— Она в сознании? — спросил он, глядя на Эльфриду.

— Да. Только ей нельзя много разговаривать, делать резких движений. Ну, и не волноваться, понятно.

Гусев подошел вплотную к койке. Ему показалось, что шпоры его звенят слишком громко.

— Эльфрида, — произнес он. — Вы слышите меня, Эльфрида?

Она открыла глаза. Увидела Гусева, и руки ее, лежавшие поверх одеяла, слегка вздрогнули.

— Эльфрида, всего один вопрос. Вы в состоянии мне ответить? Это был Виктор? Ваш двоюродный брат Виктор Лоди?

Она отрицательно покачала головой: нет, не Виктор!

— Тогда кто же? Неужели Андрейка? Или кто-нибудь из других парней?

Эльфрида не ответила. Она закрыла глаза. Ей опять стало плохо. Она снова потеряла сознание. Наверное, от волнения. Ведь ей нельзя было волноваться. Гусев поспешил выйти из палаты.

— Да, это был не Виктор Лоди, — произнес он вслух, и в тоне его голоса чувствовалось убеждение. — На этот раз Эльфрида не солгала.

Да, Эльфрида сказала правду. Она плохо помнила подробности этого злополучного вечера: ранение, которое она получила, стерло из памяти некоторые подробности. Она помнила только, что собиралась, как всегда, на танцы. На ней было новое розовое платье. В волосах — голубая лента. Внезапно в дом постучали.

Эльфрида подумала, что это вернулся Виктор. Или, может быть, пришел Андрейка, с которым она так скверно поступила, обозвав его трусом? Но это был не Виктор и не Андрейка.

Вошел незнакомый человек. Немолодой. С толстым, отечным лицом. Он окинул Эльфриду взглядом и спросил:

— Одна?

— Да, — ответила она, почему-то совсем не ощущая страха.

— Такая девушка — и одна? Ни мужа, ни просто дружка? Впрочем, скоро ты перестанешь находиться в одиночестве. Там, куда ты собираешься, тебя оценят по заслугам.

Только теперь Эльфрида ощутила страх. Противный, омерзительный страх, от которого все тело покрылось липкой испариной.

— Кто вы такой? Что вам надо?

— А разве я что-либо неправильно сказал? Ведь ты же хочешь бежать отсюда? Из этой страны. Видишь, я все знаю!

— Вы что же, пришли уговаривать меня?

— Нет, просто помочь. Ну, как мы с тобой договоримся? Когда прийти за тобой?

Она уклонилась от ответа. Только промолвила сухо:

— Вот что, мне некогда. Ступайте себе. Мне надо идти.

Они вышли во двор.

— Так когда мне все-таки прийти? Я жду ответа.

— И не дождетесь, — сказала Эльфрида, выходя за ворота и ругая себя за то, что до сих пор не завела собаку, верного четвероногого друга. Жить одной на хуторе и не иметь собаки — это довольно смело.

— Ты, кажется, начала петь по-другому? — спросил мужчина.

Эльфрида остановилась.

— Если ты сейчас же не удалишься, — произнесла она, с отвращением глядя на незнакомца, — я не пойду на танцы, а отправлюсь на заставу, к пограничникам. Пусть проверят тебя, что ты за птица.

Он поглядел на нее сверху вниз и сказал злобно:

— Тварь! Я так и думал, что ты именно такая...

Повернулся и зашагал по дороге. А Эльфрида пошла на танцы. Но до деревни не дошла. Около старой мельницы услышала шорох в кустах. Не успела оглянуться — как на нее обрушился сильный удар. Что было потом, Эльфрида не помнила — очнулась уже в больничной палате.

Обо всем этом она рассказала Гусеву после того, как немного пришла в себя. Это случилось на пятый день ее пребывания в больнице. Она уже чувствовала себя лучше, только голова болела сильно. Главный врач, тот, который оперировал ее, сказал, что теперь у нее часто будут головные боли. Во всяком случае, первое время. Эльфрида испугалась — ну кому она будет нужна такая?

Но, оказывается, она была нужна. Все тому же Андрейке. И даже в таком состоянии. Если б не Андрейка, может быть сейчас Эльфриды уже не было бы в живых. Это Андрейка услышал ее стон, когда проходил мимо старой мельницы, а потом нес на руках до ближайшей деревни, откуда она была доставлена на подводе в больницу.

Самому Андрейке эта история доставила немало неприятностей. Взять хотя бы то, что его заподозрили в покушении. Будто бы он напал на Эльфриду и ударил ее по голове. И будто бы сделал это из ревности, из мести. А ведь он оказался в ту ночь у старой мельницы лишь потому, что шел на пограничную заставу. Чтобы рассказать лейтенанту Гусеву о преступном замысле Эльфриды Лоди — бежать за границу.

Правда, сделать это не пришлось. Сама Эльфрида призналась во всем. И как впустила к себе Виктора, и как прятала его под полом, и как уговаривала Андрейку бежать вместе с ней.

Слезы текли по ее лицу, когда она рассказывала обо всем лейтенанту Гусеву. Она закрывала лицо руками, но слезы текли и текли, просачиваясь сквозь пальцы, падая на больничный халат.

— Что же теперь будет со мной? — спрашивала Эльфрида. — Я уже не буду больше работать на тракторе? Меня посадят в тюрьму? Вышлют?

— Никто вас не тронет, Эльфрида, — отвечал Гусев. — Ведь вы раскаялись чистосердечно, а это самое важное. Хорошо, что нападение на вас окончилось благополучно. А могли и убить.

— Вы так и не узнали, кто этот человек?

— Пока — нет.

Гусев беседовал об этом и с Андрейкой. Он сказал, что Эльфрида, конечно, виновата. Ей следовало бы немедленно сообщить о появлении Виктора на заставу или в комендатуру. А Эльфрида не сделала этого. Наоборот, соблазненная его рассказами, сама решила бежать за границу.

Одна сделать это она побоялась и поэтому начала льнуть к Андрейке, чтобы потом склонить его к побегу. А он-то ничего не подозревал. Думал, что она по-настоящему любит его.

Самое удивительное, что после покушения на нее Эльфрида вдруг действительно почувствовала к Андрейке симпатию. Ведь это он обнаружил ее без сознания на старой мельнице. А потом нес на руках, и кровь, которая текла из ее пробитой головы, пачкала ему рубаху. Эльфрида стала думать, что, пожалуй, никто и никогда не относился к ней с такой теплотой, как Андрейка. Ни Питер Реемси, ни даже Пашка-кузнец.

Сам Андрейка пока еще не знал, что ему делать. Забыть Эльфриду или, наоборот, жениться на ней? Больше всего ему хотелось сейчас встретиться с ее двоюродным братом — Виктором. Ну, попадись ему этот Виктор! Говорят, он очень хитрый и ловкий. И силы у него хватит на троих. Ну, что ж, Андрейка тоже не из слабосильных. Он бы показал этому Виктору Лоди.

Андрейка теперь много работал — шла уборка урожая, подготовка к осенней пахоте. В работе хотел найти Андрейка успокоение. Он по две смены не слезал со своего трактора, и начальник МТС ничего ему не говорил. Он понимал переживания тракториста.

Девушки и парни звали Андрейку в клуб, на танцы, но Андрейка отказывался: нет, без Эльфриды он никуда не пойдет.

Иногда только по вечерам после работы он отправлялся бродить по окрестностям, по местам, где встречался с Эльфридой. Теперь он искал встречи с ее двоюродным братом, с Виктором Лоди. Но Виктора не было.

Стояла уже осень. Желтые и красные листья слетали с деревьев к ногам Андрейки.

Комендант Рогачев был у себя. Гусев поправил фуражку и, постучавшись, вошел в кабинет.

В маленькой комнатке было жарко. Рогачев сидел за столом, расстегнув воротник гимнастерки, тучный, багровый. Фуражку он сдвинул на затылок.

— Ну, что? — спросил Рогачев, поворачиваясь всем своим грузным туловищем на стуле.

Только тут Гусев заметил, что комендант не один. Прислонившись спиной к печке, стоял Матросов. Он пожевывал мундштук папиросы, глядел на Гусева и улыбался.

— А меня ты уже и замечать не хочешь? — сказал он, обращаясь к Гусеву.

— Ну, что вы! — вспыхнул Гусев от радости. — Как можно!

Они обменялись крепким рукопожатием.

— Давно мы с тобой не встречались, — произнес Матросов. — Ну, как семейные дела? Как Леля?

— Скоро наследника мне подарит. Или наследницу.

— Заранее прими мое поздравление!

— Спасибо!