— Таня, ты… — разве можно выразить бушующий в нём вулкан чувств какими-то избитыми

фразами? Роман откинулся назад, на спину, и мягко улыбнулся: — Иди ко мне.

Если бы Антонова могла отказаться и сбежать… Развернувшись к нему лицом, она развязала пояс

халата, лёгким движением позволила махровой ткани свободно скатиться с плеч и обнажить полную

грудь, наклонилась, руками уперевшись в постель по бокам от крепкого тела любовника и, подтянувшись немного выше, поцеловала его — уверенно и многообещающе.

Смирнов скользнул ладонями по её обнажённой спине вниз, стянув халат до конца, отбросив в

сторону и оставив на желанной женщине лишь небольшой кусок чёрного кружева, скорее

открывающий, чем прикрывающий что-либо. Сегодня всё должно быть для неё. Перевернувшись, он

навис над ней, помог приподняться ближе к подушкам и припал губами к мягкой груди с твёрдыми

горошинами крупных тёмных сосков.

Татьяна едва слышно застонала, выгнувшись навстречу и вцепившись короткими аккуратными

ногтями в его плечи через старую домашнюю футболку. Она почти забыла, что бывает так хорошо.

Хотелось лишь чувствовать, не забивая голову лишними мыслями, что брюнетка и сделала, полностью отдавшись ощущениям.

Она закусила губу, когда тёплые пальцы скользнули между её бёдер, поглаживая сквозь тонкое

кружево, умело лаская и возбуждая.

Оторвавшись от пышной груди, Роман хрипло прошептал:

— Ты потрясающая. Чёрт возьми, я с ума схожу от тебя!

Антонова посмотрела на него, стараясь взглядом выразить свои чувства, потому что боялась сказать

что-то нелепое, и он понял её.

Встав на колени, Смирнов стянул через голову футболку, расстегнул ширинку на потёртых джинсах

и снова прижал к постели тело, которое готов был боготворить каждым прикосновением. У всех

разные идеалы, и шатен, наконец, нашёл свой. Теперь он был уверен, что не отпустит от себя эту

женщину, сумевшую перевернуть его жизнь.

— Таня, ты нужна мне, — ловкие пальцы избавились от последней преграды, лишающей Романа

полного доступа к его совершенству. — Ты особенная, — короткими поцелуями он спустился по её

животу ниже, к тёмным завиткам волос.

Устроившись между разведённых ног, он начал ласкать брюнетку губами и языком, наслаждаясь

приглушёнными тихими стонами.

Татьяна зажала рот ладонью, чтобы не закричать в голос. Трудно сдерживаться, когда всё тело

трясёт от желания и удовольствия. Она и раньше испытывала подобное, но это было слишком давно, чтобы остаться равнодушной сейчас.

Смирнов пленил её, не оставив и шанса на спасение.

Антонова дёрнулась, когда к губам и языку присоединились пальцы, проникающие в неё и

ласкающие изнутри. Её стоны стали какими-то жалкими, скулящими и умоляющими, но Роман не

останавливался, продолжая изводить любовницу изощрёнными, но сладкими пытками. Она должна

запомнить их первый раз.

Шатен подтянулся наверх, не переставая одной рукой ублажать Татьяну, и впился в её губы

требовательным поцелуем. Он хотел её. Хотел до дрожи и изнеможения.

Она пылко отвечала ему, обняв за шею и притягивая к себе. Между ними больше не было

возведённых барьеров непонимания. Единение. Полное.

— Рома, пожалуйста, — пробормотала женщина, когда он позволил ей глотнуть воздуха. — Я

больше не могу! — тонкие пальцы потянулись к его джинсам, стягивая их на бёдра вместе с нижним

бельём.

Смирнов подчинился, потому что сам не был железным. Вытащив из неё пальцы, он прижался к ней

возбуждённым членом, освобождённым от тесноты штанов.

— Господи! — простонала Антонова, шире раздвигая ноги.

— Возможно, — усмехнулся Роман, стараясь скрыть собственное волнение за напускной

весёлостью.

Придерживая напряжённый ствол рукой, он толкнулся, плавно входя в неё с тяжёлым громким

вздохом, сорвавшимся с губ.

Несколько движений, чтобы привыкнуть друг к другу, и они слились полностью, катаясь по

постели, как сорвавшиеся подростки, узнавшие, что такое секс, с той лишь разницей, что в данную

минуту ни у одного из них не повернулся бы язык назвать происходящее просто сексом.

Заниматься любовью можно страстно, с горячим желанием и остервенением, когда долго ждёшь

этого и, наконец, получаешь.

Татьяна не успевала осознать, как она оказывалась сверху, снизу, сбоку, как её ноги крепко сжимали

чужие бёдра, а потом располагались на широких, влажных от пота плечах. Это было сумасшествие.

Джинсы и трусы Смирнова сползли до щиколоток и неудобно болтались, но такая мелочь не

способна была помешать тому порыву страсти, с которым они бросались друг на друга.

Нельзя сказать, что разум покинул их, потому что стоны всё ещё отчаянно сдерживались, хоть и

рвались наружу.

Роман задыхался, вколачивая распростёртое под ним тело в кровать, быстро и размашисто двигая

бёдрами. Вдвойне приятно было то, что брюнетка не лежала под ним бревном, а с удовольствием

двигалась навстречу, беззастенчиво отдаваясь. Она дарила ему больше, чем своё тело — она

раскрывала перед ним душу, дверь в которую заколотила когда-то давно.

Сейчас все их чувства и эмоции были обнажены, распахнуты настежь и раскалены.

— Рома! — сорвалось с припухших влажных губ Антоновой, и она содрогнулась, попав под

накрывшую её волну оргазма. Сколько же лет она не ощущала подобного? Слишком давно…

Когда женщина, которую ты хочешь назвать своей, кричит твоё имя — это признак твоей победы

над ней.

Смирнов ещё несколько раз толкнулся в подрагивающее тело и вышел из него, с глухим стоном

кончая на светлое покрывало. Ему хватило опыта и ума, чтобы не наделать глупостей в порыве

страсти.

Тяжело дыша, он опустился на кровать рядом с Татьяной и уткнулся носом в её растрёпанные

волосы. Ему бы не хватило никаких слов, чтобы высказать всё, что он чувствовал в данный момент.

Она перевернулась, наваливаясь на него сверху и пристально глядя в тёмно-зелёные глаза. В этом

взгляде было всё то, что не сказано.

Приблизившись к его лицу, брюнетка коснулась приоткрытых губ своими, будто благодаря за

подаренное наслаждение. Её покинули смятение и нерешительность. Бороться с собой в

определённый момент становится бессмысленно.

— Ты сдалась, — тихо проговорил Роман, перебирая пальцами спутавшиеся пряди чёрных волос.

— Ты оказался слишком сильным противником.

— Жалеешь?

— Ни капли.

— Я хочу, чтобы ты была со мной.

— А разве я с кем-то ещё? — Антонова улыбнулась.

— Теперь точно нет, — он собственнически обнял её и поцеловал в плечо.

— Надеюсь, что и ты только со мной…

— Не вздумай верить всему, о чём болтают! — шатен рыкнул. — Женя близка мне, но по-дружески.

Да я женщиной её не считаю!

— А почему ты думаешь, что я о ней? — васильковые глаза лукаво сверкнули.

— Будто я не знаю, что о нас говорят!

— Я шучу, Ром, — Татьяна засмеялась. — Я верю тебе.

— Это дорогого стоит. Я понимаю, что тебе трудно сейчас, — Смирнов крепче обнял её. — У нас

всё получится.

— А как к этому отнесутся дети?

— Старший закатит пирушку, — проворчал мужчина.

— С чего ты взял?

— Этот мелкий поганец уже давно пытается подтолкнуть нас друг к другу. И, знаешь, ревность

вызвать он сумел.

— Ты ревнуешь меня к Олегу?!

— Ревновал, было дело.

— Жуть.

— Согласен.

— Я не уверена, что Алеся сможет принять наши отношения. Понимаешь, она вряд ли смирится с

тем, что кто-то занял место Кирилла.

— Тань, я не претендую на его место. Я это я.

— Да, вы разные… — Антонова задумчиво улыбнулась. — Ты нравишься ей. Возможно, это

смягчит её.

— Я не хочу заставлять тебя выбирать. Это нечестный выбор. Но я не отступлюсь, запомни.

— Я знаю.

— Скажем им в новогоднюю ночь?