Так, подобно воде в реке, неслышно и незаметно текли день за днем…

Однажды Дергачев, собравшись, уехал в город, сказав, что пробудет там два дня, не меньше, раздобудет инструменты, денег и припасов и во вторник явится.

— Одному тут не страшно будет? — спросил он у Кости.

Барыкин ответил с горькой улыбкой:

— Одному-то хорошо. С людьми страшно.

Дергачев с удивлением поглядел на своего помощника. Его похудевшее лицо в лучах заходящего солнца показалось ему лицом старого человека, теряющего и силы, и нить жизни. «Вот вернусь из города, объяснюсь с Костей откровенно. Что-то у парня неладно, надо бы ему помочь», — подумал он.

Дергачев полагал, что задатки реставратора есть у каждого. Еще в детстве мы с азартом мастерим что-то из кубиков на полу или из песка на берегу реки. Зимой громоздим крепости изо льда и снега. При этом стараемся придать своим самодельным сооружениям, как правило, вид старинных сказочных замков. Мы их не видели (только на страницах детских книжек), но воображение легко переносит нас в прошлое, и мы выстраиваем островерхие башенки с золотым петушком наверху, возводим увенчанные зубцами толстые стены, роем рвы, мастерим подъемные мосты.

Дергачев числился электриком в научно-реставрационной мастерской, а в свободное от работы время возился над макетом одного северного монастыря, историю которого вычитал из книжки, случайно оставленной на столе в мастерской кем-то из сотрудников.

История эта захватила его воображение. Совсем недавно в северных краях, на Мезени, была найдена рукопись неизвестного автора, который повествовал о судьбе древодела Ивана Семенова. Ему якобы явилось видение, которое приказало заняться богоугодным делом — поставить часовню: «вверх по Мезени и пониже Юромы». Однако по горло занятый земными заботами, Иван не спешил исполнить небесное указание. Между тем видения продолжали преследовать его. Не ограничиваясь уговорами, они, духи, начали донимать нашего древодела всяческими угрозами, сперва стращали в случае неповиновения болезнью, гибелью жены, а когда и это не помогло, раскрыли перед глазами Ивана леденящие душу картины грозящего ему ада. Эти картины были выразительны и сильно отличались от всего того, что было написано и прочитано на сей счет.

Вот как рисовался Ивану (в переложении автора краеведческой книги) грозящий ему ад. Ивану представляется, что стоит он на высоком угоре, «видя лесы многия, а в тех лесах… дымы темные… единою стезею дым той столпами идет, аки река течет великая. А стезя дымная — суть дорога им, грешникам, ходити в те лесы по дрова».

Кто же командует грешниками, заставляет их заниматься непривычным делом — заготовкой леса? Здесь начинается самое интересное. «Посылают их немилостиво ангелы… И биют их немилостиво железием». Ангелы в роли конвоиров и надзирателей!

А пока подневольные бедолаги надрывают силы на лесоповале, ангелы злорадствуют и веселятся: «За дымом тем слыша гласы радостны. Только радость неизреченная и веселение несказанное…»

Дергачев вслед за автором, толкователем старинной рукописи, ужаснулся провидческим видениям древодела, как бы предсказавшим трагические сюжеты нашей недавней отечественной истории, когда черные силы сатаны мудровали над народом, прикрываясь обманчивым ангельским обличием…

У Дергачева отец, едва вернувшись с фронта, загремел на десять лет в лагерь только за то, что имел несчастье провести несколько дней в окружении и попасть в плен, из которого, чудом вырвавшись, бежал к партизанам, а отвоевав, отправился на Колыму. «Ангелы», прислужники богоподобного Антихриста, быстро препроводили отца в ад, «вверг его в дым той, он же паде в дыму том вниц, начат кашляти от горести дымной. Люди… в дыму том ходящим со дровами топчут его ногами своими, валятся на него с ношами дровяными, ему же бысть горько и тяжко зело». Лишь внезапная смерть того, кто, казалось, будет жить вечно, спасла его от гибели. Он вернулся домой, харкая кровью, но живой. Вернее, полуживой.

Как ни странно, жуткая эта фантазия дальнего предка разбудила дремавшие творческие силы Дергачева. Многие создания северного зодчества являли собой скорее творения свободного народного духа, нежели подневольного труда, пленяли суровой и чистой красотой.

Первым макетом Дергачева, который привлек внимание руководителя мастерской, оказался макет того храма, который будто бы срубил вдохновленный небесными видениями Иван. Приказом начальника Дергачев был переведен из электриков в модельщики, а затем, уже по собственной воле, подался в реставраторы.

Можно, конечно, присочинить историю, что ему, Дергачеву, тоже были видения, и именно они заставили его круто изменить свою жизнь, посвятив ее тяжелым и не очень-то благодарным работам по восстановлению деревянных шедевров, то тут, то там рассеянных в суровых и жгучих местах русского Севера. Нет. Видений не было.

Откуда к нему пришло желание работать с деревом — не от отца ли передался ему подневольный опыт, но он решительно порвал с профессией электрика и принялся изучать технологию и методы работы древодела прежних веков. Особенно его интересовал способ восстановления деревянных памятников. Способ этот описан в одном древнем документе — договоре, в котором мастера обязуются, «распятнав тот храм сверху, раскласти весь до подошвы, а те старые храмовые бревна разносити по сторонам и храм по-прежнему складу на то же место обложить и под те окладные ее бревна сысподи покласти крепкая слани для крепости…» Но на проверку все оказалось не так просто. Многие отреставрированные по этому методу строения начинали быстро гнить и распадаться. Потребовались многие годы кропотливого труда, чтобы Дергачев докопался до главного: древние мастера применяли особую систему тески дерева топором, «которая обеспечивала приминание волокон дерева, не оставляя задоров, и создавала как бы масляную поверхность, тем самым препятствуя пропусканию влаги в поры и волокна дерева», как было сказано в статье, посвященной Дергачеву.

Он овладел этим трудоемким способом обработки дерева, но ему нужен был хотя бы один помощник, который был бы ему под стать. И он нашел его. Довольно-таки молодой парень, по-видимому что-то натворивший в городе, искал уединения в глухих местах. Он нанялся к Дергачеву на месяц как подсобник для самых грубых работ, но неожиданно быстро вошел в курс дела. У Кости Барыкина по древодельской части оказался талант. Главная профессия у него была другая — шофер. Однако Костя охотно взял в руки топор, и тот прямо-таки плясал в его руках, как пляшет саксофон в руках талантливого саксофониста. Единственное, что ему не нравилось, это обязательное условие во всем следовать искусству древнего мастера, и никакой отсебятины. У него то и дело возникали новые идеи: «А если сделать так», «А можно, я по-другому», но Дергачев тотчас же останавливал парня, терпеливо объясняя ему, что талант реставратора проявляется как бы в отказе от своего собственного «я», во имя того, кто когда-то произвел на свет свой шедевр.

К большому огорчению Дергачева, Костя вдруг сорвался с места и укатил на Дальний Восток — заколачивать деньгу, потому что на реставрации не разбогатеешь, последние рубли спустишь и голым по свету пойдешь.

— Это уж точно, — с грустью согласился Дергачев. — Но ты совсем не пропадай, пришли весточку, будем переписываться. Такой талант, как у тебя, грех зарывать в землю. Баранку крутить — большого ума не требуется. А вот дать второе рождение такой церквушке — это брат… — Дергачев не нашел слов.

Провожая Костю, Дергачев в глубине души не рассчитывал, что они еще когда-нибудь встретятся. Он угадывал в этом худощавом парне с живым и подвижным лицом человека переменчивого, из тех, кто сегодня не знает, что он сделает завтра, куда его занесет. Увы, Барыкина ждала тяжелая судьба.

Однако пару лет спустя Костя сам разыскал Дергачева в областной реставрационной мастерской.

Лето проработал с ним. А потом подался в леспромхоз, устроился там шофером. Дергачев думал, что все, больше он Кости не увидит, человек при деле, да и невеста, кажется, появилась. А тут бац — и парень вновь предстал перед ним. Только теперь Барыкина было не узнать. Беспричинная веселость, которая прежде так и била из него, как горячий гейзер из-под снега, сейчас проявлялась очень редко, он ходил задумчивый, скучный, оживлялся лишь в моменты работы или выпивки. Сам Дергачев соблюдал «сухой закон», Костя время от времени его нарушал. Однако страсть к древодельству не совсем еще угасла в нем.