Устроили большой совет. Было высказано предположение: перекомпенсация рулей. Проверить его можно было лишь при одном условии — отключить бустерное управление. Легко сказать — отключить. На штурвал обрушатся немыслимые нагрузки, корабль, по сути, станет неуправляемым. Но иного выхода нет.

Самолет набрал высоту около 4 тысяч метров. Члены экипажа крепко привязались ремнями к катапультным сиденьям. Управление взял на себя второй пилот, опытнейший испытатель А.Н. Грацианский. Он сбросил скорость до 400 километров в час.

Опадчий предупредил:

— Я сейчас отключу бустера, а ты, Леша, следи, куда бросит машину. Внимание, приготовиться!

Федор Федорович прикоснулся к кнопке, и в эту секунду самолет с огромной силой с поворотом рвануло. Всех тряхануло, несмотря на ремни. Опадчий включил бустерную систему, и самолет вернулся в прежнее положение.

Так и есть — перекомпенсация рулей. Беда поправимая. Но какой страшной силы рывок потянул машину!

Полеты продолжались относительно спокойно, летчики задавали машине все новые режимы, она с ними справлялась. Возникали и неполадки. Раз на посадке заклинило тормоза, но все, к счастью, обошлось.

Наступил черед тринадцатого полета. И надо же случиться — именно он едва не привел к ЧП (вот и попробуйте разубедить склонных к суеверию испытателей, что число 13 здесь ни при чем!). Самолет набрал высоту, экипаж, согласно заданию, решил достичь максимальной скорости в горизонтальном полете и стал, говоря специфическим летным языком, гнать площадку.

Ведущий инженер Иван Никитич Квитко передал по внутренней связи Опадчему:

— Федор Федорович, расходятся ножницами четвертинки руля высоты.

Заместитель Мясищева, ничего не подозревая, отдал после полета распоряжение склепать четвертинки. Снова взлет. На высоте 8 километров погнали площадку.

Что произошло дальше, описано в книге летчика-испытателя Героя Советского Союза П.М. Стефановского «Триста неизвестных»:

«Внезапно в ровное гудение двигателей ворвался свист, раздался сильный хлопок, и самолет резко взмыл вверх. Вскоре высота выросла до 10 тысяч метров. Находившийся в хвосте ведущий инженер И.Н. Квитко сообщил, что одна половина руля отлетела.

Самолет сильно вздрагивает. Опадчий постепенно уменьшает скорость. Тряска немного уменьшается, но опасность — нисколько.

Нужно решать: покинуть или попытаться спасти дорогостоящую машину. Сначала Опадчий принял решение выбросить с парашютами часть экипажа, оставить только тех, кто совершенно необходим при посадке. Но каждый, кому командир предложил прыгать, начал доказывать, что именно он должен участвовать в спасении корабля.

Что с ними поделаешь? Опадчий прекрасно понимал причину отказа. Случись что с оставшимися на борту, каждый спасшийся на парашюте посчитает себя трусом и будет мучиться всю жизнь. Летчик снижает воздушный корабль до 2 тысяч метров, пробует имитировать выравнивание, как при посадке. Выясняется, что руля высоты для выполнения этого элемента должно хватить.

Тогда Опадчий принял окончательное решение — садиться с полным экипажем на борту. Однако он не учел того факта, что условия для выравнивания на высоте, где скорость, конечно, не доводилась до посадочной, и у самой земли совершенно несравнимы. Земля создает дополнительную воздушную подушку, появляется и масса аэродинамических завихрений, влияющих на управление самолетом.

Эти неучтенные факторы едва не привели к гибели всего экипажа. Сначала при планировании на посадку все шло хорошо. Но когда осталось окончательно выровнять корабль в горизонтальное положение, он перестал слушаться руля глубины, вернее, одной его половины.

С отрицательным углом тяжелый, огромных размеров самолет быстро приближался к земле. Мешкать было нельзя пи секунды. Жизнь людей висела на волоске. Опадчий молниеносно дал полную тягу всем двигателям. Корабль начал выравниваться, как бы нехотя приподнял нос. В этот момент летчик убрал сектор двигателей. Машина плавно приземлилась на бетонированную полосу. Экипаж и ценнейший опытный корабль были спасены благодаря мастерству, быстрой реакции и природной одаренности летчика-испытателя».

«За кадром» описания остались некоторые подробности, которые спустя много лет отчетливо помнит Федор Федорович Опадчий, будто случилось все вчера.

«Еще бы не помнить, — говорил он. — Такой полет один на сто выпадает, а с благополучной развязкой — один на тысячу. Но число 13 здесь абсолютно ни при чем. Для меня оно, кстати сказать, удачное — 13 числа я пришел оформлять документы в мясищевскую фирму… Это к слову пришлось… Мало того, что половина руля высоты отвалилась, так она повредила руль поворота, стабилизатор. Сидевший в хвостовой части Иван Никитич Квитко на всякий случай нажал кнопку сброса люка — вдруг придется экстренно катапультироваться. Воздушным потоком у него с ноги стянуло унт. Никитич передает: «Замерзаю»…

Связываюсь с землей. Мясищев с КП отвечает: «Принимайте решение самостоятельно». А голос вроде незнакомый, глухой, сдавленный от волнения. Понимаю: любой ценой надо спасать корабль — в него вложен огромный труд целого коллектива. Выброситься с парашютами — угробить большое дело… Когда сели, не верилось, что все обошлось. Пот заливал лицо ручьями, словно а одежде посидел на полке в парной. Владимир Михайлович подошел, обнял, успокоил. Он, оказывается, ничего не знал о злополучной склепке. Ох и досталось на орехи его заму…»

Виновата, однако, была не только склепка. Не выдержав нагрузок, лопнула магниевая обшивка руля высоты. Отсюда все и пошло. Кроме того, управление рулями оказалось менее жестким, чем требовалось.

Опыт полетов показал — необходимо провести некоторые доработки системы управления и конструкции рулей высоты. И в то же время смело можно было говорить об успешном завершении труднейшего пути создания новой крылатой машины, пути, пройденного идейно сплоченным коллективом меньше, чем за два года!

1953 год стал счастливейшим в биографии Мясищева. Исполнилось его главное желание — в рекордно короткий срок в содружестве с крупнейшим заводом и научными институтами ОКБ создало небывалый самолет 103М — советский реактивный бомбардировщик стратегического назначения. Удачи сопровождали Владимира Михайловича все последние месяцы, и жил он приподнято, на высокой ноте.

В том же году Мясищева приняли в ряды Коммунистической партии. Одну из рекомендаций ему дал парторг ЦК партии Д.Н. Белоногов. В коротком слове на партийном собрании Мясищев заверил, что с честью будет нести звание члена ленинской Коммунистической партии, что положит все свои силы на укрепление оборонного могущества Родины.

Не всегда следует искать символику в совпадении дат. И однако, не удержусь: в пятьдесят третьем году в партию вступил и другой крупнейший советский конструктор — Сергей Павлович Королев. Будучи в зрелом возрасте, оба выдающихся человека по велению сердца стали коммунистами.

1 мая 1954 года над Красной площадью впервые величественно проплыл мясищевский бомбардировщик 103М. Появление его на параде вызвало аплодисменты. Рядом с истребителями эскорта он казался еще более могучим.

Уверенно проходил испытания опытный экземпляр. Летчик Б.К. Галицкий поднял в небо самолет-дублер. Обговаривался вопрос о запуске гиганта в серию. Дела фирмы шли отлично. Казалось, можно было бы сбросить нечеловеческие нагрузки. Ничего подобного. Рабочий ритм в ОКБ оставался прежним, только опыта прибавилось, а значит, меньше стало просчетов.

В июльском номере «Вестника Воздушного Флота» Мясищев прочитал об американском В-52. Ссылаясь на журнал «Флайт», сообщалось, что самолет запущен в серию. Приводились его данные: крыло со стреловидностью 35 градусов, удлинением около 8 метров и размахом 57 метров, шасси велосипедного типа… Конструкторы двух стран, творившие независимо друг от друга, в обстановке строжайшей секретности, пришли к решениям, в некоторых случаях совпадавшим. Случайность? Ничуть. Такова логика развития техники. Поиск равно удался и американцам, и нам.