Но они не могли оставить его в покое — ведь они были политиками и генералами. Оставлять этого человека в Нью-Дели было опасно: он мог собрать армию, у него могли найтись союзники — кто знает? Они вывезли его из Индии в Бирму; он умер в Рангоне. В своем последнем стихотворении, которое он написал на смертном одре, говорится: «Как я несчастен! Я не могу сделать даже шести шагов по своей любимой улице». Он говорит о Нью-Дели, который он очень любил, который был им построен. Он был поэтом, и он сделал Нью-Дели настолько прекрасным, насколько это было возможно. «Мне не сделать и шести шагов, чтобы быть похороненным на своей любимой улице. Несчастный Зафар! — Это было его поэтическое имя. — Как тебе не повезло, Зафар!»

Его похоронили в Рангоне; даже его мертвое тело не привезли в Нью-Дели. Он настаивал: «Хотя бы когда я умру., отвезите меня в мой город, в мою страну. Мертвое тело не опасно». Но политики и генералы мыслят по-другому. Бахадуршах был императором, которого люди любили. Увидев его мертвым, люди могут развязать восстание, могут возникнуть проблемы — зачем это нужно? Его похоронили в Рангоне, и никто в течение многих лет даже не слышал, что он умер.

Поэтому в давние монархические времена могло случиться и так, что даже в западном полушарии появлялся такой человек, как Марк Аврелий. Он был религиозным человеком, но это редкий случай. Сегодня он не смог бы стать президентом или премьер-министром, потому что он не стал бы бороться за голоса; он не стал бы попрошайничать — зачем?

В Индии такое случалось несколько раз. Ашока, один из величайших императоров Индии, был истинно религиозным человеком — настолько, что, когда его сын, единственный сын, который должен бы стать его преемником, спросил у него разрешения стать монахом, тот танцевал! Он сказал: «Именно этого я и ждал — что в один прекрасный день ты поймешь». Когда его дочь, единственная дочь — у него было всего двое детей, сын и дочь, — тоже захотела отправиться в мир медитации, он сказал: «Ступай. Я только счастлив». Но в наше время такое невозможно.

В Индии был один великий король по имени Порас; он сражался с Александром Великим. Ты будешь удивлен, насколько несправедливо западные книги описывают этого человека, Пораса. Александр Великий — пигмей по сравнению с ним. Когда Александр дошел до Индии, он совершил один трюк — он был политиком...

В определенный день Александр отправил свою жену на встречу с Порасом. В Индии существует день — день сестер, — когда сестра повязывает мужчине на запястье нить. Он может быть ее братом или не быть, но в момент, когда нить завязана, он становится ее братом. И произносится двойная клятва. Брат говорит: «Я буду защищать тебя», а сестра: «Я буду молиться о твоей защите».

В этот особенный день Александр послал свою жену к Порасу, а сам остался за пределами королевства. Границей королевства служила река; Александр остался на другом берегу, а туда отправил жену. И когда во дворе Пораса было объявлено: «Жена Александра Великого хочет встретиться с тобой», он вышел приветствовать ее, потому что в Индии это было традицией. Даже если в ваш дом приходит враг, он является гостем, а гость — это бог.

Он пригласил ее в свой двор, усадил на трон и сказал:

— Ты могла бы позвать меня. Не стоило проделывать столь длинный путь.

— Я пришла, чтобы сделать тебя своим братом, — ответила она. — У меня нет брата — а сегодня, я слышала, день сестер; я не смогла устоять.

Это была политическая игра. И Порас понимал, что Александр и его жена знали об этом дне и почему Александр дожидался именно этого дня, чтобы послать к нему свою жену, но сказал:

— Это совершенно правильно. Если у тебя нет ни одного брата, тогда я — твой брат.

Она повязала принесенную нить на запястье Пораса, и тот коснулся ее ног. Брат должен коснуться ног сестры — независимо от того, старше она или младше.

Величайшее уважение к женщине шло бок о бок с невероятной жестокостью по отношению к ней. Возможно, жестокость была создана монахами и священниками, а уважение — религиозными людьми.

И тут же жена Александра сказала:

— Теперь ты мой брат, и я надеюсь, ты спасешь меня, но единственный способ меня спасти — это не убивать Александра. Ты ведь не хочешь на всю жизнь оставить свою сестру вдовой.

— Даже вопросов быть не может, — ответил Порас. — Не нужно было об этом говорить, это решенный вопрос. К Александру никто не притронется. Теперь мы родственники.

И вот что произошло: на следующий день Александр пошел в наступление, и посреди битвы настал момент, когда Порас убил коня Александра. Тот упал на землю; Порас был на слоне, — в Индии истинным боевым животным была не лошадь, а слон — который чуть было не наступил на Александра и не покончил с ним. Просто по привычке Порас вытащил копье, чтобы заколоть Александра, как вдруг увидел на запясгье нить. Он убрал копье и сказал погонщику слона: «Двигай назад и скажи Александру, что я никогда не убью его».

Это был момент, когда Александр мог быть убит — и тогда все его желание покорить весь мир провалилось бы; вся история могла быть другой. Но Порас был религиозным человеком, он был сделан из иного теста: он был готов потерпеть поражение, но не был готов предать свое слово. И он был побежден — он упустил свой шанс.

Пораса привели во двор, импровизированный двор к Александру — с закованными в кандалы руками и ногами. Но то, как он шел... Даже Александр сказал ему: «Ты все еще идешь как император — хотя твои руки и ноги в цепях».

— Я так хожу. Это не связано с тем, император я или заключенный; это мой способ передвигаться. Таков я.

— Каким способом ты бы хотел, чтобы тебя казнили? — спросил Александр.

— Что за вопрос? Император должен быть казнен как император. Что за глупый вопрос?!

Александр написал в своих заметках: «Я никогда не встречал такого человека, как Порас. Он был закован в цепи, я мог без промедления убить его — здесь и сейчас, но как он шел, как говорил!..» Александр был очень впечатлен.

— Снимите с него цепи; где бы он ни находился, он останется императором. Верните ему его королевство, — сказал он. — Но прежде чем мы уедем, я хочу задать тебе один вопрос. В тот момент, когда ты мог убить меня, почему ты убрал копье? Еще одна секунда — и мне был бы конец, или бы твой слон раздавил меня — но ты предотвратил это. Почему?

— Не спрашивай об этом. Ты сам знаешь; ты политик, а я — нет. Узнаешь эту нить? Ты прислал ее вместе со своей женой, которая теперь — моя сестра, и я не могу убить мужа своей сестры, не могу оставить ее вдовой. Я выбрал быть побежденным, чем убить тебя. Но не чувствуй себя обязанным мне — это всего лишь то, как поступает центрированный человек.

В прошлом такое было возможно благодаря монархии. Но при монархии королями становились и идиоты, королями становились и сумасшедшие — всякое бывало. Так что я не поддерживаю монархию, я просто говорю, что при монархии по воле случая истинно религиозный человек мог стать императором. В будущем демократия не продлится долго, так как политик — невежа по сравнению с ученым, он уже находится в руках ученого. Будущее за учеными, не за политиками.

Это означает, что нам придется изменить слово «демократия». У меня есть новое слово: меритократия[2].

Определяющим фактором будут достижения и заслуги. Ты больше не сможешь собирать голоса, раздавая всевозможные обещания и надежды, — будут решать твои заслуги, твоя реальная сила в научном мире. И как только управление перейдет в руки ученых, станет возможным все, потому я и назвал науку объективной религией, а религию — объективной наукой.

Как только власть перейдет в руки ученых, карта мира изменится — к чему русским ученым бороться с американскими? Они работают над одними и теми же проектами — гораздо эффективнее будет работать вместе. Это полнейшая глупость, что по всему миру в каждом государстве проводятся одни и те же эксперименты, — в это трудно поверить. Объединившись, эти люди могли бы творить чудеса. А проводить такие эксперименты по отдельности очень дорого.