Но тут же позабыл о покупке, потому что его позвали к коменданту Рогачеву.

В маленьком кабинетике коменданта было, как всегда, темновато. Зеленые, густо разросшиеся ветви заслоняли окно от солнечных лучей. От этого казалось, что на улице пасмурно и прохладно.

Комендант Рогачев страдал бронхиальной астмой. Это был высокий, полный человек, с широким красным лицом. Он мог бы давно уйти в отставку, поселиться где-нибудь на покое, разводить цветы и нянчить внуков. Но ему не хотелось расставаться с границей, которой он отдал почти всю свою сознательную жизнь. Комендант Рогачев слишком любил свое беспокойное, трудное дело.

Он окинул взглядом Гусева, который стоял перед ним по другую сторону письменного стола.

— Как живете? — спросил Рогачев, тяжело дыша.

— Отлично! — бодро ответил Гусев. — Настроение у всего личного состава превосходное.

— Как жена?

— Жене, понятно, скучновато на заставе. Но не жалуется.

— Передайте ей мой привет.

— Спасибо.

Рогачев помолчал, пристально разглядывая Гусева. Это у него была такая манера — смотреть не отрываясь в лицо собеседника. Потом он заговорил:

— Вот что, лейтенант. У нас имеются данные. Тут кое-кто ожидается в эти дни. Может быть, даже сегодня, а может быть, завтра. Понимаете?

— Так точно! — отчеканил Гусев.

— Я особенно беспокоюсь за ваш участок. Нет, не за людей, народ у вас замечательный. А вот месторасположение... Река. Сразу же за берегом — лес... Как будто бы специально для лазутчика. В общем, прошу усилить наблюдение. Почаще сами проверяйте участок. Понимаете?

— Понимаю!

Гусев вышел от коменданта взволнованный: вот, кажется, и кончилось на границе затишье!

Вернувшись на заставу, Гусев созвал командиров отделений и рассказал им об обстановке.

— Ясно, товарищи? — спросил он.

— Ясно, товарищ лейтенант, — хором ответили командиры отделений.

— Я сам пойду с нарядом, — сказал Гусев.

Весь день он находился на участке. И даже ночью пошел проверять контрольно-следовую полосу. Все было спокойно. Никто не появился. Тихо прошла и вторая ночь, и третья. Гусев уже стал подумывать, что данные, о которых говорил комендант Рогачев, не совсем точны. Или, может быть, он нарочно придумал все это, чтобы повысить таким образом бдительность личного состава. Тем не менее успокаиваться было рано. Гусев это знал по опыту.

Пограничником он стал помимо своего желания.

Все обернулось не так, как предполагал молодой тракторист, когда пошел по призыву в армию. Он думал, что попадет в танковые войска или авиацию — поближе к моторам. Но в танкисты его не взяли, в авиацию тоже, а направили учиться в самое обыкновенное военное училище. Гусев затаил в душе горькую обиду и стал считать себя неудачником.

Еще больше укрепилось у него это мнение, когда после окончания училища получил назначение в пограничный отряд. Он пытался было возражать, подал рапорт, но бесполезно. Да и какой может быть спор, если на человеке военная форма и он принимал присягу? Вот приказ, подписанный командованием. И хочется тебе или не хочется, отправляйся на заставу помощником начальника.

Поворчав немного про себя, Гусев прибыл к месту службы.

Дачный поезд доставил его на тихий маленький полустанок. Когда он вышел из вагона, начался снегопад. Стало совсем темно. Гусев наугад пошел по заметенной снегом дороге. Так он прошагал с километр, а может быть и больше, пока впереди не замелькал огонек. И тут же услышал окрик:

— Стой! Кто идет?

Приглядевшись, Гусев увидел фонарь, прикрепленный к шлагбауму, и фигуру в белом тулупе и валенках, с винтовкой в руках.

Дежурный повел его в дом. Отряхнув снег, Гусев вошел в помещение. В просторной, на два окна, комнате было тепло, по-домашнему уютно тикали ходики, пахло еловыми ветками. На стене висел портрет Ворошилова. Из-за небольшого письменного стола встал и шагнул навстречу Гусеву плотный, широкоплечий человек в синих галифе и сером свитере, без гимнастерки.

— Матросов! — отрекомендовался он.

— Гусев!

Матросов протянул Гусеву большую горячую руку.

— Мне уже сообщили о вашем прибытии, — сказал он. — Ставьте сюда свой чемодан. Будьте как дома. Чаю хотите?

Застава располагалась в лесу. Кругом был ельник, деревья стояли запорошенные снегом, и такая была тишина, что временами даже не верилось — неужели здесь что-нибудь случается?

— Почему же нет? — ответил на вопрос Гусева Матросов. — Граница... А на границе всякое может случиться. Но пока, как говорится, бог миловал.

Зеленую фуражку пограничника донбасский шахтер Матросов надел почти сразу после гражданской войны. Свою службу он начинал на советско-турецкой границе. Потом попал в северные леса. Он знал белорусские пущи и пески Средней Азии. Однажды Матросов безостановочно прошел 60 километров, преследуя двух вооруженных бандитов. Он шел от зари до заката и к наступлению ночи задержал их.

В пограничную службу Матросов был по-настоящему влюблен. В детстве увлекался книгами Майн-Рида и Купера. С годами это увлечение прошло, но тяга к романтике, к приключениям осталась.

— Мы — люди отваги и риска, — нередко повторял Матросов, и в его словах чувствовалась гордость.

Он часто рассказывал о жизни на границе, и Гусев с интересом слушал эти увлекательнейшие повествования. Матросов описывал диверсантов, хитрых и ловких, вооруженных маузерами, кинжалами и ручными гранатами, просто перебежчиков с сопредельной стороны, контрабандистов, под покровом ночной темноты проносящих через границу товар — кожу, сахарин, шелковые чулки, табак...

Одновременно он сообщал всякие полезные сведения. Так, Гусев узнал от Матросова, что, переходя границу группами, шпионы всегда идут один за другим. У переднего — револьвер за поясом. Идущий сзади держит в одной руке пистолет со взведенным курком, другая же у него в кармане пиджака, где лежит второй пистолет или нож. Пробираясь обратно к границе, они обычно идут не прямо, а делая круги, петляя, переходя с дороги на дорогу, прячась в кустах.

— Много сметки и сноровки требуется от пограничника, — говорил Матросов. — Он должен быть и метеорологом — уметь предсказывать погоду, и натуралистом — знать растительный и животный мир, и следопытом — разбираться в отпечатках на земле, на траве, на песке.

Постепенно и Гусеву полюбилась пограничная служба, суровая, полная опасности, требующая мужества, находчивости и выдержки. Вскоре он уже называл себя бывалым чекистом. На его счету было несколько задержаний, причем однажды ему пришлось вступить с нарушителем в схватку. В руке у бандита был пистолет. Но выстрелить он не успел. Гусев быстро ударил его по руке и обезоружил.

Когда Матросов получил повышение по службе — стал начальником штаба отряда, во главе заставы он порекомендовал поставить молодого лейтенанта Гусева. Это было высокое доверие. С мнением Матросова в отряде считались. Так Гусев стал начальником заставы. Он добросовестно изучал свой участок. Сам ходил с бойцами в наряды и, лежа на земле, в кустах, сдвинув фуражку с затылка на лоб и покусывая травинку, подолгу, часами, наблюдал за сопредельной стороной...

И все же сведения, полученные комендантом Рогачевым, были точны.

Это случилось на четвертые сутки, когда Гусев, не выдержав больше, решил пойти поспать хотя бы немного.

В этот момент и взлетела над ночным лесом ракета. Красный огонек бесшумно скользнул по темному небу и, описав дугу, быстро устремился к земле.

И тотчас же часовой дернул шнурок, висевший у входа в дом. Раздался звонок. Из дома выбежал дежурный.

— Что случилось, Кожухов?

— Товарищ командир отделения, будите начальника заставы. Тревога!

Дежурный поспешил к телефону.

Услышав телефонный звонок, Гусев мигом сбросил с себя простыню, которой обычно закрывался в душные летние ночи, и вскочил. Сколько он спал? Полчаса? Час? Трудно сказать, только сна как не бывало. Слушая взволнованный голос дежурного, Гусев несколько раз настороженно оглянулся: ему показалось, что громкий телефонный звонок разбудил и жену. Но жена спала крепко и ничего не слышала. На всякий случай лейтенант все же прикрыл трубку ладонью.