— Екатерина Алексеевна, — спохватился Валерий Петрович, — задержитесь, пожалуйста.

Я сделала вид, что в этой сутолоке не расслышала его слов. Сжалась, постаравшись сделаться незаметной, спряталась за Татьяну. Та охотно прикрыла меня своими могучими плечами.

— Пошли ко мне в кабинет, — шепнула я ей на ухо. — Кофейку выпьем, покурим.

— Пошли, — согласилась Татьяна.

Мы стали шустренько подниматься по лестнице на третий этаж.

— Екатерина Алексеевна, — раздался за спиной голос директора. — Я просил вас задержаться. Вы что, не слышали?

Мы с Татьяной замерли, как настигнутые на месте преступления шкодники. Вот ведь привязался!

— Извините, Валерий Петрович. Не слышала.

Я повернулась к нему и подкрепила свою наглую ложь искренней улыбкой.

— У вас все в порядке? А то вы какая-то странная в последнее время.

— Вам показалось. Извините, Валерий Петрович, нам с Татьяной Сергеевной нужно срочно решить кое-какие вопросы. А потом я к вам зайду.

Он удовлетворился моим обещанием. Правда, насупился. Пошел вниз, сунув руки в карманы брюк и вяло насвистывая. Очевидно, забыл, что он директор школы и находится на работе. Додумался свистеть. Ну, кто он после этого? Меня зло разобрало. Хорошо, Татьяна вовремя дернула за рукав, а не то я бы ему ляпнула какую-нибудь гадость.

Мы, как птички, взлетели по лестнице. Чем дальше от начальства, тем легче дышится.

Я открыла дверь своего кабинета и сразу принялась готовить кофе. Все необходимое для этого постоянно лежало в нижнем ящике моего стола. Татьяна тем временем достала из косметички две сигареты и зажигалку, скрутила из листка бумаги аккуратную маленькую пепельницу. Мы частенько так сидели после уроков. Или в моем кабинете, или у нее в библиотеке. В моем кабинете было удобней. Легче проветривать. И сюда не так часто забредало начальство. Относительная безопасность гарантирована.

Кофе с сигареткой — чего еще желать человеку после изматывающего рабочего дня да еще после этой дурацкой планерки? Я так и сказала Татьяне. Та хихикнула. Заметила ехидно, что я сегодня без жертв обошлась, наверное, из-за последней степени усталости. Она уж думала, Валерию Петровичу опять достанется на орехи.

— А-а-а… — отмахнулась я и, забывшись, ляпнула, — Валерка меня утомляет больше всех. Надоел до смерти.

— Он для тебя уже Валерка? — заинтересовалась Татьяна. Она давно и уверенно заявляла, что наш директор неровно ко мне дышит.

Пришлось сознаваться: с Котовым Валерием Петровичем мы знакомы с незапамятных времен. Еще с детства. Он жил в соседнем подъезде, пока не женился. И воевали мы с ним еще тогда.

— Надо же, — пожала плечами Татьяна. — А ты никогда не говорила.

Конечно, не говорила. Больше того, и не собиралась. Сейчас нечаянно сболтнула. Просто нервничаю в последнее время много, вот и потеряла контроль над своим языком. А теперь надо отвлекать внимание Татьяны от опасной темы.

— Вспоминать не хочется, тем более говорить. Это еще семечки. Хочешь, похвастаюсь?

— Ну-ну, — усмехнулась Татьяна. — За тобой, значит, и такое водится?

Она уселась поудобней. Поправила локоны, слазила в косметичку за сигаретами. Я налила себе еще полчашки кофе, сделала неторопливый глоток, любуясь чудесными золотисто-русыми Танькиными кудрями. Солнечные лучи, бившие в окна, насквозь пронизывали каждую прядь, заставляли искриться каждый локон. Меня просто подмывало тяжко вздохнуть. От зависти. Вот ведь, дал же бог огромной, неуклюжей и внешне непривлекательной Татьяне такую роскошь на голове!

— Ремизова знаешь, конечно?

— Какого?

— Ну, какого, какого? Того самого.

— Это который Виктор? Который из группы «Солярис»?

— Угу…

Интересно было смотреть на Татьяну. Ее растерянное и непонимающее лицо выглядело комичным. Вон, даже нижняя губа слегка отвисла. Понятно. Ремизова знали все. Вся страна. Группа «Солярис» не первый год лидировала на эстраде. А Витька в этой группе сверкал звездой номер один. Его опухшая физиономия почти каждый день маячила на экранах телевизоров.

Я сделала еще один неторопливый глоток. Татьяна ждала.

— Так мы с этим Ремизовым дрались по десять раз в день много лет подряд. Последний раз я с ним сцепилась на следующий день после выпускного вечера.

— А потом?

— А потом они получили квартиру в Орехово-Борисово и переехали.

— Ух, — выдохнула Татьяна. — Знакомства у тебя мощные… Знала бы ты тогда, что он «звездой» будет, наверное, не дралась бы?

— Еще как дралась бы! До победного.

Тогда, между прочим, никто себе подобного и представить не мог. Ремизов и вдруг знаменитый певец? С его двойками и склочным характером ему только профессия сантехника светила. Конечно, пел Витька неплохо. Лучше всех наших парней. А вот в остальном…

Я шла в булочную. Деньги зажала в кулаке, чтобы не потерять. Кулак сунула в карман кофты для большей надежности. Ходить по магазинам не любила никогда: то деньги потеряю, то куплю не то, то в очереди простою невесть сколько. Но для булочной делала исключение. Там существовал кондитерский отдел, который притягивал к себе, как магнит. Кроме пастилы, пряников и конфет меня завораживал запах корицы и ванили. Насытиться можно было только уже одним этим запахом.

И вот я шагала в булочную. Правда мысли мои витали в этот раз далеко. Предыдущей ночью осилила до конца «Айвенго» Вальтера Скотта. И теперь просто грезила средневековьем. Турниры, сражения, прекрасные дамы… Неуемная фантазия рисовала мне красочные картины моих собственных приключений: то в доспехах Ричарда, то в куртке Лесли. Но сейчас к настроению больше подходили белые одежды Ревекки. Именно эта героиня покорила сердце, а не чопорная и холодная леди Ровена. Хотелось, чтобы Айвенго любил Ревекку. Что из того, что она еврейка? Подумаешь… Если она достойна любви, то при чем тут национальность? И так интересно исправить несправедливость, допущенную автором. За какие достоинства, скажите на милость, любить Ровену? Только за модный тогда золотистый цвет кос? Вот еврейка — та да… Личность! Хотя тоже хрупкая и нежная.

— Смотри! И не здоровается. Зазналась.

Я вздрогнула. Витька Ремизов, Сашка Мирный и Валерка Котов, одинаково прищурившись, загораживали дорогу. В руках держали по мороженому.

— И не говори: «Сорок восемь — половинку просим». Мороженого не получишь! — сказал ехидно Мирный, заметив, что я приготовилась открыть рот.

Вот еще! У них что-то просить! Мне и в голову такое никогда не приходило.

— Да ты, Мирный, ни с кем не делишься. Даже с лучшими друзьями. У тебя, как у кулака, зимой снега не выпросишь.

— Чево?! — возмутился Сашка. — Повтори, чо сказала?!

— Подожди, Сашок, — остановил его Витька. Шагнул ко мне. Выражение предвкушаемого удовольствия расплылось по его худому лицу.

Опять драться придется… Это Ремизов удовольствие растягивает. Ему сначала всласть поругаться надо, а уж потом можно и кулаки в ход пускать. Я вся подобралась. Крепче стиснула в кулаке деньги — сильней удар получится.

Валерка Котов уловил мои приготовления. Подвинулся ближе к Ремизову. Сказал насмешливо, цедя слова сквозь зубы:

— Витюня! Ты не знаешь случаем, для кого этот мешок с костями так вырядился?

Меня дразнили по-разному: спичкой, ферзей, дылдой. Плевать. У нас многих и похлеще дразнили. Но «мешок с костями» — это нечто новенькое. И до слез обидное. Хотя обидней всего их проницательность, заметили таки — я действительно вырядилась. Не в первый раз уже.

Каждый вторник и пятницу у булочной меня ждал Юлик Самохин. Мы дружили. В тайне от всех. Встречались в булочной как бы случайно. Покупали хлеб, затем шли к киоску за мороженым. А потом окольными путями добирались до строящейся АТС. И уже за стройкой вели себя естественно. Ели мороженое, менялись марками и книгами, болтали обо всем на свете. С Юликом было интересно. Он столько знал! Особенно по астрономии. Один раз мы с ним тайком даже ездили в планетарий. Одни. Ой, и натерпелась я страху. Но ничего, справились. Посмотрели фильм про Вселенную и про полеты в космос. Юлик записался в кружок. И теперь родители возили его туда каждое воскресенье.