Но ведь он обещал…

 - Ты знаешь, что когда-то давно Ганнус украл у Младших Богов сангмайхи, - спокойно продолжил Вардван. – И мы стали слабее, гораздо слабее. Теперь заполучить себе эту часть души земного существа – мечта любого из нас! Это – единственная цена, которую я приму взамен Небесного Меча. Этот клинок был сотворен мной с одной великой целью, и я клялся, что никогда не отдам его в руки смертного. Но теперь ты видишь: я отступаю от своей клятвы, а это дорого стоит. Очень дорого.

 Альдер долго молчал, пытаясь смирить свое сердце.

 Учитель, знал ли ты, что именно придется мне отдать? Знал ли ты?

 - Ну, так что, служитель Правды? Каков твой ответ?

 Учитель, ты знал. Не потому ли ты плакал, отправляя меня в дорогу? Ты предупреждал, ты хотел сказать, но не имел права. Ты знал. Но у тебя всегда хватало сил, чтобы жертвовать не только собой, но и теми, кто был тебе дорог. Дорог…

 И теперь, умирая, я буду утешать себя мыслью о том, что я тоже что-то значил для Великого Палнаса. Что, убивая меня, ты не смог сдержать слез, потому что вместе со своим Учеником уничтожил часть своей души…

 Провидец поднялся, глядя в золотое кольцо, и сжал зубы.

 Вперёд, Ученик Великого. Давай же, не жалей ни о чём. Ты ведь знал, с самого начала знал, что все равно придётся платить…

 Ты знал, что никогда, никогда уже не вернёшься из Ханмара. А если и вернёшься… это будешь уже не ты. На землю Амариса ступит не тот Альдер, который платил дань вождю Хакрису, и не тот, кто ползал на коленях перед величайшим из Великих Каллаона. Не тот, кто встретил маленького Сильфарина на ярмарке в Арумане, не Младший Брат Цаграта… Это будет кто-то совсем другой…

 Да и вообще… Никто это не будет.

 Альдер останется здесь, оторванный от тела и заключённый в хрупкий сосуд, из которого потом бог Вардван будет по каплям пить горячий и стонущий от боли сангмайх…

 Альдер останется здесь.

 Никто не вернётся.

 - Я же сказал, сын Ильириона, что заплачу любую цену.

 Лезвие Небесного Меча излучало мягкое, как бархат, золотистое сияние, сквозь которое пробивался яркой звездой блеск алмазов на изящно изогнутой гарде. Вспоров воздух, клинок приблизился к Альдеру, и рукоять его легла в руку провидца. Горячая…

 Он решительно сомкнул пальцы.

 И еле устоял на ногах.

 - Не урони его, Ученик Палнаса Каллаонского, - без тени насмешки шепнул голос Вардвана. – А теперь пора платить…

 По правой руке пронесся разряд молнии; побежали по жилам крохотные паучки, сплетая незримую нить. Крихтайн и меч стали едины. Громко и гулко стукнуло сердце в груди, грозясь разорваться от напряжения, и его сила, его энергия потекли по сотканной нити, по руке, к кончикам пальцев, ручьем сбегая на рукоять, на лезвие, доходя до самого острия.

 И каплями срывались с него – в возникшую на полу золотую чашу.

 Снова – удар сердца. Снова – капли с острого жала.

 Снова и снова…

 А потом был мрак.

 По щекам покатились слезы. Неудержимые слезы, которые повисали на подбородке и тоже, тоже капали.

 На пол.

 А потом был ураган.

 И слезы высохли.

 - Прости, смертный…

 Это сказал бог – только не так, как бог. Как несчастное существо, которое вынуждено отбирать у других последнее и страдать от этого, по ветру развевая отобранное…

 - Прости…

 А потом был холод. И тишина. И снова мрак.

 - Верь в меня, Учитель…

 А потом была Пустота.

 - Он скрылся в гроте, так и не сказав мне ни слова, а я стоял и ждал его… Уже не помню, как долго ждал. – Сильфарин закрыл лицо руками, чувствуя, как веет успокоительным теплом от руки Сайибик на его плече. – Я ждал и так хотел проснуться! Тревога, охватившая меня тогда, пугала, но вместе с тем держала и не позволяла выпасть из напряженного сна. А потом…

 Сначала я увидел целый табун черных, как ночь, лошадей, и среди них был Тенкиун. Он бежал справа от вожака, лишь чуть-чуть отставая от того. Лошади стремительно приближались ко мне по самой кромке прибоя.

 Громко заржав, Тенкиун отделился от своих собратьев и стал гарцевать вокруг меня, словно приветствуя… Но не мог приблизиться достаточно, чтобы у меня получилось дотронуться до него хоть кончиком пальца. Как будто вокруг меня было запретное кольцо, которое даже он, даже мой верный и могучий друг, не осмеливался преодолеть. Наконец, отчаявшись, мы оба прекратили тщетные попытки обнять друг друга и просто замерли. Я смотрел ему в глаза и не мог насмотреться, потому что видел в их глубине такую мощь! Силу, что всегда, всегда меня поддерживала. В минуты отчаяния я вспоминал этот взгляд – взгляд гордого, никем не покоренного, никем не сломленного бойца…

 Он всегда выручал меня.

 Вскоре Альдер все-таки вернулся. Но… я с трудом узнал его, потому что… Потому что за много лет занятий в Галь-та-Хуре научился душой чувствовать присутствие рядом другой души. Тем более, если передо мной – тот, кого я хорошо знаю или ценю. Или люблю.

 Да, я плохо, очень плохо знал Альдера. Но я успел полюбить его… Да только в моем сне я ничего не почувствовал! Как будто никого там и не было. Вместо нашего храброго провидца мне явилось нечто иное – меч, длинный, прямой, притягивающий взор… Небесный Меч. Я сразу это понял. Только он мог затмить собой сущность живого, сильного, разумного мужчины.

 Увы, вскоре я осознал, что дело было не только в этом. Не только в силе божественного клинка, но и в самом Альдере: он ослаб душой.

 Не глядя на меня, провидец с трудом вымолвил:

 - Ты сделал это. Ты его добыл! Его – Небесный Меч, величайшее оружие во Вселенной… Детище молота Вардвана, этот знаменитый клинок теперь отправится на Амарис, а Альдер останется здесь… Никто не вернётся.

 Так он сказал, а я… а мне почему-то захотелось обнять его за плечи – крепко-крепко. И не дать упасть.

 Мне просто показалась тогда, что он вот-вот рухнет на землю – и уже не встанет. Но он выстоял. И пошел вперед. И, вскочив на спину Тенкиуна, ускакал прочь, по разбушевавшимся волнам… В его глазах отражалось сияние Небесного Меча. И только – ничего больше.

 … Сильфарин взглянул на Сайибик.

 - Наставница, я не знал, за какой именно вещью Палнас отправил Альдера на остров. Не знал до этой ночи. Но я… я ничего не понял, наставница! Объясни мне, что он сделал с собой? – Голос молодого человека задрожал, и он впился ногтями в свои же ладони, чтобы не дать накопившимся слезам излиться наружу. – Что он с собой сделал?

 Только тут Сильфарин понял, что Сайибик сотрясается от беззвучных рыданий.

 - Ты ведь и сам догадываешься, - выдавила Великая. – Вардван потребовал у Альдера самое, самое ценное, что только может быть у живого существа. И Альдер отдал…

 В памяти вспыхнули первые картины из сна. Море, звезды, голос Сайибик… И после этого – воспоминания о детстве, урок, Галь-та-Хур…

 Сангмайхи.

 Беспомощным взглядом окинув всех своих друзей, недоумевающих и напуганных, Сильфарин запрокинул голову к небу и пронзительно закричал.

 Подошедшая в это время Люсмия, которая с самого утра ходила в лес за осиновой корой, подбежала к спутникам, бледнея от тревоги и растерянности.

 - Что с ним? – Княжна взглянула на Сайибик.

 Великая вытерла слезы.

 - Он потерял друга.

 Разгулявшаяся зима медленно пожирала день за днем. Постепенно становилось все холоднее и ветреней; поблекло солнце, утонув в серой пелене, что заслонила небо. Метель почти не прекращалась: снег стал тяжелым и мокрым и все колол лица путников своими иглами – неистово и яростно. Холод подгонял вперед, еще быстрее, на восток – навстречу могучему и влажному дыханию океана. И вопреки ему.

 А время все шло и шло, и едва слышно хрустел снег под его легкими стопами…

 Так путники миновали рельмийскую равнину, сперва казавшуюся такой бескрайней, и замершую в ожидании весны реку Тауну, оставили позади Аруман, ставший мрачным и безмолвным… и наконец-то вступили во владения великого вождя людей.