заморачиваешься, — Женя небрежно махнула рукой. — У тебя дорогая квартира, продай её. Возьми

коттеджик в пригороде, подходящий по цене, но так, чтобы с доступом к центру. Недалеко где-

нибудь. И спокойнее, и места больше.

— Твою мать, — Смирнов засмеялся, — мне даже в голову это не приходило.

— О чём ты вообще думаешь? Друг, любовь сделала из тебя идиота.

— Счастливого идиота, заметь.

— Сам посуди, отличный вариант. Пацанам твоим будет, где разгуляться, тренажёрку сделать

можно в подвале, беседку для отдыха. Да что говорить!

— И Татьяна сохранит свою жилплощадь. Я хочу, чтобы она была уверена, что ничего не теряет.

— Вот и всё, а ты раздул проблему до размеров апокалипсиса. Присмотри домик, узнай о районе, приобрети, а потом уже предлагай своей ненаглядной почки, печень, член и лёгкие, — Копейкина

зевнула.

— У тебя поганый язык.

— В курсе. Твой сын каждый день говорит мне это.

— Думаю, он находит ему лучшее применение.

— Фи, пошляк! А можно я буду звать тебя папочкой?

— Непременно. Особенно на работе, — Роман поднялся из-за стола и, подойдя к постели, вытянулся

рядом с Женей, заставив её подвинуться. — Представляешь реакцию?

— Сизов убьёт нас за то, что мы довели до инфаркта всех сотрудников.

— Меня, как лучшего друга, пощадит.

— Кто бы сомневался, что я найду свою девушку здесь, — Олег, смеясь, вошёл в спальню.— Вас

одних оставить нельзя.

— А мы тут обсуждаем возможность моего удочерения Ромкой, — Копейкина перевернулась на бок

и устроила голову на плече финансиста.

— Вы больные, — парень фыркнул и, приблизившись к кровати, протянул руку: — Жек, пойдём

спать.

— Спать? Зануда.

— Можно и поспать для разнообразия, — Смирнов-старший прыснул в кулак.

— Да, пап, мы завтра мелких на каток заберём, а вы с Таней передохните, — Олег улыбался, глядя, как Женя корячится, перелезая через его отца.

— Вас отвезти?

— Если сможешь.

— Спасибо, ребята.

Глава 43

Роман был удивлён, увидев возле дома Татьяны машину Сизова, все праздники пропадающего

неизвестно где и не отвечающего на звонки. Ему не потребовалось много времени на раздумья, чтобы понять, к кому приехал друг: вариантов было два, но Антонова бы предупредила, что у неё

гости, так что оставался лишь Финогенов.

Егор первым подлетел к домофону и, набрав номер квартиры, нетерпеливо топтался на месте в

ожидании ответа.

Женя с Олегом о чём-то спорили, смеясь и толкая друг друга.

— Это мы! — завопил мальчик, услышав голос Татьяны, и потянул на себя массивную дверь, открывая. Брат помог ему, придержав её ногой и пропуская остальных.

Копейкина вывалилась из лифта на девятом этаже, пихнув своего парня сумкой с коньками и сказав, что будет с Кисой и Пашей ждать их внизу.

Алеся, уже одетая, вместе с матерью стояла на лестничной клетке. Олег клятвенно пообещал

следить за мелкими и в случае чего звонить.

— Привет, — когда створки лифта закрылись, Роман притянул к себе женщину и обнял. — Я

соскучился.

— Пойдём домой, — она потянула его за руку в квартиру.

Разувшись в прихожей и сняв пальто, Смирнов снова обнял её, теперь уже жадно целуя и крепко

стискивая руками. Мягкая, податливая, страстная, Антонова будила в нём отчаянное желание, граничащее с какой-то одержимостью. С трудом оторвавшись от пухлых губ, он прижался лбом к её

лбу и прошептал:

— Я тебя люблю.

Констатация факта. Вот так просто, не распинаясь и не бравируя пышными фразами. Ему не

требовалось ответа, он лишь хотел донести до неё свои чувства. Она имеет право знать. Она должна

знать.

— Ром, — васильковые глаза широко распахнулись, — я…

— Тс, ничего не говори, — теперь поцелуй был спокойным, немного осторожным, лёгким.

Татьяна не смогла бы описать словами те ощущения, которые вызвало у неё признание этого

мужчины. Лавина, обрушившаяся на неё, казалось, сметала все выстроенные за годы душевного

одиночества барьеры. Внутренне обнажившись, она тут же попала в тёплый обволакивающий кокон, из которого не хотелось выпутываться.

Да, она ещё не готова произнести вслух ответ, но там, где-то глубоко, он уже сформировался и

требовал выхода.

Руки Романа стали настойчиво и призывно оглаживать её тело, забравшись под домашнюю майку.

Он соблазнял и искушал каждым прикосновением, разжигая из тлеющих углей пламя.

Подхватив брюнетку под ягодицы, Смирнов поднял её над полом, заставив опоясать его ногами, и

прижал спиной к стене. Она была вылеплена будто специально для него, маня каждым изгибом, шелковистостью кожи, мягкостью округлых форм и природным тонким запахом. Язык прошёлся по

груди, почти не скрытой за глубоким вырезом серой майки.

— Ты меня с ума сводишь, — шумно втянув носом воздух, Роман, крепко удерживая любовницу, понёс её в спальню.

— Ненормальный, — Антонова часто дышала. Безумное притяжение между ними, казалось, можно

было потрогать пальцами.

Опустив её на постель и нависнув сверху, упираясь руками в матрац, Смирнов наклонился, целуя

приоткрытые губы. Он обожал эти губы. Он обожал в ней всё: плавно покачивающиеся при ходьбе

бёдра, пышную грудь, приковывающую взгляды мужчин, полные ноги, на которых всегда красиво

сидели сапоги, туго обхватывая голенищем, а не создавая эффект карандаша в стакане, мягкую

линию плеч, длинную шею, соблазнительную родинку, ровный нос, потрясающие глаза, аккуратно

уложенные волосы — словом, он восхищался всем в этой женщине.

Скользнув ниже и задрав майку, он целовал её живот, рисовал языком влажные узоры и слегка

прикусывал кожу зубами, вызывая толпы мурашек, разбегающихся в стороны.

Татьяна нетерпеливо комкала джемпер на крепких плечах любовника, и Роман, приподнявшись, стянул его через голову. Сняв футболку и расстегнув ширинку на джинсах, он снова наклонился, задирая её майку ещё выше и открывая своему взгляду полную грудь, удерживаемую чёрным тугим

бюстгальтером. Проведя языком по кружевной оторочке, шатен подсунул руку под спину Антоновой

и расстегнул крючки, мешающие ему насладиться видом обнажённых прелестей.

Чувствуя себя неудобно с задранным бельём, женщина дёрнулась, оттолкнув Смирнова, и, сев на

постели, сняла с себя лишние сейчас вещи, отбросив их в сторону. Повалив Романа на спину, она

оседлала его бёдра, тут же ощутив затвердевшую мужскую плоть, и, склонившись над ним, поцеловала долгим и глубоким поцелуем. Скользя ужом вниз по его телу, она касалась губами и

языком солоноватой кожи, сползая всё ниже. Дойдя до пояса джинсов, Татьяна стянула их с него, подцепив пальцами и трусы. Стащив штаны с бельём до конца и бросив на пол возле постели, она

принялась и за оставшуюся на ней самой одежду. Ей хотелось скорее слиться с ним воедино, почувствовать его, ощутить в полной мере.

Полностью обнажившись, Антонова на мгновение оробела под восхищённым взглядом любовника, но, взяв себя в руки, переборола это и уже беззастенчиво опустилась на него сверху, протяжно

застонав.

— Сладкая моя, — прохрипев, Смирнов перекатился, подминая брюнетку под себя, и начал

двигаться, упёршись руками в постель.

Она стонала под ним, широко разведя согнутые в коленях ноги и вцепившись короткими

аккуратными ногтями в его ягодицы, тем самым притягивая ближе к себе, вжимая, не давая далеко

отстраниться.

Это не было голым желанием и похотью, это было много большим — его любовью и её

нерешительной готовностью любить. Каждое движение навстречу, каждое прикосновение, каждый

вздох и стон — всё на двоих.

Роман ловил губы Татьяны мокрыми короткими поцелуями, вдавливал её толчками в матрац и

пристально заглядывал в васильковые глаза, ища там отражение собственных чувств. Движения

стали резче и размашистее, солёные капельки пота стекали по вискам, лбу и спине, воздух, густеющий и вязкий, щекотал ноздри, а тугой ком внизу живота грозил взорваться в любой момент.