но факта этого не скрывал от коммунистов.

Затем Пузанов подробно рассказал о там, как этот вопрос обсуждался на полковом собрании.

— Где теперь отец? — спросили Игоря на парткомиссии.

— Не знаю. Связи с ним семья не имеет.

— Кто у вас остался из родных?

— Мать и сестренка, младше меня. Они недавно вернулись из эвакуации домой, в Москву.

— М-да… Отец… Сложный вопрос, — неопределенно протянул Качуров.

— Чем же он сложный, вопрос-то, Яков Васильевич, — снова поднялся Пузанов. — От партии Игорь правду не скрывает. Вины: его нет. Известно: сын за отца не отвечает. Тем более что сын доказал свою преданность Родине и партии в боях. Два ордена заслужил. Не сомневаюсь: проявит себя и в дальнейшем с самой лучшей стороны… Коммунисты полка хорошо знают Сытытова, верят ему. Жизнь у парня чиста, как родниковая вода. А нам дорого все светлое, чистое, что есть в людях. Прошу утвердить решение партийного собрания о приеме товарища Сытытова Игоря Михайловича кандидатом в члены партии.

Азарьев поддержал Пузанова. Качуров не сказал больше ни слова, тоже поднял руку «за». Затем все поздравили Игоря, пожелали ему новых боевых успехов.

Так Пузанов отбирал в партию лучших людей.

Этот эпизод особенно запомнился Mire как пример объективного и принципиального подхода к пополнению рядов партии.

В октябре 1944 года коммунисты составляли 37 процентов личного состава полка. На всех важнейших участках у нас были партийцы. Это прежде всего — командиры батарей и самоходных установок, механики-водители. Например, в 4-й батарее из пяти механиков-водителей четверо были коммунистами.

Бурный рост рядов партии в те годы, отмечался во всех Вооруженных Силах. В этом ярко проявились преданность бойцов и командиров делу Коммунистической партии, готовность связать с ней свою жизнь.

2 октября в полку состоялось партийное собрание с повесткой дня: «О состоянии работы по приему в партию и задачах идейно-политического воспитания коммунистов». Пригласили всех, кто мог прийти на собрание без серьезного ущерба для боеготовности батарей. Записались для выступления 18 коммунистов, выступили 12. Привожу эти цифры, чтобы подчеркнуть: и на фронте можно было выкроить время, чтобы обеспечить активное участие коммунистов в обсуждении важнейших вопросов жизни парторганизации.

Не стану пересказывать выступления, отмечу лишь: наряду с положительными моментами в них содержалась и острая критика. Вскрывались факты нарушения директивы Главного политического управления о порядке рассмотрения дел по приему в партию, вследствие чего Отдельные молодые коммунисты «ходили» в кандидатах больше трех месяцев,[19] «хромала» идейно-воспитатель-иая работа, не все коммунисты имели партийные поручения.