Ночью снова вернулись в замок, так как партизаны, оказывается, из него выехали. Туда же прибыл начальник штаба дивизии Николаев и сообщил, что в распоряжение дивизии вошли советские танки и принуждают идти к советским частям. Об этом сообщили американцу. Тот сел в джип, накрыл его американским флагом и поехал в советскую бригаду. Там он предложил, командиру бригады немедленно отвести танки из расположения власовской дивизии, добавив, что если это не будет сделано, то будут пущены в действие американские танки. Командир советской бригады попытался было сослаться на то, что власовцы, мол, тоже советские люди, все равно они будут возвращены в СССР. Но американец прервал его: «Меня это не касается. Вы заняли нашу территорию и должны оттянуть свои танки». Комбриг выругался, но танки оттянул назад.

Наутро 12 мая американец сообщил, что никаких приказов об эвакуации дивизии нет. Он расценивает положение как безнадежное. Поэтому он выставляет свои танки между советскими частями и дивизией и предлагает личному составу дивизии просачиваться на запад мелкими группами. На это он может дать три часа. За это время можно достигнуть территории американской оккупации.

Власов немедленно же отдал соответствующий приказ генералу Буняченко. Тот отдал нужные распоряжения по дивизии, а потом со своим штабом прибыл в крепость. Вокруг крепости расположились отдельные советские машины. Кое-где появлялись люди в форме НКВД.

Крепость была взята под наблюдение. В 3 или 4 часа дня пришел американец и сказал, что из штаба американской дивизии поступил запрос, где находится генерал Власов. Американец спросил, что ему ответить. Власов сказал: «Отвечайте, что здесь». Хотя все, в том числе, видимо, и американец, считали правильным ответить, что Власова в замке нет. Через некоторое время из дивизии поступило распоряжение: Власов должен быть переброшен в распоряжение американской дивизии.

Вместе с Власовым решил ехать и Буняченко со своим штабом. Тензоров со своими людьми остался в крепости (кстати, в ночь на 12 мая Тензоров со своей группой тоже «отстал» от нас). Составилась колонна: машина Буняченко, машина штаба Первой дивизии, затем две машины Власова. Тронулись. Впереди ехал американский джип…

Когда начался отход Первой дивизии РОА из Праги, Власов послал своего адъютанта, капитана Антонова в Пильзен — посмотреть, что там. Антонов вернулся и сказал, что в Пильзене американцы. Тогда Власов решил ехать туда сам, чтобы лично вступить в переговоры с американским командованием относительно судьбы его войск. Выехали небольшой колонной. В числе сопровождающих Власова был и я. Американская комендатура Пильзена отвела нам место для ночлега (дело было уже к вечеру). На другой день американский начальник, кажется, в чине полковника, пригласил нас всех на завтрак. Выпивали, закусывали американскими консервами. Атмосфера была непринужденной. Переводчиками были супруги Рождественские. Разговора я не помню, но помню, что впечатление от него было благоприятное: казалось, что наши надежды на благоприятный исход нашей эпопеи сбываются.

Однако вскоре — в какой форме, уже не помню, американцами был сделан намек, чтобы Андрей Андреевич скрылся. Когда я спросил генерала, не лучше ли будет нам всем поближе к чешско-германской границе, он ответил: «Нет. Я не могу оставить своих солдат на произвол судьбы».

На другой день нам сказали, чтобы мы на своих машинах в сопровождении американского конвоя направились в Шлюссельбург, куда к этому времени подошла Первая дивизия РОА. По прибытию туда нас встретил американский капитан. Видимо, это был комендант местечка, так как он там всем распоряжался. Он отвел нам место в замке. Андрей Андреевич получил отдельную комнату.

Утром следующего дня в замок прибыл немецкий генерал авиации. Он, оказывается, отвечал за разоружение немецких частей. Американцы и нам предложили сдать свое личное оружие. Все было в вежливой форме. Обыска не было. Принимая от нас оружие, американцы хотели приобрести что-нибудь в качестве сувениров, предлагая за это деньги, сигареты.

Власов в это время находился в своей комнате. У него, видимо, уже появились сомнения относительно того, что все кончится хорошо. Помню, оглядывая свою комнату, он сказал: «Если дело дойдет до выдачи, то нам и деться некуда…»

2 мая после обеда американский капитан вдруг сказал, что Власову нужно ехать в близ расположенную американскую дивизию для разговоров с американским генералом. К этому времени в замке появились генерал Буняченко со своей женой и другие офицеры его штаба. Выехали вместе. Машина Власова ехала примерно седьмой. Это была немецкая машина марки «Вандерер», весьма некомфортабельная и рассчитанная всего лишь на четверых. Упоминаю об этом на тот счет, что в советской печати были высказывания, будто бы в машине Власова были женщины, а сам он, завернутый в ковер, лежал на дне кузова. Власов с его почти двухметровым ростом никак не мог бы разместиться, лежа, в такой машине. Что же касается лиц, ехавших в этой машине, то ими были впереди за рулем шофер Власова, рядом с ним капитан Антонов, на заднем сиденье — Власов и я. Впереди колонны шли два американских танка. Колонну замыкал джип. Тензорова с его людьми в этой колонне не было; он по неизвестной мне причине остался в замке.

При выезде нашей колонны из местечка с места сорвался какой-то мотоцикл, умчавшийся куда-то в сторону.

Проехали на запад километра три. Вдруг на развилке колонна остановилась. Произошла какая-то заминка. Послышался возбужденный разговор. Я сказал: «Андрей Андреевич, что-то неладно. Не лучше ли повернуть назад?» Но шофер Лукьяненко и Антонов в ответ: «Нельзя развернуться». А тут уже к нашей машине с левой стороны подошли два советских автоматчика. Открыли дверцу. Лукьяненко и Антонов сидят. Я сидел слева и вышел первым. Как вышел Власов, не видел — может быть, сам, может быть, попросили выйти. Власов пошел в сторону американских танков. Я с ним. Когда мы шли, в стоящих впереди машинах уже никого не было. Подошли к американцам. Они ухмыляются, жуют резинку, на слова Власова не реагируют. Тут же торжествующий советский капитан. Он вскинул автомат. Власов повернулся к нему, распахнув отвороты шинели. «Что ж, стреляйте!» Наперерез к Власову кинулась молодая женщина. «Что вы делаете! Не стреляйте! Это хороший человек!» Капитан оттолкнул ее и, обращаясь к Власову, сказал: «Что ж — стрелять! Тебя будет судить Сталин».

И тут я увидел, как наша машина с Лукьяненко и Антоновым развернулась и помчалась обратно, в сторону замка. Я побежал вдоль колонны, надеясь хоть кого-то найти. Машины стояли с распахнутыми дверцами, кругом ни души. Но в этот момент я услыхал голос Андрея Андреевича: «Ресслер! Где же вы, Ресслер?» Я подбежал к генералу. Кажется, сказал: «Подождите, Андрей Андреевич, сейчас Антонов вернется с нашими людьми». Советский капитан заволновался, начал торопить, угрожая опять автоматом.

Нас посадили в машину, которая стояла около танков. Открытая военная трофейная машина. За руль сел шофер в мундире РОА. Рядом советский капитан. Мы сзади. Машина быстро поехала к Шлюссельбургу. Когда проезжали Шлюссельбург, Власов попросил остановиться, чтобы он мог захватить свои вещи, оставленные в замке. Но советский капитан скомандовал шоферу: «Жми, не останавливайся!»

Проехали через передовую линию советских войск. Там шел «брудершафт» с американскими солдатами. Пили, пели, орали. Машина подъехала к какому-то штабу. В саду были накрыты столы с остатками выпивки и закуски. За ними сидели несколько офицеров. Андрей Андреевич пошел к столу. Сидевшие встали. Старший вышел навстречу. «Вы — Власов?» Генерал с достоинством ответил: «Да, я — Власов». Спрашивающий предложил генералу сесть за стол.

О чем шел разговор за столом, я не знаю. Мне сначала предложили отдохнуть на лужайке недалеко от стола. Потом забрали и отсюда. Андрея Андреевича я больше никогда не видел. Меня привели к походной кухне и здесь дали поужинать. Во время ужина советские солдаты и офицеры расспрашивали меня о Власове и РОА. Без какой бы то ни было злобы. Наоборот, с интересом и доброжелательностью. После ужина направили на ночевку вместе с солдатами. Потом посадили в подвал. Через день или два повели на допрос в отдел контрразведки. У дома контрразведчиков в саду я увидел Буняченко, Николаева, начальника разведки Первой дивизии (фамилии не помню, высокий, с острым носом) и еще каких то офицеров РОА. Потом мне удалось спросить Буняченко, при каких обстоятельствах он оказался здесь же. Но тот не стал рассказывать, лишь коротко бросил: «Надоело блуждать». Через день или два нас всех посадили в грузовик и отвезли в штаб советской армии. Здесь опять допросы. Потом привезли на дрезденский аэродром. Здесь была другая атмосфера. Советские офицеры плевали в лицо, обзывая нас последними словами. Посадили всех — набрались человек 25 — в «дуглас». Без сидений, но с полом, устланным коврами (видимо, трофейными). И… повезли на родину.