— Ты знаешь, что он ценный профессор, — ответил директор. — Если он уволится посреди семестра, как ты думаешь, где мы найдем специалиста его уровня? Он знает, что поскольку его противник студент, проучившийся в колледже всего три месяца, выбор будет сделан в его пользу.
— Но, — сказал я, — не думайте, что все будет так просто. Тогда мое сражение, которое проходило с С. Н. Л. Шриваставой, продолжится с вами. Я буду здесь, в вашем кабинете, каждый день. И вы должны будете предоставить мне письменные основания того, почему меня отчислили.
Это был действительно хороший и интеллигентный человек.
Он сказал:
— Я не вижу никакой причины выгонять тебя и буду последним, кто отчислит тебя. Но, пожалуйста, пойми и мое положение: мы не можем потерять этого профессора. Поэтому сделай вот что... Я не буду отчислять тебя, а подготовлю документы для перевода тебя в другой колледж. Тебе не придется ни о чем заботиться, но сделай мне одолжение: я договорюсь с другим колледжем, и ты перейдешь туда. Джабалпурский университет включает в себя как минимум двадцать колледжей, поэтому ты можешь выбрать любой, какой хочешь.
— Дело не в моем выборе. Обзвоните всех этих директоров и убедитесь, захочет ли кто-нибудь из них принять меня, — сейчас каждый знает об этом деле С. Н. Л. Шриваставы, о том, что лучший профессор философии собирается увольняться. Кто захочет зачислить меня? Попробуйте, я готов.
Из двадцати только один директор согласился принять меня — и с условием, что я вообще не буду посещать занятия. Он напишет для меня все необходимые ведомости, но я не должен ходить на занятия.
Я сказал:
— Это прекрасный поворот событий. Я и сам не хочу без надобности ходить и встречать там идиотов, которые не знают, что они делают и чему они учат. Отлично, можете так и сделать. Только запомните: я не собираюсь платить за учебу. Я делаю вам одолжение, а вы заботитесь о плате за эти два года. Я никогда не появлюсь в том колледже; вы договариваетесь об оплате и берете на себя все. Через два года я приду к вам, и если что-нибудь будет не так, отвечаете вы.
— Я беру на себя всю ответственность.
И он выполнил свое обещание. Через два года я пришел к нему и сказал:
— Дайте мне мою экзаменационную ведомость для вступительных экзаменов. Я не посещал тот колледж, я даже никогда не видел его.
Вот что такое толпа. Даже образованные люди относятся к толпе — они не обладают ни целостностью, ни разумом, ни даже смелостью сказать «Я не знаю». Теперь мне известно, что условие о том, что я не должен посещать занятия, исходило от одного профессора. Директор тогда спросил его:
— Можем ли мы принять этого студента? Там были проблемы...
И профессор ответил:
— Мне не нужны проблемы в аудитории. Можешь принять его, но с условием, что он не будет посещать занятий.
Недавно я прочел статью этого профессора — его имя Солери, — в которой он с гордостью заявлял, что я был его студентом. Я даже не видел его лица, а он не видел моего; я ни разу не был у него на занятиях, на территории его колледжа или даже в окрестностях. И теперь он гордится тем, что я был его студентом и что он всегда знал, что я был особенным. Какие дураки! Им ничего не стоит соврать, вся их жизнь полна лжи.
Все люди в каком-то смысле невежественны, но педагоги, священники, политики — именно эти люди продолжают отравлять их и удерживать на уровне толпы.
Явление, которое мы называем демократией, еще не достигло того уровня, когда это может называться демократией. Это все еще не более чем толпократия, потому что люди, участвующие в выборах, — это толпа; они до сих пор не осознанны и не бдительны.
Всего несколько дней назад здесь проходили выборы. Я слышал, что в ночь на пятое число, за день до выборов, которые были назначены на шестое ноября, напротив окружного суда Васко собрались все христианские конфессии. Все священники, которые являются врагами, постоянно сражаются друг с другом, спорят, кто прав, а кто неправ; кто ближе к Христу и Богу, а кто дальше; кто более ортодоксален, а кто ушел в сторону, — все они собрались вместе перед зданием окружного суда. Для чего? Чтобы помолиться о спасении округа Васко от антрихриста.
И кто же антихрист в округе Васко? И нужно ли спасать от него округ? Я по-настоящему наслаждался тем, что они молились обо мне, — не думаю, что здесь есть кто-то еще, кто может быть назван антихристом. Но я немного сумасшедший. Они назвали меня Анти-Христом, Анти-Буддой, Анти-Махавирой, Анти-Кришной, Анти-Семитом. Кто угодно — просто поставьте приставку «анти», и это будет иметь отношение ко мне. Но в действительности я всего лишь за самого себя и не против кого бы то ни было. Меня не заботит Христос — какой смысл быть Анти-Христом?
Меня никто из них не заботит. Они не заботились обо мне — почему я должен о них заботиться? А эти люди продолжают... Журналисты спрашивали у них:
— И кто же антихрист?
И у них не хватило смелости даже назвать мое имя. Они ходили вокруг да около, отвечая:
— Мы просто молимся за то, чтобы округ был спасен от темных сил.
Почему только округ Васко? Или все темные силы сконцентрировались именно здесь? Им следовало было отправиться в Вашингтон к Белому дому и молиться там, ведь если темные силы где-то и скопились, то для этого есть только два места: Кремль и Белый дом. И если мир страдает, то источники этого страдания находятся в Кремле и в Белом доме.
Но самое странное в отношении этих священников в следующем: в период Второй мировой войны в Англии они молились Богу, христианскому Богу, за победу англичан, за безопасность Уинстона Черчилля. А римские христиане в Ватикане молились тому же самому христианскому Богу за безопасность и победу Муссолини. Но это еще не все... Христианские архиепископы благословили Адольфа Гитлера на победу и молились за него тому же христианскому Богу. Что же было делать этому христианскому Богу? Он должен был покончить с собой — что предпринять? Все они — его люди, и они молятся. В чью пользу ему решать?
И христиане не замечают, что, когда у власти Адольф Гитлер, христианский священник молится за него. Он просто-напросто трус. Он не в состоянии сказать: «Я не буду молиться за тебя и идеологию, которую ты защищаешь. Я буду молиться за то, чтобы ты потерпел поражение». Но смелые люди не становятся священниками, они находят себе более стоящие занятия. А это — трусы. И эти трусы продолжают отравлять умы других людей и делать из них трусов. Они разрушили весь мир и превратили его в сумасшедший дом.
Так что, если толпа против меня, этого следовало ожидать. По-другому и быть не может, это естественно. Что неожиданно, так это то, что в мире есть небольшое число людей, способных встать рядом со мной, у которых достаточно мужества, чтобы отставить в сторону свои предрассудки и прислушаться ко мне, у которых достаточно разума, чтобы распознать истину, когда они с ней сталкиваются, — какова бы ни была цена и к чему бы это ни привело.
На самом деле, ни у кого прежде не было настолько интеллигентных людей, какие по всему миру есть у меня; людей такого уровня: настолько восприимчивых и готовых пройти испытание огнем.
Да, движение к истине — это хождение по огню.
Оно сожжет тебя, сожжет полностью. И то, что останется, что выживет в огне, — и есть твоя реальность. Все остальное, все, что сгорит, — мусор, который высыпали на тебя другие. Никто не в силах сжечь истину, но чтобы достичь ее, необходимо отбросить столько всего, столько лишнего...
Но мне повезло, что по крайней мере один процент человечества практически готов совершить прыжок и создать первую в мире истинную религию — религию истины и осознанности, в которой не будет никаких выдумок о боге, небесах, аде, дьяволе, — просто чистейшая правда в двадцать четыре карата.
Даже один процент всего населения Земли — это огромная сила. Это не значит, что против этого одного процента выступает девяносто девять. Нет, те девяносто девять — ничто, у них нет никакого внутреннего огня. Они умерли еще до смерти; это просто ходячие трупы.
