— Чем же она тебя так воодушевила?

— Сама не знаю. Вот поговорила со мной, ушла, а свет в душе оставила. Ей тетка дом в Родниках завещана, так она квартиру дочке отдала, а сама теперь там живет, в Москву только в гости приезжает да за пенсией.

— А где это — Родники? Слово какое хорошее…

— Где-то в Ивановской области.

— Видно, там родников много.

— Она мне рассказывала, там деревня есть, Борис-Глеб называется. По преданию, на этом месте когда-то нашли икону, поставили часовенку на берегу речки, и забил оттуда родник. Вода из него не портится. За ней со всей округи народ приезжает. А Надя там, оказывается, родилась и выросла, так что не на пустое место поехала. Да она всегда отчаянная была, Надя. Помню, еще мы работали вместе, они с мужем на какую-то речку Ухтохму отдыхать ездили. И сколько лет прошло с тех пор, а не забыла я ее рассказы. Речка маленькая, ледяная. Ловили рыбу, купались, загорали. Палатка, спальные мешки, лодка резиновая, надувная. Суп на костре варили. Эрдель у них был Икар, а из соседней деревни прибегала к ним маленькая собачка-девочка. И когда они уезжали, собачка долго бежала следом.

— Ну, ты, мам, даешь! Такие подробности, — засмеялась Алена.

— Она у нас лучшая закройщица была, активистка, член райкома партии, в хоре пела, читала много, журналы разные выписывала. А какие она нам экскурсии устраивала! Весь Союз мы с ее подачи объездили. Потом ателье наше гикнулось, муж у нее умер, за ним тетка, дочка Света замуж вышла, родила внучку Лидочку — своя жизнь. Вот тут она и решила вернуться к истокам. Уж я, казалось бы, развела натуральное хозяйство, а она и меня переплюнула. И так рассказывает, как будто не тяжкий это труд, а светлый праздник!

— Да ты и сама такая.

— А она-то! Ты только подумай! Завела себе овцу Муську, а та возьми да и принеси трех ярочек — Агашку, Аришку и Акульку. Потом появилась корова Зорька с теленком, поросята, кролики. Это городская-то женщина! Ложилась в двенадцать, вставала в четыре, гнала свое стадо на пастбище через лес. «Иду, — говорит, — песни пою, душа радуется! Солнце встает, птицы щебечут, воздух свежий, аромат, а на голове накомарник!» И хохочет!

Сажала все подряд, только что арбузы не выращивала. Косить научилась, хлева для скотины строить, единственный транспорт — велосипед.

И вот, представляешь: «Я, — говорит, — только сейчас по-настоящему жить начала, каждый день — праздник». Осталось у нее в Родниках шесть подружек-одноклассниц. Даже запомнила, как их зовут: Нина, Эля, Таня, Лиля, Оля и Люся.

— Да как же это ты не забыла? — подивилась Алена.

— Ты слушай, слушай! Все женщины одинокие, кроме Эли. Летом каждые выходные собираются, парятся в бане, потом трапезничают. А стряпают по очереди, и у каждой есть свое фирменное блюдо. У Эли муж рыбак, она готовит шикарную уху и судака как-то по-особенному. Другая печет пироги, третья блинчики фарширует и голубцы, еще одна борщи необыкновенные варит. Кто-то курник делает и пиццу, еще кто-то ватрушки. А одна у них мастерица по салатам, совершенно особенным, уникальным, а больше всего ей фасолевый удается.

Вот, значит, потрапезничают они и песни петь начинают. Приехала как-то дочка, послушала и подарила ей гармошку детскую. И так она на этой гармошке наяривала, что уж брат потом привез ей настоящую гармонь, двухрядку. Еле нашел, в комиссионке купил — вот какой это нынче дефицит. Так ее, представляешь, даже в соседние деревни приглашают поиграть в клубе для старушек.

И вот на этом увлечении родилась у нее новая страсть, стала она песни коллекционировать, от старинных, какие еще бабушка пела (хочется ей, чтобы не умерли эти песни, чтоб узнали их люди), до лирических современных. Ансамбль организовала. Собрала полторы тысячи частушек! И матерных, всяких. Но ведь частушка, она, как песня — слова не выкинешь. Спела мне одну, последнюю. Ну, скажу я тебе!..

— Ну-ка, давай!

— Не могу! Уж больно хулиганская.

— Сама же говоришь — слова не выкинешь. Ну, ты как-нибудь закамуфлируй.

— Да какая из меня певица!

— А ты речитативом.

— Ну ладно, слушай. Вот эта частушка:

— Ой, не могу! — прыснула Алена.

Кошка Фиса открыла глаза, укоризненно взглянула и, спрыгнув на пол, истово потянулась, сначала дугой выгнув спинку, а потом, наоборот, низко прогнувшись, далеко отставила задние лапы и по-куриному по очереди потрясла ими. Постояв немного в глубоком раздумье, она решила, что кошачьи дела подождут, и, вернувшись в кресло, попыталась сначала вытолкать Алену, но, не преуспев в этом, пала ей на грудь.

— Вот такая женщина неугомонная, — продолжила между тем Валя. — А знаешь, какое у нее хобби? Вовек не догадаешься! Космос! Послушала бы ты, как она про Млечный Путь рассказывает! Тысяча и одна ночь! «Неужели, — спрашиваю, — тебе не бывает грустно, одиноко?» «Скучно, — говорит, — точно не бывает. Я в шашки играю, в шахматы, пасьянс раскладываю. Да и скучать мне некогда. А грустно, что ж, бывает, конечно. Я, — говорит, — тогда гармошку свою беру и пою: “Эх, загулял, загулял парень молодой…”»

— Ты просто на себя ее жизнь примериваешь, — печально сказала Алена. — Ты бы тоже могла жить весело, интересно и о себе немножко подумать, да вот не получается…

— Ну что ты, дочка… Но, между прочим, навела меня Надя на одну стоящую мысль. Она сейчас приехала кредит взять в банке. «Хочу, — говорит, — дом привести в порядок, чтобы дочке с внучкой осталось приличное наследство». Вот я и подумала: может, нам с тобой тоже кредит оформить? Ремонт бы сделали какой-никакой, пока штукатурка на голову не посыпалась. Только Наталье ничего не говори, а то она быстро лапу наложит. Ты сходи в Сбербанк, узнай, как это делается. Я уж не стала спрашивать у Нади…

Получить деньги в кредит оказалось не так-то просто. Главное, пришлось искать двух поручителей, да чтоб не пенсионеров, да согласных взять на себя денежную ответственность, заполнить кучу бумажек и пойти с ней вместе в банк. Хорошо, подружки согласились — Ольга с Вероникой. А самой сколько пришлось побегать за всякими справками: то одно не так, то другое. Наконец документы в банке приняли, обещали рассмотреть в течение месяца и позвонить — сообщить, что можно взять деньги.

Но кредита они так и не получили, потому что именно в тот момент, когда все необходимые документы были собраны, а формальности соблюдены, оказалось, что Алена беременна.

— Лельчик, мне надо с тобой поговорить.

— Ну поговори, — милостиво разрешила Ольга и, обернувшись, увидела лицо подруги. — Ален, ты чего? — всполошилась она. — Случилось что-нибудь?

— Кажется, я беременна.

— Ты?! Ветром, что ли, надуло? — засмеялась Ольга.

Алена молча смотрела ей в глаза.

— Ты ходила к нему в палату! — озарилась подруга. — И молчит, как партизан на допросе! Полтора месяца прошло, ничего не рассказала! Какая у тебя задержка?

— Две недели.

— Ну, это еще ничего не значит. С первого раза вообще не бывает.

— Почему это?

— По кочану. Не бывает — и все дела.

— Я тест купила.

— И что?

— И… все. Положительный результат. И тошнит меня по утрам. Я маме не знаю, как сказать.

— А зачем ей говорить? Ты что, маленькая? Сделаешь аборт, сейчас это просто.

— Я не собираюсь делать аборт.

— Очумела? У вас и так двое, да еще эта гнида Наташка деньги тянет! Зачем нищету разводить? На что вы жить будете? На свои копеечные зарплаты? Детей кормить надо, обувать-одевать, учить — это ведь не куклы. А сейчас, знаешь, каких это деньжищ стоит? Или ты надеешься?.. Ты что, надеешься, что он признает ребенка?

Она пытливо уставилась на подругу, но ответа так и не дождалась.