Подъехали мы к штабной вилле, и дожидавшийся высокого гостя почетный караул встретил митрополита взятием на караул, а у самого подъезда дежурный по штабу ему отрапортовал и провел его в переднюю, где раздалась команда: «Господа офицеры!» — и строй штабных офицеров взял под козырек, а дожидавшийся у входа в гостиную высокого гостя Власов, сложив руки для принятия благословения со словами «Благослови, Владыко!» с наклоненной головой подошел под благословение. И владыко его благословил и поцеловал, а у самого по щекам катились слезы. Не меньше владыки были расстроены и мы. В этот момент из глубины души прорвались годами накопленные обиды и боль за столь трагическую судьбу, постигшую когда-то светлую и радостную родину.

В гостиной генерал представил гостям своих офицеров, а те, приложившись к чудотворной иконе, покинули зал. Оставшись наедине, оба митрополита со Власовым побеседовали часа два и порешили, что Синод с имеющимся в его распоряжении духовенством обслуживает религиозные потребности частей Освободительного движения, а Освободительное движение все возникающие в его частях религиозные и церковные вопросы направляет к представителям Синода. Это положение продолжалось вплоть до трагического конца нашего движения.

После общего обеда и общей беседы оба митрополита отбыли к себе домой. А через некоторое время к Власову приехали эвакуировавшиеся монахи Почаевского монастыря во главе с их игуменом, всего 25 человек, и Власов всех их принял, выслушал и позаботился о них, что по тем временам было не так просто.

В общем, касаясь религиозных вопросов, Власов не раз говорил, что верить или не верить — это дело совести каждого и в этом вопросе никто никого не должен неволить. Тем более что насилие над человеческой волей в корне противоречит христианскому учению. Помимо того, отдавая должное той большой и благородной роли, которую религия и церковь сыграли в жизни нашего народа, он полагал, что, обслуживая духовные запросы народа, в смысле его духовного воспитания и просвещения, церкви не следовало бы снисходить до вмешательства в политические и государственные дела, дабы сохранить свой высокий авторитет в сердцах верующих.

Думаю, что вышеизложенное в достаточной степени говорит об отношении генерала Власова к религии и церкви.

Поскольку этот вопрос является одним из очень важных вопросов во власовском деле и чтобы он был яснее и понятнее читателю, прежде чем приступить к изложению темы, позволю себе сделать небольшой экскурс в прошлое.

Как известно, во время минувшей войны официальное лицо Германии было национал-социалистическое, но подлинное политическое лицо германского народа представляло собой настоящий слоеный пирог, над которым довлели паписты. Еще до прихода Гитлера к власти, когда после Первой мировой войны Германия переживала страшный экономический и политический кризис, когда правительства, не будучи в состоянии вывести страну из состояния перманентного голода, менялись одно за другим, не успев еще согреть свои министерские кресла, германская интеллигенция и дворянство относились довольно отрицательно к тогда уже довольно успешно подвизавшемуся Гитлеру. От него отдавало таким же душком, как от коммунистов. И в то же время Национал-социалистическая партия тогда была единственной партией, которая успешно действовала против коммунистов, довлевших над всеми остальными партиями и своим террором доведших страну до хаоса и анархии. И наконец, к 3-му году национал-социалисты по числу депутатов в рейхстаге вышли на первое место и решили захватить власть. У власти было правительство фон Папена (германские националисты). Не побрезгав средствами, нацисты на очередном заседании рейхстага по предварительному сговору проголосовали вместе с коммунистами[29] и свалили правительство фон Папена, пользовавшегося доверием и благорасположением президента фон Гинденбурга. А следующим кандидатом в премьеры был Гитлер.

Гинденбург пригласил Гитлера к себе, но принял его стоя и руки ему не подал, однако заявил, что ему, Гитлеру, принадлежит право формировать новое правительство. На это Гитлер ответил, что он с благодарностью принял бы предложение, если бы «мой фельдмаршал был бы ко мне так же добр, как к моему предшественнику». Гинденбург ответил отказом, и Гитлер, отказавшись от формирования правительства, покинул президента. Следующим кандидатом для формирования нового правительства был лидер коммунистов Тельман. Гинденбург не торопился пригласить его. А время шло, все сроки прошли, и страной продолжало править неправомочное правительство фон Папена. В то же время обнадеженные заманчивыми перспективами коммунисты каждый день маршировали по улицам Берлина, потрясая кулаками и грозясь залить Курфюрстендамм кровью. А по ночам то здесь, то там приканчивали своих политических врагов и одиночных полицейских (в северо-восточной и восточной частях города по ночам полицейские ходили по улицам только группами).

Над Берлином нависла коммунистическая угроза, население чувствовало себя обреченным, и ждать помощи было не от кого. В это тяжелое время в дело вмешался отставленный канцлер фон Папен. Он уговорил Гинденбурга согласиться на формирование Гитлером коалиционного правительства из национал-социалистов и германских националистов. Гинденбургу пришлось второй раз пригласить Гитлера и на этот раз принять его с соблюдением ритуала. Таким образом, кризис минул, и страна успокоилась. Однако через короткое время нацисты выкинули из правительства германских националистов во главе с Гугенбергом и остались управлять одни. Тут они дали полную волю себе по отношению к коммунистам. Двумя ночными облавами арестовали всех их вождей во главе с Тельманом и обезоружили их фланги. И очень скоро обезглавленная, обезоруженная и запрещенная партия коммунистов растаяла и остатки ее ушли в подполье. Вслед за этим Гитлер ввел ряд социально-экономических реформ и вывел страну из состояния перманентного голода и нищеты, в связи с чем его авторитет в народе укрепился. В то же время интеллигенция и дворянство вынуждены были подчиниться власти Гитлера в силу обстоятельств, продолжая оставаться внутренней пассивной оппозицией. Грубые и аморальные мероприятия Гитлера и его людей оскорбляли культуру, историю и доброе имя немцев. Это чувство тлело все время и стало давать себя чувствовать во время войны, когда наступили тяжелые испытания и Гитлер вовлек Германию на путь больших авантюр.

В связи с вышеизложенным трудно сказать, с какими взглядами на происходившее и с какими планами на будущее германский генералитет вступил в войну против Советского Союза, но ко времени пленения генерала Власова настроения ведущей части командного состава сильно расходились с генеральной линией партийцев. И это стало особенно заметно после того, как фельдмаршал Браухич предложил фюреру в 1941 году остановить наступление армии и перезимовать на линии Днепра, а фюрер приказал продолжать молниеносную войну, надеясь несколькими мощными ударами сломать хребет Красной Армии (его точные слова) и принудить правительство Сталина просить мира. Эта размолвка привела к тому, что 21 декабря 1941 года Гитлер объявил себя Главнокомандующим. А в результате этого — зимнее наступление на Москву, которое привело к серьезному разгрому немцев и потере ими большого процента техники. (Зимняя кампания обошлась немцам в один миллион обмороженных солдат и офицеров.) С этого момента германский генералитет насторожился, стало ясно, что Гитлер со своими дикими планами и экспансивным характером на посту Главнокомандующего погубит армию и надо искать выход из создавшегося положения. Иначе говоря, в действующей армии между партийным возглавлением и генералитетом образовалась трещина, и командиры частей там, где приказ фюрера шел в разрыв с необходимостью, саботировали его (например, приказ об отправке русских добровольческих частей на западный фронт или увольнении русских переводчиков из полосы восточного фронта). Взаимоотношения стали заметно натянутыми.