— О чём вы оба думали?!

— Паш, ты не маленький и должен знать, что вредно думать во время секса, — Копейкина стояла на

пороге, скрестив руки на груди.

— Ты больная, — обернувшись к ней, Крюков скривился. — Ты соображаешь, что делаешь? Рома

вас обоих убьёт!

— Ой, вот не надо нагнетать, а! Тебя же Щербатый с Лёнькой не убили.

— Не сравнивай! У нас с Кисой всё серьёзно, и мы оба уже не дети!

— Да ты посмотри на эту деточку! — Женя кивнула в сторону Смирнова, равнодушно изучающего

скатерть. — Этот ребёнок при желании быка завалить может!

— Ты дура? Ты ведь понимаешь, что я хочу сказать!

— Хватит! — Олег рявкнул так, что даже Копейкина замерла, с удивлением глядя на него. — Никто

не в праве лезть в нашу жизнь. Как-нибудь сами разберёмся.

— Он прав, — подала голос Ирина. — Никто не должен решать за них, как им жить.

— Ириш, — блондин поморщился, — из этого ничего хорошего не выйдет, пойми.

— Люди учатся на своих ошибках, наивно полагая, что на чужих.

— Послушай свою девушку, она умные вещи говорит, — Женя одобрительно хмыкнула. —

Расслабься, Паш. Что сделано, то сделано.

— Давно вы вместе? — Крюков со вздохом опустился на стул.

— Не особо, — Смирнов лениво потянулся. — Жек, кофе сваришь?

— Обойдёшься. Я в душ.

— Сучка.

— Ублюдок, — Копейкина скрылась в коридоре, довольно напевая что-то под нос.

— Эм, у вас всегда так? — Киса ошарашено посмотрела на школьника.

— Да, — коротко ответил он.

— Придурки, — фыркнул Павел. — Надеюсь, Ромка выбьет из вас дурь.

— Мы найдём ещё.

— Чего?

— Дури.

***

Алеся и Егор вышли в коридор, услышав тихие голоса вернувшихся родителей.

— Вы долго, — зевнула девочка, поправляя длинную футболку Олега, выданную ей в качестве

пижамы.

— Извини, малышка, задержались, — Татьяна повесила на крючок пальто. — Почему не спите?

— Мультики смотрели. А Олег не вернулся.

— Он у друзей останется, — Роман улыбнулся. — Ужинали?

— Да, — Егор поправил сползшие на нос очки. — Значит, Леся может сегодня на кровати брата

спать?

— Конечно, — шатен поспешно ответил, боясь, что Антонова опередит его. Ему понравилась идея

сына.

— Здорово. Мы пойдём тогда, спать хочется, — мальчик взял за руку одноклассницу и потянул в

спальню.

— Спокойной ночи, — Татьяна проводила детей взглядом и посмотрела на широко улыбающегося

финансиста. Его красноречивую ухмылку отчаянно хотелось стереть с лица. Она фыркнула: — Я

сплю в гостиной.

— Хорошо.

— Одна.

— Вряд ли.

— Даже не думай!

— И тебе не будет скучно и одиноко в холодной постели?

— Нет.

— Я уверен в обратном, поэтому мой долг, как гостеприимного хозяина, скрасить твоё одиночество.

— И часто ты проявляешь такое гостеприимство? — брюнетка прищурилась.

— Я слышу нотки ревности в твоём голосе? — мужчина обнял её и, наклонившись, прошептал на

ухо: — На самом деле я отвратительный хозяин, но ради тебя готов постараться.

— Я не ревную! — Антонова отстранилась. — Не выдумывай.

— Зато я ревную, — отчеканил Смирнов, хмурясь. — Этот Артамасов потерял всякий стыд!

— Опять ты за своё?

— Таня, почему ты не видишь очевидных вещей? Чёрт возьми, как бы я хотел, чтобы все они

держались подальше от тебя!

— О ком ты?

— О других мужчинах. Меня злят их взгляды на тебя.

— Ром, ты параноик, знаешь?

— Нет, — шатен снова обнял её и уткнулся носом в чёрную макушку. — Ты просто не хочешь

замечать.

Роману казалось, что он сходит с ума рядом с этой женщиной. Она была невероятной, манящей, притягательной и слишком особенной, чтобы он мог позволить себе упустить её. И почему он с

самого начала не заметил, какая она на самом деле? Почему он так упорно гнал от себя мысли о ней

и так непростительно обманывался? Она та, кто нужен ему.

— Останься сегодня со мной, — его шёпот в воцарившейся тишине прозвучал неожиданно громко

для Антоновой.

— Ты спятил?! — она дёрнулась, скидывая с себя чужие руки. — Дома дети!

— Пожалуйста, — шатен провёл кончиками пальцев по её щеке. — Таня, ты нужна мне.

Нужна. Обычное слово, которое почему-то заставило Татьяну замереть. Она понимала, что

растворяется в этом человеке, сумевшем расшевелить внутри неё давно забытые чувства. Нельзя.

Нельзя предавать память о том, кого она любила всем своим существом, но так трудно сдержаться, когда тёмно-зелёные глаза пристально смотрят и не позволяют отвести взгляд. Он топил её в себе.

— Что ты со мной делаешь? — дрогнувший голос был полон отчаяния.

— То же, что и ты со мной, — обхватив ладонями лицо брюнетки, Смирнов приблизился к ней и

коротко поцеловал в губы. Выдохнув, он тихо спросил: — Останешься?

— Останусь, — согласие вырвалось само собой, образовавшись где-то внутри, больно ударив по

рёбрам, поднявшись вверх, прокатившись по гортани и слетев с кончика языка.

И теперь она первой потянулась к его приоткрытым губам, целуя поспешно и жадно, будто кто-то

мог отобрать у неё этот поцелуй.

Отпустить себя? Забыться? Возможно ли? Да. Да, если тебе не дают ни единого шанса на

отступление. Полная капитуляция. Безоговорочная.

Страшно. Безумно страшно открывать свою душу, которая так долго была закрыта, блуждая по

волнам памяти. Гораздо легче отдавать своё тело, как было до появления Романа в её жизни. Только

сейчас душа сама рвалась наружу, не спрашивая разрешения. Она просто распахивалась, впуская

внутрь что-то новое, к чему тянулась каждой частичкой.

Если у Антоновой и был шанс на спасение, то лишь тогда, когда она впервые увидела финансиста и

должна была бежать без оглядки. Не убежала. Пропала. Потерялась в нём.

Думать не хотелось. Мысли приводят нас в замешательство и топят в сомнениях. Можно

просомневаться всю жизнь, а потом корить себя за это. Иногда лучше сделать шаг вперёд, чем

отступить на два назад. Кто знает, выпадет ли когда-нибудь ещё одна попытка? Быть может, это

единственная возможность, которую нельзя упустить. Поймать мгновение и задержаться в нём.

Ошибка? Поспешность? Нельзя узнать этого, не рискнув. А что будет дальше? Время. Время, которое расставит всё по местам. Мы не властны над ним, мы не в силах остановить его и способны

лишь подстраиваться.

— Таня? — оторвавшись от её пухлых губ, он растерянно смотрел в васильковые глаза, понимая, что ещё может остановиться, если она попросит его. Одно только слово, и он отступит… на время.

— Молчи, — Татьяна, прижавшись лбом к широкой груди, часто дышала. — Умоляю, молчи. Мне

страшно.

— Ты боишься меня?

— Нас.

— Почему?

— Потому что мы оба не в состоянии бороться с соблазном.

— А нужно?

— Боюсь, что это уже не имеет значения. Я сдаюсь.

Глава 33

— Я заглянула к детям, — Татьяна вошла в спальню, тихо прикрыв за собой дверь. — Они спят.

Роман с откровенным желанием смотрел на неё, отмечая, что в его длинном махровом халате, раскрасневшаяся после душа, она выглядит по-домашнему мило и весьма забавно. Он ждал

Антонову, боясь, что она передумает, испугается и снова закроется в себе, но наброситься на неё в

коридоре, когда она была готова на всё, просто не смог, зная, что где-то рядом дети.

Однако, брюнетка, имея время на охлаждение эмоций, явно не воспользовалась им, потому что уже

в следующую минуту решительным шагом пересекла комнату, приподняв полы слишком длинного

для неё халата, и села на край кровати рядом со Смирновым, с улыбкой взглянув на него.

Васильковые глаза горели тем же желанием, что и немногим раньше, в тускло освещённой

прихожей.

— Рома, я сдаюсь, — казалось, повторения именно этих слов он ждал, чтобы перестать

сдерживаться, отпустив самого себя.