Совет звучал убедительно: «Пусть они спорят. Они никогда не придут к общему мнению. Они будут спорить до вечера, но так ничего и не решат. Если ты понадеешься на них, то пожалеешь. Просто уезжай! Пусть они остаются здесь и продолжают спорить, а я послушаю, что они говорят».

Оседлав свою самую быструю лошадь, король поскакал как можно быстрее прочь от дворца, где ему приснился этот сон. К вечеру он преодолел сотни миль и был очень рад, что ускакал так далеко: «Теперь смерти будет нелегко найти меня в правильном месте в правильное время».

Солнце садилось. Он выехал на окраину города Дамаска. Просто чтобы отдохнуть... Весь день он ничего не ел, он даже не взял с собой и чашки воды — время было на вес золота. За один день ведь не умрешь от голода или от жажды. Он увидел сад на окраине города и заехал в него, чтобы немного отдохнуть. Привязав лошадь к дереву, он поблагодарил ее, — возможно, это была лучшая лошадь во всем мире. Он благодарил коня, приговаривая: «Ты сегодня был так неутомим! Даже я не знал, что ты можешь скакать так быстро. Теперь отдыхай, а я раздобуду тебе воды и еды».

И в этот момент он почувствовал чью-то руку у себя на плече. Он оглянулся. Все та же темная фигура стояла позади него и смеялась. Король был шокирован:

— Почему ты смеешься?

— Это то самое место и то самое время, — ответила смерть. — Я беспокоилась, успеешь ли ты, — но твой конь и правда лучший в мире. Я тоже ему благодарна.

Куда тебе бежать? Возможно, именно там, куда ты едешь, и есть правильное место и время.

Сегодня такие факты, как смерть... Религии пытались утешать тебя с помощью идей, которые проливают масло между тобой и страхом смерти, нейтрализуют шок, чтобы ты не находился в нем постоянно, иначе жить было бы невозможно. Поэтому в различные мифы и легенды были вплетены всяческие виды лжи. Каждый, кто говорит правду, вынужден прорываться сквозь эту паутину, сквозь эти мифы и вымыслы.

И когда внезапно ты видишь голую правду, ты чувствуешь враждебность к человеку, который преподнес тебе такой шокирующий подарок. Тебе хотелось бы верить, что это не так, но ты понимаешь, что именно так и есть. Отсюда и гнев — иначе зачем было убивать Сократа?

Если ты прав и уверен в своей правоте, позволь этому человеку дурачить своей «истиной» самого себя — для тебя это не имеет значения. В Афинах верили в жизнь после смерти, как практически везде на Земле. Все, за исключением атеистов, так или иначе верят в загробную жизнь. Греческая вера изобиловала мифами на эту тему, но Сократ заявил: «Про смерть ничего нельзя сказать, ибо оттуда еще никто не возвращался. Так что не нужно засорять себе голову. Мы не должны верить всяким выдумкам о смерти и жизни после смерти — нет ни одного свидетеля этому. Пока я еще не умер, я не могу сказать, есть ли жизнь после смерти. А когда я умру, то и вопроса не возникнет — меня просто не будет».

«А что ты скажешь про то время, когда еще не родился?» И его доводы были вески: «Ты страдал, беспокоился, испытывал затруднения? Ты понимаешь, что до твоего рождения никакого вопроса страдания или беспокойства не возникает. Кто мог страдать или испытывать беспокойство? Тебя просто не было!»

Сократ смотрит на смерть с той же точки зрения. Если ты просто перестаешь существовать, как говорят атеисты, если ты полностью исчезаешь и ничего не остается, тогда нет никакой проблемы — тебя просто нет. Все проблемы, все беспокойства исчезают вместе с тобой. Это один вариант.

Второй вариант — если правы теисты: ты продолжаешь жить. Но в таком случае, говорит Сократ, тоже нет никакой проблемы: «Ты выжил прямо сейчас и каким-то образом перенес свое страдание, беспокойство, свои проблемы; как-то ты выдержал их. И поскольку ты продолжаешь жить, ты станешь более опытным, ты справишься с ними».

Потому он говорит: «Я не вижу ничего, о чем стоило бы беспокоиться. Или я умру — и тогда нет никаких проблем, или я буду продолжать жить, но стану более опытным, мудрым. И я верю в себя: раз я смог пройти через жизнь, то пройду также и через смерть. Но я ничего не могу об этом сказать, пока не испытаю все на собственном опыте. И не могу пообещать вам, что, когда я испытаю это на собственном опыте, я вернусь и расскажу об этом, потому что оттуда еще никто не возвращался. Возможно, пути назад нет. Возможно, как только ты пересекаешь мост, тот падает и общение больше невозможно. Так что ничего об этом сказать нельзя».

Он не говорил ничего определенного, и в этом была проблема — он создавал беспокойство в умах людей. И в этом — одна из причин, почему на него ополчились в Афинах: «Он должен быть либо изгнан, либо приговорен к смерти — этот человек вызывает в людях беспокойство и смятение. Люди, полностью довольные и удовлетворенные своей работой... как только они пообщаются с этим человеком, они совершенно утрачивают покой».

И это было обычным делом для Сократа: подловить кого-нибудь в окрестностях города и начать задавать ему вопросы. Даже если человек хотел ускользнуть, Сократ не позволял: «Ты должен ответить!» И как только тот отвечал, Сократ начинал атаковать этот ответ со всех возможных сторон, и в итоге человек уже не мог ответить ничего. «Можешь прийти в мою школу, — говорил тогда Сократ, у него была школа, — если хочешь чему-нибудь научиться, ибо твои ответы совершенно не истинны. Какой-то дурак продал тебе этот ответ и обманул тебя. Ты жил во лжи».

Да, ложь может быть удобной, очень комфортной. А правда в самом начале очень неудобна и некомфортна, зато в итоге она становится предельным блаженством.

Мы можем подвести итог: ложь всегда сладка вначале и горька в конце; правда горька вначале и сладка в конце. Но чтобы дождаться конца, необходимо терпение. Если ты будешь нетерпеливым, то приобретешь ложь.

Большинство людей не имеют собственного мнения. Веками им постоянно что-то внушают, обусловливают, промывают мозги. И чтобы услышать то, что говорит человек вроде меня, потребуется отвага. Затем потребуется невероятное мужество, чтобы впитать это, потому что это горько, это идет против всей твоей обусловленности.

Потому очень немногие люди, только истинные искатели правды, будут готовы пройти через всю эту неразбериху. Все будет перевернуто с ног на голову: их Бог, их небеса, их ад, дьявол, мессии, пророки...

Между тобой и истиной — толстая стена. И все эти люди также стоят между тобой и истиной. Вам нужно им сказать: «Отстаньте! Отправляйтесь в Орегон!» Это мой перевод фразы «Идите к черту!» — она устарела, поговорки нужно обновлять.

Христианин должен будет отодвинуть в сторону Христа, а это очень сложно. Иудеям трудно было сделать то же самое с Моисеем, когда Иисус говорил им гораздо более истинные вещи. Было трудно отставить в сторону Моисея; теперь та же проблема встает перед христианами: труд но отставить в сторону Иисуса. А Иисус провозгласил гораздо более весомые вещи, чем Моисей. Моисей никогда не заявлял, что он — единородный сын Бога.

Иисус заявил, что он единородный сын Господа. Сможешь ли ты отставить это в сторону и сказать ему «Иди в Орегон!»? Это будет непросто. Скорее ты предпочтешь выслать из Орегона меня. Именно это пытаются сделать твои политики — они говорят мне: «Уезжай из Орегона». Сделать это гораздо проще — у них нет со мной никаких связей, я не продавал им никаких сладких снов. Я не обещал им ничего, как не обещаю ничего и сейчас.

Вся моя работа заключается в том, чтобы разрушить всю ту ложь, которой тебя окружили, и, ничем не заменяя ее, оставить тебя полностью обнаженным в твоем одиночестве. По моему мнению, только в своем одиночестве ты сможешь познать истину — ибо ты и есть истина.

Не нужно никуда идти, чтобы найти ее. Ни Иисус, ни Кришна, ни Будда, ни я не сможем дать ее тебе. Это не вещь, которую кто-то может тебе передать. Просто подумай: если истина — это вещь, нечто такое, что может быть отдано тебе, тогда ее можно продать, можно забрать обратно, можно потерять — все что угодно может случиться.

Но с истиной ничего не случается. Это она случается с тобой, с ней же ничего не происходит. Ее невозможно продать, невозможно купить.