А здесь! Просто чудо из двух смежных комнат. А еще центральное отопление, горячая вода, отдельная, только наша кухня, в туалете есть ванная с душем, пол паркетный. И, конечно, мебель! Да какая! Полированная, на тонких ножках. Гарнитур называется. Нет! Верить в то, что это великолепие наше, я никак не могла. И долгое время все ждала: вот-вот появится настоящий хозяин и выгонит нас на улицу. Оставить такой дворец и вернуться на Сретенку?! Ужас охватывал при одной только мысли об этом.

Мама с папой посмеивались над моими страхами.

— Маленькая она еще, — говорили они между собой, — не понимает.

Я слышала их разговоры и обижалась. И вовсе уже не маленькая! На следующий год в школу пойду. Вот был бы дома брат Никита, он не стал бы смеяться надо мной. Но Никиты не было. Его на все лето отправили в пионерский лагерь. Он появлялся только дважды — на пересменку. Оба раза гостил дома по три дня. И снова уезжал. Вот. Без него меня съедала тоска. Поделиться радостями, горестями, открытиями, ну, совершенно не с кем. До осени целый месяц без недели.

И вдруг выяснилось — поделиться есть с кем!

В понедельник мы с мамой первый раз поехали в детский сад из нового дома. Дорога показалась мне кошмаром. Бесконечные пересадки из автобуса в автобус. Везде теснота, давка. В одном автобусе пришлось ехать на подножке. И двери были открыты. Мама вцепилась в поручни так, что пальцы у нее побелели. Всем телом она сильно прижимала меня к какой-то толстой тетьке, без передышки ругавшейся на нас. Меня постоянно тошнило. Мама уговаривала потерпеть. В общем до центра мы добирались больше часа. Мама опоздала на работу. А я смертельно возненавидела автобусы. Обратная дорога показалась мне еще страшней. Сущий ад, как говаривала бабушка. Вечер. Люди ехали с работы. Уставшие, злые. Теснота и давка куда больше, чем утром. То тут, то там в автобусах вспыхивали злобные споры из-за места, из-за разорванных чулок, из-за того, что кто-то кого-то случайно толкнул или зацепил сумкой. Иногда слышалась откровенная ругань. Меня тошнило сильнее, до рвоты. Когда мы наконец добрались до дома, то я еле передвигала ноги. Мама оставила меня на крылечке у подъезда — подышать свежим воздухом, прийти в себя. А сама помчалась домой — готовить ужин.

Я смирно сидела на ступеньке. Там, где позавчера протирал штаны вредный мальчик с крохотным щенком. Действительно смирно сидела. И рассматривала все вокруг.

Прямо напротив дома был тот самый глухой забор со странной красной лампочкой. От нашего подъезда к нему вела асфальтированная дорожка. Такие же дорожки шли и от других подъездов. Я посчитала. Всего семь. Семь подъездов — семь дорожек. Нигде ни деревца, ни кустика. Немного асфальта и огромные кучи земли, битого кирпича, ломанных досок, еще чего-то. И ни одного дома, кроме нашего. Правда за забором торчало несколько подъемных кранов. Значит, другие дома еще построят. Это я знала. Папа у меня работал на стройке. Может, на этой стройке?

— Эй, ты, как там тебя? Катерина, что ли?

Я даже вздрогнула. Так хорошо было сидеть на прохладных ступеньках и мечтать: вот построят дома, заселят их, будет здесь жить много девочек и у меня появится куча подружек, с кем можно поиграть в куклы и «дочки-матери». А то с Никитой все в войну, да в войну. Надоело уже… И вдруг в мои тихие мечты врывается резкий, неприятный окрик: «Эй, ты!».

Я подняла голову. Шагах в пяти стоял тот самый мальчик, который недавно сильно обидел меня, назвав соплей.

— Чего тебе? — хмуро буркнула я, опасаясь новых издевок.

— А ничего, — мальчик широко улыбнулся и благосклонно пояснил:

— Мне скучно. Здесь еще мало кто живет. А пацанов и вообще нет. Ты тогда сказала, что у тебя брат имеется. Ну, и где он?

Я смотрела на Ивана. Его ведь Иваном зовут? Смотрела внимательно, поскольку раньше, оказывается, не разглядела его. Он казался не очень высоким, но крепко сбитым. Широкие плечи. Круглое лицо. Короткие, чуть вьющиеся на концах темные волосы. Ну, совсем не похож на моего брата. Никита выше, тоньше. Бабушка всегда говорила, что Никита у нас изящный. Я, правда, не знала, что это такое — изящный. Но само слово мне нравилось.

Ивану надоело ждать моего ответа и он подошел ближе. Мамочка моя! А глаза-то у него какие! Я таких раньше и не видела. Цвет был слишком необычен. И серые, и синие одновременно. Темные. Не серо-голубые, а именно серо-синие. Два этих цвета перемешивались, переливались один в другой, как перламутр. И всю эту невероятность окружали короткие, но очень густые черные ресницы. Вылитый принц из сказки про Золушку. У меня даже дыхание перехватило. Я замерла, восхищенно таращась на Ивана.

— Ты что, оглохла? Где брат-то? Или наврала?

— Ничего я не врала, — обида моментально наполнила меня. — Я вообще никогда не вру. Ясно?! А Никита в пионерлагере. До осени.

— А-а-а… — разочарованно протянул Иван. Со скучающим видом огляделся по сторонам. И вдруг подошел, сел рядом. Я просто онемела. Кто я и кто он? Я маленькая, он большой, я девочка, он мальчик. У нас на Сретенке от старших мальчиков можно было получить подзатыльник, подножку или пинок. Из них никто и никогда не сел бы поболтать с малышней.

— Расскажи про своего брата! — потребовал Иван.

Я вздернула брови. Ну, ничего себе! Тоже мне командир выискался! Не буду ему про Никиту рассказывать. Пусть не приказывает. Но Иван с интересом заглянул мне в глаза, и я забыла о своем намерении молчать. А через час мы уже довольно весело болтали.

Иван вытянул из меня все, что можно было узнать о Никите. Я же получила такую кучу сведений, переварить которые сразу не смогла бы ни за какие коврижки. В голове образовалась настоящая каша. До школы надо ехать на автобусе, а новую построят только к следующему году. Еще здесь будет много домов, магазины, прачечная, химчистка, парикмахерская и клуб. Зато в поликлинику придется ездить аж в Царицыно. Да! Какую-то АТС скоро построят. Что такое АТС я не поняла, но спросить постеснялась. Решила узнать у Никиты, когда он вернется. Почему не у родителей? Они так устали от моих вопросов! Их просто трясти начинало, едва на моем лице появлялось вопросительное выражение. И теперь я мучила своим любопытством брата.

Пока я прикидывала, у кого еще можно получить необходимые ответы, Иван рассказывал, что вокруг много оврагов, есть болота и даже речка Чертановка, которая образовывает большие пруды. В этих прудах разводят зеркальных карпов. И он с отцом уже ловил здесь рыбу. А за большим оврагом, в Москворечье, есть настоящий кинотеатр. «Мечта» называется. И есть детская музыкальная школа, куда будет ходить сестра Ивана — Лидка.

— Лидка тебе ровесница, — бросил Иван презрительно. — Будет с кем играть в разные там… куклы. Только она дурочка и плакса.

Я удивленно воззрилась на него. Почему он такой грубый? Он что, не любит сестру? Меня Никита любил, старался не обижать. Уж дурочкой не называл точно. И плаксой… И вообще у нас в семье не обзывались. Папа, правда, иногда был слишком суровым и резким, но некрасиво разговаривал только с бабушкой и дедушкой. Со всеми остальными вел себя вежливо. Да… А если эта Лида на самом деле плакса? Тогда я лучше буду играть с Никитой в войну.

Молчание затянулось. Мне нечего было сказать Ивану. И он словно язык проглотил. Нас выручила моя мама. Она вышла за мной на улицу.

— Принеси завтра вечером щенка, ладно? — сказала я на прощание своему новому знакомому. В ответ он неопределенно передернул плечами.

Я ждала его весь следующий вечер на ступеньках крыльца. Но он не пришел. И еще два дня не приходил. Мне уже и ждать надоело. А в пятницу он вдруг появился. Не один. Привел с собой сестру. Щенка тоже принес.

Меня просто распирало. Не знала, за кого ухватиться: за щенка или за Лиду? В конце концов щенок перевесил. Потому, что с Лидой оказалось не очень интересно. Хорошенькая девочка с такими же, как у брата, глазами и темными кудряшками. Прямо маленькая принцесса. Но стоило ей открыть рот… Она неприятно шепелявила и разговаривала, будто конфетку сосала. Сюсюкала, как бабушка говорит. Щенок у нее был щеночечком, Иван — Ванечкой, мой нос — носиком. То, что она плакса, заметно не было ни капельки. Лида всем восторгалась и всему умилялась. И я тут же про себя обозвала ее Лидусей. В разговоре у меня случайно это вырвалось. Испугалась. Думала, она обидится. Но ей наоборот понравилось. Наверное, потому что брат называл ее Лидкой.