Мать Гали, Софья Сергеевна, все еще считала свою дочь ребенком, чрезмерно баловала ее. Галя же использовала эту слепую материнскую любовь в своих корыстных интересах — для выколачивания денег. Она изображала из себя ласковую послушную девочку, льнула к матери. Мать думала, что деньги, которые она дает, «малышка» тратит на сладости, на мороженое. А Галя покупала на них вино. Девчонки нередко ходили навеселе. Даже парни из «общества» опасались задевать Галю, Аллу и еще третью постоянную участницу выпивок — Тамару Петрову, когда, распив бутылочку красного, они появлялись на улице. Об их задиристости знали все.

Пришло наконец время, когда и Софья Сергеевна стала замечать, что одежда «малышки» пропахла табаком, а от нее самой нередко разит вином. Начались ссоры. Софья Сергеевна считала, что всему зачинщица — Алла. Это она, дескать, приучила Галю и других девочек пить и курить. Софья Сергеевна жаловалась на Аллу в детскую комнату милиции. Оттуда приходили инспектора. Беседовали с Аллой.

Алла слушала, низко опустив голову, теребя поясок на платье. Молчала.

— Где твоя мать? — спрашивали посетители.

— На работу пошла.

— Где она сейчас работает?

— Посуду моет в столовой.

— А ты чем занимаешься? Неужели опять бездельничаешь?

Чтобы разъединить подружек, Софья Сергеевна решила отправить Галю в Душанбе, где жил старший сын. Купила дочери билет, снабдила деньгами, едой, посадила в поезд.

Прошло лишь три дня после отъезда Гали, и вот рано утром, когда Алла еще спала, в комнату к ней постучали. Алла, босая, подбежала к двери, открыла ее — в коридоре маячил знакомый «лошадиный хвост».

— Галка! Ведь ты же уехала?!

— Я сбежала с поезда. Что мне в этом Душанбе делать?

— Как же ты домой явишься? Тебе же попадет!

— А я и не пойду. Пока у тебя поживу.

Кто-то сообщил Софье Сергеевне, что дочь ее самовольно вернулась в Павловск, нашла приют у Аллы Гусаровой. Разгневанная Софья Сергеевна поспешила к Алле. Она застала девчонок за столом. В комнате было накурено. На столе стояла бутылка с вином.

Софья Сергеевна схватила бутылку, разбила, затем стала ругать дочь, несколько раз ударила. Толкнула и Аллу. Та, потеряв равновесие, отлетела в сторону, ударилась плечом о шкаф. Сверху посыпались патефонные пластинки. Некоторые из них разбились. Алла, плохо соображая, что делает, схватила табуретку, замахнулась на Софью Сергеевну:

— Только тронь еще раз — голову проломлю!

Софья Сергеевна побагровела, затопала ногами:

— Хулиганка, бандитка! Это тебе даром не пройдет!

Галка под шумок выскочила на улицу через окно, благо прыгать было невысоко — с первого этажа.

Ночью за Аллой пришли и увели в милицию. Ее арестовали на 15 суток. Так она получила первое «крещение».

И вот теперь — избиение прохожего.

Сколько же можно возиться с этими девчонками? И возникло в районной прокуратуре уголовное дело, обвиняемыми по которому проходили две подружки — Алла Гусарова и Галя Кирбеева.

Следователь был вежлив, хотя и несколько сдержан, суховат. Может быть, это объяснялось юным возрастом его подследственных. Он нисколько не подделывался под их тон, не сюсюкал с ними, хотя одна из них — Галя — была еще несовершеннолетней. Такими же несовершеннолетними были и многие из свидетелей. Некоторых пришлось допрашивать в присутствии родителей.

Алла полагала, что все обойдется. В крайнем случае отсидит под арестом еще 15 суток. Подумаешь!

Следователь трижды вызывал Аллу на допрос. В последний раз сказал:

— Итак, Алла, все ясно — вы с Галей избили прохожего. Это не шалость, а самое настоящее преступление — злостное хулиганство, которое подпадает под статью двести шестую Уголовного кодекса РСФСР, поскольку избили вы человека сильно, он даже попал в больницу, жизни его угрожала серьезная опасность.

— Понятно! — ответила Алла.

— Но это еще не все. Твоя лично вина не только в этом. Доказано, что вы с Галей систематически выпивали. Вместе с вами употребляли спиртные напитки и другие девочки, среди которых были и школьницы. Тебе самой уже восемнадцать, ты — совершеннолетняя и поэтому несешь полную ответственность перед законом за свои поступки. Вместо того чтобы повлиять на несовершеннолетних подруг, внушить им, что пить вино нехорошо, ты, наоборот, нередко сама устраивала выпивки, угощала девочек. А знаешь, что бывает за вовлечение в пьянство несовершеннолетних? Лишение свободы на срок до пяти лет. Так гласит статья двести десять. И она тебе тоже предъявляется. Теперь видишь, к чему тебя привело неправильное поведение?

— Вижу! — сказала Алла. — Я могу идти?

— Нет! — ответил следователь. — К сожалению, я вынужден взять тебя под стражу.

Сперва Алла даже не поверила — думала, что ослышалась. Как это взять под стражу? Не может быть! Но все было именно так, как говорил следователь. Вот — санкция прокурора. Прямо из кабинета следователя Аллу должны были отвезти в тюрьму.

И только тут поняла она, что с ней отнюдь не намерены шутить, что все это всерьез, что придется держать ответ по всей строгости. И впервые за все это время Алла уронила голову на стол и горько заплакала.

Огорчительнее всего было расставаться со свободой. Вот сейчас ее, Аллу, посадят в закрытую милицейскую машину, из которой ничего не видно, повезут в следственный изолятор, и отныне на какой-то длительный срок она будет лишена возможности ходить по улицам Павловска, гулять по парку, по берегам Славянки, встречаться с подругами. А на улице так хорошо! Снег белый, чистый, сверкающий так, что даже глазам больно. Свежий, морозный воздух... Пойти бы сейчас на каток, встать на лыжи...

Алла плакала, сокрушалась о своей печальной судьбе, хотя понимала, что слезами тут не поможешь. Все так и произошло, как она предполагала: ее посадили в закрытую машину и повезли в изолятор, предварительно сняв отпечатки с ее пальцев. Это означало, что отныне Алла попадает в число лиц, зарегистрированных органами милиции, отпечатки ее пальцев будут храниться в специальной картотеке, исполняя роль своеобразного «портрета». Храниться на всякий случай...

На суде свидетелями выступали и школьные учителя, и соседи, и инспектора детских комнат, и девчонки с мальчишками.

Софья Сергеевна, мать Гали, сказала:

— Галя у меня была хорошей девочкой. До тех пор, пока не связалась с Аллой. С этого момента все и пошло.

— Неправда! — крикнула со скамьи подсудимых Галя. — Алка тут ни при чем. Нечего на нее все валить!

Мать Аллы — Анна Никандровна — пояснила:

— Сама я человек, конечно, далеко не положительный. Но дочь свою пить и курить не учила.

— Насколько нам известно, вы были судимы. Скажите, сколько вам тогда было лет? — спросил судья.

— Тридцать девять.

— А дочь ваша оказалась на скамье подсудимых — в восемнадцать. Не говорит ли это кое о чем?

Некоторые из выступавших на суде заявляли, что не только одна Алла виновата. Галя тоже хороша. Она никогда по-настоящему не работала. Ей бы на заводе трудиться, в здоровом рабочем коллективе, а вместо этого мать устроила ее куда полегче — к себе в учреждение.

Однако не все были столь строги к девчонкам, сидевшим на скамье подсудимых. Были зачитаны характеристики. Про Аллу, например, в полученном из школы документе говорилось:

Вспоминали, что когда-то у нее были большие успехи в велосипедном и конькобежном спорте, она выступала на соревнованиях.

В своем последнем слове Алла сказала:

— Обещаю всем сидящим в зале, что никогда больше не окажусь на скамье подсудимых. Не лишайте меня свободы.

Галя заявила:

— Я тоже прошу прощения. Не наказывайте слишком строго меня и мою подругу.

Суд тем не менее счел необходимым изолировать их от общества. В приговоре говорилось: «...для исправления и перевоспитания». Алла была приговорена к трем, Галя — к двум годам лишения свободы.