"Да, не предполагал, – ответил я, – и не только оживление и хладнокровие, но я вижу здесь такое веселье, какого давно уже не замечал даже в столице. Точно Вы не в Ставке, вблизи фронта, точно и войны нет никакой"...

"Браво, браво, князь", – чуть не захлопал в ладоши мой собеседник. "Это оттого, что ни в ком из нас нет ни малейшего сомнения в исходе войны; что все, начиная от генерала и кончая солдатом, скованы уверенностью в самой блестящей победе... Вдребезги разнесем Тевтонию"...

"Да на чем же Вы строите такую уверенность?" – спросил я удивленно... "Как на чем?! На всем!" Я вопросительно посмотрел на собеседника. "Это все Петербург наводит на всех панику, – продолжал он, – если бы Вы знали, как отравляет нас этот вечно ноющий тыл, эти бабьи страхи... Когда вы вернетесь в Петербург, то расскажите всем, что Вы здесь видели... Скажите, что мы здесь чуть только не танцуем"...

"Вам виднее, – ответил я, – но у меня лично такой уверенности нет. Я понимаю, что прифронтовой службе полезно питать преувеличенные надежды, чтобы своим настроением вдохновлять фронт, но"...

"Нет, нет, – перебил меня собеседник, – мы искренне исповедуем свою уверенность: Германия будет побеждена, она должна быть побеждена!"

"Может быть и будет, – ответил я, – но в том, что она должна быть побеждена, я сомневаюсь, ибо одинаково невыгодно как России уничтожать Германию, так и Германии Россию"...

"Ну да: Вы известный германофил", – ответил мой бывший сослуживец. "Нет, не потому; а потому, что, кроме воли двух враждующих сторон, из которых каждая, естественно, хочет остаться победительницею, есть еще третья воля, наиболее беспристрастная... Одни называют эту волю – волей Божией, а другие – законом исторической необходимости. Война с Германией есть безумие с обеих сторон. Каждая из этих сторон воюет, в сущности говоря, против самой себя... Победа или поражение Германии будет победою или поражением России, Господь не допустит такой явной бессмыслицы, и война кончится вничью"...

Мой собеседник рассмеялся и, наклонившись ко мне, шепотом сказал мне:

"Вы знаете, если бы кто-нибудь услышал Ваши слова, то Вас бы повесили".

"Действительно, ради этого не стоило бы приезжать к Вам в Ставку", – ответил я, улыбаясь...

"А союзные обязательства, а это постоянное стремление Германии колонизировать Россию, ее наглый тон, с каким она диктовала нам свои требования, наконец ее отношение к Сербии, поведение в Бельгии, разве Вы все это забыли? Давно было пора обуздать эту вечную угрозу европейскому миру"...

"Нет, не забыл, – ответил я, – но эти причины, оправдывающие войну, растворяются в одной, запрещающей нашу войну с Германией. А Вы забыли, спрошу и я Вас, в свою очередь, что Россия и Германия являются единственными в Европе монархиями, но не по имени, а по структуре и существу, единственным оплотом монархического начала, единственным барьером, сдерживающим натиск революции... Рисуете ли Вы себе те результаты, какие сделаются неизбежными в том случае, если Россия победит Германию, а Германия выведет из строя Россию? Придет Англия и превратит Россию в колонию, как сделала с Египтом. Меня еще в гимназии, когда я был в 3-м классе, учили, что Англия является хищным ястребом, живущим чужой добычей; что знаменитый Британский Музей состоит только из награбленных сокровищ других народов... Потому-то я и являюсь германофилом, что отдаю себе ясный отчет в той исторической роли, какую играла Англия по отношению к России. Германия не могла играть такой гнусной роли хотя бы потому, что для нее невыгоден разгром России; а для Англии это выгодно... И Франция, и Англия одинаково боятся могущества как России, так и Германии, и тем больше – взаимной дружбы последних; поэтому к разрыву между нами и немцами были направлены все их усилия... А мы, как всегда, опростоволосились... Попались на удочку этих интриг и немцы"...

"Вот Вы и скажите об этом генералу Алексееву: смотрите, он еще сидит за столом; спешите, а то он сейчас выбежит отсюда", – сказал мой собеседник, сдерживаясь от смеха.

"Княже, княже, видно, что Вы только что из Питера прибыть изволили... Ведь Петербург бредит о мире, разве мы этого не знаем... Но что же получится?! Повторится история Японской войны, когда Петербург вырвал победу из рук Линевича, а Витте подписал позорный мир в Портсмуте"...

Упоминание о графе С.Ю. Витте заставило меня вспомнить один из эпизодов прошлого года, когда русские, застигнутые войной, не могли возвращаться домой через Германию, а устремлялись в Италию, чтобы из Бриндизи ехать в Константинополь, а оттуда в Одессу. Среди этих русских, заехавших сначала в Бари, где я в то время находился, занятый постройкою Святителю Николаю, а затем собравшихся на пароходе в Бриндизи, были граф С.Ю. Витте, С.С. Манухин, бывший тогда вице-председателем Государственного Совета, светлейший князь П.П. Волконский, княгиня М.Барятинская, граф А.Тышкевич, В.Малама и др... Все до крайности возмущались зверствами немцев и на все лады обсуждали случай с г-жою Туган-Барановской, которую немцы выбросили из вагона на полотно железной дороги, и где она, израненная, скончалась в страшных мучениях...

"Этого быть не может... Это клевета на немцев!" – закричал граф С.Ю. Витте.

"Война с немцами бессмысленна... Уничтожить Германию, как мечтают юнкера, невозможно... Это не лампа, какую можно бросить на пол, и она разобьется... Народ, с вековою культурою, впитавший в свою толщу наиболее высокие начала, не может погибнуть... Достояние культуры принадлежит всем, а не отдельным народам, и нельзя безнаказанно посягать на него"...

Я вспомнил, какие горячие возражения последовали тогда со стороны спутников графа, охваченных общим негодованием против немцев и проникнутых симпатиями к Англии. Возражая им, граф, в свою очередь, горячился и сказал:

"Да поймите же, что нам невыгоден разгром Германии, если бы он даже удался. Результатом этого разгрома будет революция сначала в Германии, а затем у нас".

И сказав эти слова, граф С.Ю. Витте расплакался, как ребенок. Я вспомнил об этом эпизоде и рассказал о нем своему собеседнику.

"Что же, – ответил он, – революция в Германии возможна; но что она будет в России, это уж Витте перехватил через край"...

"Все Вы здесь дети Сазоновской школы, – сказал я, – все Вы англоманы; но в вопросах широкой политики нужно принимать во внимание не личные симпатии к нации, а политические выгоды; а в том и сказывалось роковое значение нашей дипломатии, что она всегда забывала эту истину. Вот Вы сказали, что Германия всегда являлась угрозою европейскому миру... А я скажу Вам, что, если бы между Россией и Германией существовала подлинная дружба, то никакая война в Европе не была бы возможна... Потому-то Германия и бряцала оружием, что не была уверена в нас, что мы бросались то в объятия Франции, то в объятия Англии, и естественно, что Германия боялась нашего союза с ее врагами. Есть кто-то третий, кому выгодна гибель и Германии, и России"...

"Книга Нилуса", – перебил меня мой собеседник и закатился смехом. Он смеялся таким заразительным смехом, что я только и мог сказать ему:

"Да перестаньте же, на нас все смотрят"...

Но он не унимался и, трепля меня за рукав, сказал мне деланно серьезным тоном:

"Знаете, князь: Вы действительно приехали в самый раз... Тащите сюда скорее всю Ставку; смотрите, там еще все сидят за столом; скажите им: "Поворачивайте оглобли... Повоевали с Германией, и будет с вас: а теперь кидайтесь на Англию, а затем на Францию, чтобы всем досталось понемножку; а то, что же, в самом деле, наседаете на одну Германию и рвете ее на клочья"...

"Где же тут справедливость!.. Ах, как досадно, что Вы не привезли с собою Нилуса... И что бы было взять его с собою!.. Если приедете в другой раз, непременно привезите его с собою... Хорошо?.."