Итак, он назначен руководителем научной организации с традициями, заслугами, авторитетом. В его подчинении академики, члены-корреспонденты, доктора и кандидаты наук, большой отряд квалифицированных специалистов. Как лучше организовать их работу, как повысить отдачу?

ЦАГИ Мясищев был обязан многим. Три с лишним десятилетия назад он впервые переступил порог института. Тогда все выглядело иначе. В АГОС ЦАГИ, под крылом А.Н. Туполева, не занимались наукой, а строили самолеты. Точнее, открытия в области аэродинамики, динамики, прочности вызывались потребностями конструкторской практики. Институт в нынешнем виде не строит самолетов, он — форпост авиационной науки, без его участия не обходится создание ни одной крылатой машины. Огромную помощь оказали цаговцы и его, мясищевскому, ОКБ. Предстояло детально разобраться в структуре института, найти пути улучшения работы всех его звеньев.

Впрочем, можно и не делать этого. В ЦАГИ существуют сложившиеся отношения, твердые воззрения на те или иные проблемы. Стоит ли вмешиваться, менять что-либо ему, генеральному конструктору? Не легче ли осуществлять общее руководство, плыть по курсу корабля? Но Мясищев не может, просто не умеет отбывать положенные часы, а потом с чувством исполненного долга получать зарплату, не может отдаваться делу неполностью. Куда бы ни забрасывала его судьба, везде он находил скрытые резервы.

«Деятельность Мясищева в нашем институте я бы условно разделил на три направления, — говорит первый заместитель начальника ЦАГИ академик Георгий Сергеевич Бюшгенс. — Первое направление связано с усилиями, направленными на активизацию сил научных сотрудников. Второе направление — реорганизация структуры института. Третье направление — строительство новой экспериментальной базы. На каждом из них Владимир Михайлович действовал в своем ключе — энергично, целеустремленно, не боясь трудностей, порой сознательно идя на некоторые обострения».

Вспоминает один из ведущих работников института Евгений Леопольдович Бедржицкий.

«Назначение Мясищева начальником ЦАГИ для многих было неожиданным. Мы хорошо знали его как выдающегося генерального конструктора самолетов, новатора, сумевшего за предельно короткий срок организовать первоклассное ОКБ и создать перспективные тяжелые самолеты. И вдруг — начальник ЦАГИ… Было над чем задуматься и ему, и нам.

Владимир Михайлович начал знакомиться с институтом, с его экспериментальной базой. Ознакомление шло непосредственно на объектах. Очень спокойно, обстоятельно, в кажущемся замедленным темпе Владимир Михайлович интересовался широким кругом вопросов: назначением и параметрами той или иной экспериментальной установки, ее конструкцией, возможностью модернизации, эффективностью использования, зарубежными аналогами и многим другим.

Попутно он знакомился с людьми, условиями их труда, порой вникая в такие мелочи, которые, в силу установившейся многолетней привычки, как правило, не замечаются.

Постепенно, как бы исподволь шло формирование его взглядов на институт, создавалась своя система управления, намечались перспективы развития вверенной ему организации.

Через некоторое время были подготовлены долгосрочные предложения в ЦК КПСС и Совет Министров СССР о развитии экспериментальной, энергетической и производственной базы института, сыгравшие большую роль. В реализации этих предложений Владимир Михайлович проявил неиссякаемую энергию, отчетливо видя все препоны, стоящие на его пути. Коллективу предстояла напряженная работа, требующая новых организационных форм.

Владимир Михайлович работал в контакте с парткомом института и президиумом научно-технического совета ЦАГИ. Все выглядело очень непросто: и огромное количество научно-инженерных и организационно-технических проблем, и устоявшаяся психология некоторых ответственных руководителей, и трудности иного характера. Пришлось пойти на реорганизацию института, создать ряд новых подразделений, подчиненных единой координации и единому управлению.

В решении проблемы кадров Владимир Михайлович смело и твердо ориентировался на молодежь. Здесь очень помог его большой жизненный опыт, умение трезво оценивать людей. Это был длительный процесс, повлекший за собой определенную психологическую ломку, насыщенный бурными дискуссиями. Будущее полностью подтвердило правильность принятых Мясищевым решений.

В поисках новых форм управления Владимир Михайлович ввел, в частности, еженедельные оперативные совещания, на которых обсуждались самые различные вопросы деятельности института. Тут же принимались решения, давались поручения ответственным исполнителям, осуществлялся контроль принятых ранее решений.

Оперативные совещания носили исключительно деловой характер. Владимир Михайлович, который лично вел их, не допускал рассуждений «вообще». В таких случаях он ядовито-вежливо прерывал выступающего.

Повседневное внимание он уделял проектированию и строительству новой экспериментальной базы. Он — врожденный конструктор — особенно любил это направление деятельности. Круг его интересов был чрезвычайно широк. Он вникал буквально во все: встречался с архитекторами, проектантами, строителями, монтажниками, технологами, представителями заводов-изготовителей. Он производил большое впечатление на всех этих специалистов широкой эрудицией, деловитостью, конкретностью, умением решать сложные вопросы не половинчато, а до конца, порою не боясь обращаться в самые высокие инстанции.

Владимир Михайлович по духу своему был очень современен, следил за новым, прогрессивным, что появлялось в жизни. Он любил лично знакомиться со стройками, беря на вооружение все любопытное, подмеченное его острым глазом. Так, в процессе строительства инженерного корпуса настойчиво искал оригинальные архитектурные решения, новые материалы, смело внедрял их.

Нас, его ближайших коллег, привлекали в нем высокая общая культура, интеллигентность, умение видеть и ощущать красивое, тонкое понимание перспективы. Его манера общения с людьми, исключительная требовательность, стремление докопаться до сути дела представлялись как хорошо отработанная система, которую он свято сохранял».

«Хочу подчеркнуть, на мой взгляд, важную мысль, — продолжает разговор Глеб Владимирович Александров. — Мясищев — начальник ЦАГИ привнес много нового, будучи до мозга костей именно конструктором, отчетливо, я бы даже сказал, лучше других понимая, что и как нужно делать в современных условиях развития авиации.

Свою деятельность руководителя крупнейшего научного центра Владимир Михайлович строил с учетом огромного личного опыта конструирования самолетов, и это оказалось весьма существенным. Проведенная им перестройка структуры ЦАГИ дала новый импульс исследования, включая разработку научных методов комплексирования.

Мясищев прекрасно знал: самолет создает не столько талант генерального конструктора и его окружения, сколько полезное взаимодействие коллективов, связанных с авиастроением, в первую очередь ОКБ и НИИ. Такая техническая идеология, отработанная и отшлифованная Владимиром Михайловичем в бытность его руководителем самолетного конструкторского бюро, помогла ему найти правильные пути на новом ответственном посту».

…Несколько месяцев Владимир Михайлович присматривался, оценивал обстановку. Присматривались и к нему. Со многими учеными Мясищев-конструктор был хорошо знаком, связан деловым сотрудничеством. Нынче они работали в одной организации, что накладывало на их взаимоотношения особый отпечаток.

Новый руководитель начал искать организационные формы, желая пробудить еще большую инициативу цаговцев. Начались комиссии, совещания, научно-технические советы, различные обсуждения. Притом не ради галочки в отчетах, дабы создать впечатление творческой активности. Вовсе нет. Свое время и время коллег Владимир Михайлович весьма ценил, не хотел разбазаривать по малозначительным поводам. Комиссии, совещания, обсуждения преследовали одну цель — взбудоражить, расшевелить людей, сконцентрировать и направить их усилия на решение наиболее значительных задач.