Всюду Твэна встречали восторженно, залы были полны. Он читал отрывки из «Простаков», «Тома» и «Гека», а также рассказывал анекдоты, например про непослушную лошадь. В программу иногда включалась знакомая с детства негритянская страшная история о пропавшей «золотой руке». Нужно было умело выдержать паузу в конце и, уставившись в какую-нибудь робкую девушку, вдруг вскрикнуть: «У тебя моя рука!» — девушка вздрагивала от испуга. Популярностью пользовался рассказ про арбуз, который Сэм в детстве стащил на чужом баштане. Когда оказалось, что арбуз зеленый, Сэм вернул его хозяину. В награду за «честность» он получил другой, спелый арбуз.

Когда, наконец, пришел долгожданный момент и турне было окончено, Клеменсы вернулись в Лондон. Сюда должны были приехать и оставшиеся в Америке дочери. Но пришло несколько телеграмм, глухо сообщавших о болезни Сузи. Жена и дочь Клара спешно выехали в Америку. Через, три дня получилось известие, что Сузи умерла.

Какая-то газетка пустила слух, что престарелый юморист Твэн брошен своей семьей и остался без средств. Крупнейшая американская газета «Геральд» начала сбор денег в пользу Твэна. Карнеги пожертвовал целую тысячу долларов. Но до этого дело еще не дошло, сообщил Твэн печати, семья его не бросила. Правда, он устал от долгов, но пока в пожертвованиях не нуждается.

Вышли книги о Жанне д’Арк и о похождениях Тома Сойера в пустыне Сахаре и в Египте («Том Сойер за границей»), а также о его приключениях в качестве сыщика. Вся история о путешествии в пустыню была рассказана, пожалуй, только ради нескольких шуток. Но даже в этом растянувшемся анекдоте имеются сильные сатирические строки. Том Сойер показан милым ловким парнем, прославляющим «здравый смысл», обычные нормы поведения рядового американца. Конечно, это у Тома родилась мысль набрать песку в корзину воздушного шара, чтоб затем разбогатеть, продавая «настоящий песок из настоящей Сахары по 10 центов баночка». В противовес Тому, устами Гека и негра Джима, его компаньонов по путешествию, говорит народная мудрость. Подобно Иванушке-дурачку и Гансу-простаку, Гек и Джим своими простецкими вопросами походя разрушают сложные построения лжи, предрассудков, лицемерия.

Романтик Том предлагает устроить крестовый поход. Гек не знает, что это такое. «Наш долг», объясняет ему Том словами, почерпнутыми из книжек, «захватить святую землю». Но Гек этого не может понять. Языком простого, неученого фермера он говорит о том, что на «святой земле» живут другие люди и нельзя отбирать у них земли, подобно тому, как нельзя лишать фермеров их ферм.

Все попытки Тома разъяснить, что этот вопрос ничего общего с фермами не имеет, что «это вопрос религии, нечто совсем другое», не могут поколебать уверенности Гека и Джима. Если уж убивать людей, дабы отобрать у них землю, то почему бы, говорят они, не начать с соседей, живущих за рекой?

Гек и Джим — люди народа — становились Твэну все ближе в этом меняющемся мире, мире захватчиков чужой земли, чужого достояния.

Марк Твэн диктует автобиографию.

Марк Твэн в последние годы жизни.

К концу XIX столетия по численности населения Соединенные Штаты перегнали все европейские страны, кроме России. Национальное богатство США уже превысило национальное богатство Англии, хотя всего полвека тому назад оно составляло только треть английского. Промышленность Соединенных Штатов достигла величайшего в мире уровня. Американская земля рождала сельскохозяйственные продукты в поразительном изобилии.

Морган, Рокфеллер и другие богачи все в большей степени становились заправилами американского хозяйства. Имя Моргана, начавшего создавать величайший в мире стальной трест, человека, в руках которого, по словам ораторов из оппозиционной партии, президент Соединенных Штатов был только глиной, высоко поднялось над американским горизонтом. Заводы, фабрики находились в руках акционерных обществ, богатейших корпораций, создававших совместно с банками монополии, грозную концентрацию капитала.

Капитализм все глубже проникал и на ферму. К концу столетия уже весьма значительная часть фермеров работала на арендованной земле. Издольщина, отработочная система распространялись все шире из года в год. Те, кто владели еще фермами, закладывали и перезакладывали свое имущество. Как показал Ленин, капиталистический характер земледелия в США выразился также в росте применения наемного труда, в вытеснении мелкого земледелия крупным, в расширении удельного веса высококапиталистических хозяйств с очень интенсивным производством. В начале нового столетия в Америке «Больше половины всего земледельческого производства страны… сосредоточено в руках около 1/6 доли капиталистических хозяйств…»[8] На долю почти 3/5 всего числа ферм приходилось только 22 процента всей суммы производства.

На фермах теперь жили не обеспеченные землевладельцы, а арендаторы или люди, заложившие свои фермы, измученные растущими долгами, от которых никогда не освободиться. На головы капиталистов, и их слуг в Конгрессе Соединенных Штатов и в Белом доме сыпались проклятия. Фермеры поддерживали движение за выпуск серебряных денег, за широкую эмиссию. «Не распинайте человечество на золотом кресте», кричали последователи демократа Брайана, безуспешно протестуя против золотого стандарта, «здоровых денег», роста долгов в пересчете на стоимость продуктов, которыми фермеры должны их оплачивать.

Сторонников установления единого подоходного налога, фермеров, ищущих справедливости, бастующих рабочих называли революционерами. Все реакционные силы страны, включая Верховный суд, были призваны на защиту крупного капитала. Еще в 1894 году один из членов Верховного суда многозначительно заметил, что «теперешние нападки на капитал — это только начало».

Чтобы окончательно расплатиться с долгами, Твэн принялся за новую книгу о недавно законченном кругосветном путешествии. Снова вспомнилось старое требование Блиса — книга должна быть веселой. Но на душе было горько. Мысли о человеке принимали все более мрачный характер. В книге «По экватору» Твэн поместил ряд новых афоризмов из «Календаря пустоголового Вильсона», с этими афоризмами перекликались и мысли, занесенные в записную книжку. «Все человеческое патетично, — написал Твэн, — даже юмор имеет своим тайным источником не радость, а горе. На небе нет юмора».

Все сильнее начинала звучать тема презрения человека к самому себе.

Оказалось, что заслуживает осуждения не только «род человеческий» в целом, со всеми его слабостями и грехами, но также каждый отдельный человек. Вильсон уже не мог себя чувствовать героем, поступающим правильно вопреки своему окружению, нет, он — и Марк Твэн вместе с ним — убедился, что он тоже достоин презрения. «Когда люди не уважают нас, мы сильно обижаемся, но в глубине души никто себя не уважает». Разлад между мыслями и действиями, который Твэн ощущал уже давно, начал мучить все больше. «Если глубоко и честно заглянуть к себе в сердце, то нужно признать, что человек видит в роде человеческом только себя самого. Байрон презирал человечество, потому что он презирал самого себя. Я чувствую то же, что и Байрон, и по той же причине».

«Мы можем добиться одобрения других, если будем поступать как следует… но собственное наше одобрение ценнее во сто раз, а способа его добиться — не найдено».

Твэн отчасти объяснил причину и своего внутреннего разлада, когда сказал: «Слава богу, в нашей стране мы имеем три необычайно драгоценные вещи: свободу слова, свободу совести и осторожность, которая не позволяет нам пользоваться этими свободами».

По-иному Твэн начинал оценивать и далекое, когда-то казавшееся безоблачно-радостным, прошлое довоенных лет на Миссисипи.

В Индии Твэн был свидетелем сцены избиения туземца. Это ему напомнило, как относились много лет тому назад к рабам-неграм на его собственной родине. «Человек — единственное животное, которое краснеет от стыда и которому следует краснеть», записал Твэн. И это говорил самый оптимистичный, самый веселый писатель XIX века.