— Партия считает необходимым расширить работу Высшей партийной школы имени Карла Маркса. В связи с этим поступило предложение командировать тебя на два года для усиления преподавательского состава нашей Высшей партшколы. Факультет ты можешь выбрать по собственному желанию. Согласен?

— Согласен.

Предложение меня обрадовало. Теперь, думал я, мне не нужно будет пропагандировать решения и мероприятия СЕПГ, теперь у меня будет возможность спокойно заняться теоретическими вопросами и отойти от политики сегодняшнего дня.

Высшая партийная школа находилась тогда в Либенвальде, приблизительно в 35 километрах на северо–восток от Берлина. Расположение зданий внешним видом чем‑то напоминало мне школу Коминтерна в Кушнаренкове. Меня принял Рудольф Линдау, тогдашний директор Высшей партшколы. Я познакомился с ним в Москве, но тогда он носил имя «Пауль Гретц». Он был из числа немногих выживших ветеранов; в 1916 году он был членом оргбюро Союза «Спартак» и был членом компартии Германии со дня ее основания. В советской эмиграции он занимался, главным образом, подготовкой издания истории компартии Германии.

Рудольф Линдау принял меня по–дружески и посвятил в работу партшколы:

— До сих пор мы проводили шестимесячные курсы; теперь начнем первые двухгодичные курсы. Но и шестимесячные курсы — правда, с несколько измененным профилем — будут продолжаться.

— Что‑то вроде сокращенных двухлетних курсов?

— Нет, есть существенная разница: на двухгодичных курсах мы хотим из молодых, способных товарищей, пришедших к нам после 1945 года и окончивших районные и краевые партшколы создать теоретически подкованных, ответственных партработников. Шестимесячные же курсы, в первую очередь, задуманы для товарищей с партийным стажем, занимавших посты в КПГ и СДПГ до 1933 года. Мы хотим познакомить их с новыми политическими задачами и улучшить их теоретическую подготовку. Особое внимание мы уделяем товарищам из Западной Германии.

— Из Западной Германии?..

— Да. Приблизительно двадцать пять процентов наших курсантов как на двухгодичных, так и на шестимесячных курсах — из Западной Германии; мы взяли их обучение на себя. Они находятся здесь под другими фамилиями, разумеется, так же как и четверо норвежских товарищей, обучение которых взяла на себя наша партия, так как у норвежской компартии есть только курсы по субботам и воскресеньям.

Рудольф Линдау показал мне богатую библиотеку и повел затем в «отдел учебных пособий», в котором несколько сотрудников как раз печатали на гектографе учебные материалы.

— Здесь печатаются все учебные материалы для наших курсантов, — объяснил он. — Перед каждым докладом курсанты получают отпечатанные на гектографе тезисы доклада, в которых указывается также обязательная литература по данной теме. После лекции им выдается учебный материал по данному докладу, который они могут прорабатывать в читальне или в своих комнатах в индивидуальном порядке. На следующий день, — иногда им дается и больше времени, — проводится трехчасовой семинар. Каждые три месяца пишутся экзаменационные работы, а по окончании семестра проводятся письменные и устные экзамены по каждому предмету.

Сотрудники показали мне некоторые гектографические материалы. На первой странице каждого материала находилась отметка крупным шрифтом: ТОЛЬКО ДЛЯ ВНУТРИШКОЛЬНОГО УПОТРЕБЛЕНИЯ.

В конце материала значились имена партийных работников, ответственных за выбор материала, корректуру и редакцию. Таким образом, легко было отыскать виновников возможных политических промахов. Учебные материалы, источники и цитаты для определенной лекции часто составляли десятки густо исписанных на машинке страниц. Программа же лекций была почти всегда ограничена короткими тезисами данной темы.

Вот пример тезисов по лекции в высшей школе СЕПГ:

На следующий день Рудольф Линдау представил меня четырем руководителям факультетов Высшей партшколы.

Кафедрой истории заведовал Эрих Патерна, с которым я сотрудничал осенью 1945 года в отделе Агитпропа ЦК компартии. Тогда он был докладчиком по вопросам школьного обучения. Эрих Патерна, ярый поборник школьной реформы, был во время Веймарской республики социал–демократом, но в 1931 году перешел в компартию. Во время национал–социализма он пробыл много лет в Бранденбургской тюрьме. Теперь, наконец, он получил возможность осуществить свои педагогические замыслы. С большим рвением и знанием дела без устали работал он над марксистским взглядом на всеобщую историю и на историю немецкого рабочего движения. Он был типом ищущего революционного ученого и исследователя.

Фрида Рубинер, руководительница факультета «Основы марксизма–ленинизма», также была моей старой знакомой. Я знал ее еще в Советском Союзе, где она была в последнее время сотрудницей VII отдела Главного политуправления Красной армии. Она сразу начала уговаривать меня идти на ее факультет.

— Мне нужен противовес против социал–демократов, — сказала она с отрезвляющей откровенностью.

Виктора Штерна я тоже знал по Москве. В двадцатых годах он играл важную роль в чехословацкой компартии и был делегатом чехословацкого парламента. В 1944 году, когда я бывал в его доме в Москве (он был одним из немногих, не живших в отеле «Люкс»), еще было неясно, в какой стране он будет проводить работу после победы над Гитлером. Но его командировали не в Чехословакию, а в Германию, где он дослужился до профессора, написал работу о диалектическом материализме[20] и затем вторую — «Сталин как философ». В Высшей партшколе он заведовал философским факультетом.

С заведующим кафедрой политической экономии Альфредом Лемницом я до тех пор не был знаком; годы нацизма он провел в Германии в тюрьме.

Все четыре заведующих факультетами были из КПГ — Высшая партшкола была одним из немногих учреждений, в которых уже тогда не придерживались паритета при распределении мест между бывшими социал–демократами и бывшими членами компартии. Чтобы изобразить хотя бы «символическое равенство», директору партшколы Рудольфу Линдау был дан впридачу симпатичный, скромный, престарелый социал–демократ, в роли его заместителя, а именно Пауль Ленцер, работавший долгие годы в культотделе СДПГ и в Обществе трезвости. Конечно, против преобладания коммунистов в партшколе он ничего не мог сделать. Он вынужден был ограничиваться тем, что время от времени читал доклады и заботился о культурно–просветительных мероприятиях в партшколе.

Здесь я снова встретил Вальтера Кёппе из «группы Ульбрихта», которого тем временем, успели перевести с политической работы на место завхоза Высшей партшколы. Здесь он чувствовал себя великолепно, хотя ревниво следил за тем, чтобы его величали «товарищ директор».