Через два дня после описанного разговора английские эскадренные миноносцы и подводные лодки, поддержанные легкими крейсерами, проникли в Каттегат, потопили там немецкий вспомогательный крейсер «Maria» и около десяти рыболовных пароходов. Для поддержки этого набега в море выходили английские линейные крейсера и 2-я эскадра линкоров, но эти силы флота оставались далеко в тылу. 1 -я и 4-я эскадры линкоров вовсе не выходили из Скапа- Флоу. Назначение столь слабых сил для поддержки операции могло быть объяснено лишь тем, что английскому Адмиралтейству было точно известно о нахождении большей части немецкого флота в северной части Балтийского моря. Только в таком случае оправдывалась бы посылка меньшей части кораблей Гранд Флита до Скагеррака, т.е. на очень значительное расстояние. Впоследствии я узнал, что английские морские силы дошли только до средней части Каттегата и не пытались даже проникнуть в Зунд или Бельты. Подобного свойства демонстрация не могла, очевидно, заставить немцев оттянуть свой флот из северной Балтики. В операции против Рижского залива от начала до конца участвовали все новейшие корабли немецкого Флота Открытого моря, приблизительно одиннадцать линейных кораблей и крейсеров, не говоря уже о более старых судах.

Во время разговора в Адмиралтействе адмирал Джеллико сообщил мне, что контр-адмиралу Кийсу поручено разработать план прорыва в Балтийское море. По словам Джеллико, Кийс был известен своей непреклонной энергией и смелостью и являлся самым подходящим лицом для руководства подобной операцией. Но Кийс, как и многие другие до него, пришел к заключению о невыполнимости прорыва. «Вопрос здесь идет о наступательной операции, по существу, очень похожей на вторжение немцев в Рижский залив, – пояснил адмирал Джеллико. – Немецкий флот начал с того, что овладел окружающими островами. Нам придется, чтоб иметь успех, действовать так же; разница только та, что в данном случае острова принадлежат нейтральной державе. Кроме того, прорыв немецкого флота вызывался стратегической целью – обходом русского сухопутного фронта. Но для английского флота я не вижу стратегической необходимости во что бы то ни стало проникнуть в Балтийское море». Я спросил адмирала, находит ли он также невозможным и для подводных лодок прорваться через северные проливы? Считает ли он, что их действия в тылу немецкого флота, на путях к его базам имели бы столь же мало успеха, как и теперешнее исключительное использование этих лодок для сторожевой службы у английских берегов и выжидания немецких набегов? Вопрос мой остался без ответа, быть может, потому, что в эту минуту первого морского лорда вызвали в заседание совета министров.

В Лондоне мне удалось побывать в парламенте и слушать первую вступительную речь («maiden speech») нового первого лорда Адмиралтейства Геддеса. Речь, прочитанная по конспекту, была обстоятельно составлена, но не заключала в себе смелых мыслей и новых точек зрения. В особенности ответ почтенного лорда на критику морской стратегии Адмиралтейства был весьма тощий.

Общественное мнение и газеты выступали с обвинениями против Адмиралтейства в недостаточно активном образе действий. В ответ на это министр подробно остановился на вопросе о возможности прорыва в Балтийское море: «Господа критики почерпнули свои сведения о водах, граничащих с проливами, по всей вероятности, из школьного атласа, в котором вся вода изображается голубой краской. Если бы они дали себе труд изучать морскую карту, то вскоре заметили бы, что Зунд обладает слишком малой глубиной для прохода наших линейных кораблей. В силу этой же причины корабли наши не могут пройти и Бельтами. Кроме того, флоту пришлось бы следовать в расстоянии всего каких-нибудь 30 миль мимо опорных пунктов немецкого флота». Член парламента Беллэрс возразил против некоторых неточностей в речи первого лорда Адмиралтейства, но стратегических вопросов не затрагивал. В качестве железнодорожного деятеля мистер Геддес и не мог обладать познаниями в английской морской истории. Но меня все же удивило, что его речь не была более основательно составлена и что остальные лорды Адмиралтейства, которые несли ответственность за морскую стратегию Англии, не приняли участие в более фундаментальной разработке соответствующих мест в речи министра.

Несколько дней спустя общественное мнение Англии было взбудоражено речью премьер-министра Ллойд-Джорджа, произнесенной в Париже. В ней он подверг стратегию союзников уничтожающей критике и впервые поведал об образовании «высшего военного совета союзников» в составе премьер-министров Франции, Англии и Италии и одного генерала от каждой из трех стран. Мера эта была умна и необходима, ею достигалось объединение стратегического фронта союзников; но, с другой стороны, она отстраняла все кабинеты министров, генеральные штабы и правительства, которые не имели места и права голоса в новом совете. Английская пресса была в особенности недовольна, что Ллойд-Джордж впервые сообщил о новом высшем органе в Париже, т.е., другими словами, за спиной парламента и правительства собственной страны. Вначале Ллойд-Джордж не обращал внимания на все подобного рода обвинения; но по возвращении в Лондон он выступил в нижней палате с хорошо продуманной речью, в которой разделывался со всеми своими врагами в парламенте и с английским генеральным штабом. Нападение – лучшее средство обороны, и этим старым правилом Ллойд-Джордж блестяще пользовался. Он всегда делал выпады против своих политических противников, нисколько не вникая в фактическое -содержание их критики. Вместо ответа по существу он делал иронические намеки, завладевал аудиторией, благодаря остроумной игре слов и сарказмам, и переходил после этого в контрнаступление.

Слушатели награждали его взрывами оглушительного смеха, который в Англии считается сильнейшим выражением одобрения: раз вам удалось рассмешить аудиторию, то тем самым вы приобрели ее сочувствие; смех действует на массы слушателей сильнее всякого другого оружия.

Общественное настроение в Лондоне в печати, парламенте и различных кругах населения – показалось мне на этот раз тревожнее, чем раньше. Истинный размер потерь в тоннаже торгового флота в минувшее лето, несмотря на все умалчивания правительства, стал более или менее известен и внушал опасения за будущее. Обычная сдержанность англичан не помешала распространению слухов о недостаточности имеющегося тоннажа. В торговых кругах к тому же составилось мнение, что система конвоев невыгодна для страны; она понижает интенсивность торгового судоходства, не являясь в то же время достаточной защитой. В Адмиралтействе меня, наоборот, определенно уверили, что подводная опасность уже не считается столь угрожающей, как полгода тому назад. Опыт показал, что и ее можно осилить, в особенности теперь, когда, благодаря неисчерпаемым запасам и мощной организаторской энергии Соединенных Штатов, можно было быстро изготовлять необходимые средства. По- видимому, страх перед недостатком тоннажа был лишь запоздалым отзвуком тех опасений, которые причиняли столько забот Адмиралтейству несколько месяцев тому назад.

Но и помимо подводной опасности Англия имела основание нервничать. Положение на сухопутном фронте было далеко не блестящее. Насколько отсюда можно было судить, Россия совершенно выходила из борьбы и всецело отдалась разрешению внутренних политических вопросов. С того момента, как замолк гром орудий на Восточном фронте, немцы начали перебрасывать войска на Западный фронт. Итальянская армия незадолго до этого потерпела на юге полнейший разгром: немцы захватили 2 ООО орудий и взяли в плен 200 ООО солдат, если верить сведениям английских газет. Все это было мало утешительно. К этому присоединялись еще беспрерывные воздушные налеты противника. То знаменитые цеппелины, то исполинские самолеты нападали на Англию. Их запас бомб был невелик, и они причиняли гораздо меньше вреда, чем подводные лодки, но производили впечатление на массы и вызывали панические настроения.