Под сердцем кольнуло. Он вспомнил ее маленькую — нежное, сладко пахучее голубоглазое существо с тонкими, теплыми ручками, обвивающими отцовскую шею. Ему и особенно жене Рэйс не хватало старшей дочери. Самой умной, самой красивой из трех детей и, увы, самой упрямой…
Друзья добрались до ресторана с противоположных сторон — Пит из Лэнгли, где, как известно всему миру, располагалась его тайная организация, а Смит из маленького поселка-спутника, выросшего на южной окраине Вашингтона сравнительно недавно, когда стало модным жить не в самом городе, а поблизости, на природе. Однако в полутемный холл ресторана они вошли почти одновременно. Что ж тут удивляться, оба — люди военные, знающие цену минутам и секундам, это знание не раз спасало им жизнь.
Приятели сидели за столиком и с ревнивым чувством оглядывали друг друга, определяя, кому время нанесло наиболее глубокие шрамы. В этом соревновании, видимо, выиграл Джеймс, потому что Пит с досадой воскликнул:
— Тебе, старому черту, ничего не делается! Вот что значит заполучить генеральские погоны. Можно жить в свое удовольствие, а все остальное — трын-трава…
— Главное — диета, утренняя зарядка, бег трусцой, ну и поменьше выпивки… — Джеймс охотно открыл другу свои «военные тайны».
— Вот вы чем занимаетесь, вместо того чтобы работать, — в голосе Пита прозвучала насмешка.
— Можно подумать, что вы там, в Лэнгли, с утра до ночи кули ворочаете, — улыбнулся Джеймс.
— А то нет… Ты знаешь, каков годовой бюджет нашей фирмы? Два миллиарда долларов! Думаешь, нам отпускают эти деньги на рождественские подарки?
— Да, чтобы истратить такую кучу зеленых бумажек, надо покрутиться, — рассмеялся Джеймс, но быстро оборвал смех, не желая раздражать старого и к тому же полезного друга. «Да, — подумал он, — этим парням обычно поручают неподъемную работу. Впрочем, и силы у них немалые, в штате более двухсот тысяч человек».
Как бы там ни было, его старый друг Пит выглядит постаревшим и уставшим. Волосы поредели, сквозь них просвечивает розовая кожа головы, на щеках красные склеротические жилки, под глазами мешки. Впрочем, все это, скорее всего, результат пристрастия к спиртному, которым всегда отличался Пит. Вот и сейчас он первым делом подозвал официанта и заказал двойное виски.
— Все пьешь?
Пит пожал плечами:
— Нужно ведь как-то снимать стресс. А то живо окажешься в психушке.
Джеймс Смит недоверчиво взглянул на друга:
— Не преувеличивай, Пит. Это там, в Индокитае, действительно творились такие страшные дела, что без бутылки виски было не обойтись. А сейчас… Сколько лет мы уже не воюем? Мог бы и сбросить обороты.
Пит одним махом опрокинул в рот неразбавленное виски. Глаза его увлажнились, щеки побагровели.
— Ты пьешь, как русский. Не разбавляя и сразу, — заметил Джеймс.
— Мы так долго мысленно воюем друг с другом, что в чем-то стали походить друг на друга. Если бы я был не тем, кто я есть, а писакой, я бы написал книгу об итогах бескровной, но тем не менее жуткой войны, которую мы ведем уже сорок лет.
— Жуткой? — Смит никогда не был склонен ни к большим порциям виски, ни к сильным выражениям. — Ты, мне кажется, преувеличиваешь.
Глаза Пита сузились. В его взгляде появилось что-то резкое, колючее.
— Ты слыхал историю Фрэнка Визнера-младшего?
— Постой, кажется, он был большой шишкой в вашей конторе в пятидесятые годы. А что он делал?
— Что делал? — Пит расхохотался. — Это был самый пламенный рыцарь плаща и шпаги из всех, кого я знал.
— Ну и что с ним произошло?
— Когда я с ним познакомился, это был крепкий парень с полным, пышущим здоровьем лицом. Пил он не меньше, чем я. А жизнь вел такую, какая и не снилась Джеймсу Бонду. То он прокладывал тайный тоннель между Западным и Восточным Берлином, то устраивал медвежью охоту в лесах Финляндии у советской границы. У него была идефикс — в один прекрасный день избавить мир от большевизма. Идея неплохая, беда лишь в том, что он рассчитывал это сделать усилиями нашей фирмы.
При второй нашей встрече, примерно через год, я увидел в нем перемены. Фрэнк потерял стройность, отрастил брюшко. Но глаза его горели все тем же неукротимым огнем. Он не знал устали. Агенты ЦРУ засылались в Россию всеми возможными путями — сушей, морем, с воздуха. Все шло хорошо, пока не выяснилось, что все его усилия пошли насмарку. В 1955 году в социалистических странах было арестовано 90 процентов агентов, подготовленных нами. Остальных взяли потом. За четыре года ЦРУ потеряло 230 своих агентов, 106 из которых были убиты в перестрелке, а 124 захвачены в плен. Было отчего прийти в отчаяние.
Но Визнер выдержал и этот удар. Он не терял надежды в один прекрасный день сорвать «банк». И вот этот день, казалось, наступил. Это было в дни будапештского восстания. Визнер, конечно, был там, рядом, в Вене. Летал в Мюнхен и через передатчики «Свободной Европы» слал свои призывы: «Продержитесь еще немного! Ваши друзья с Запада уже идут…» Он был в странном возбуждении. Ему чудилось, что годы тайных операций вот сейчас принесут успех. Он требовал от начальства дать сигнал к выступлению. Ему отказали. Это был конец. Он впал в депрессию. Несколько дней подряд напивался допьяна. Обзывал всех предателями. Закрывался в своем кабинете, где вел бессвязные разговоры со своим пистолетом. Пришлось его госпитализировать. Впоследствии его сплавили в министерство обороны, где он кончил жизнь самоубийством, будучи секретарем Джеймса Форрестола. А ты говоришь, мы не воюем! «Холодная война» тоже уносит жизни.
Рассказ друга произвел на Смита впечатление. И все-таки Пит преувеличивает.
— Сейчас, похоже, «холодная война» идет на убыль.
Как большинство военных, Смит не хотел прекращения «холодной войны». Она позволяла Пентагону, избегая человеческих жертв, выколачивать из конгресса сотни миллиардов долларов. Точно так же доило корову «холодной войны» и «разведывательное сообщество». Дела идут не так плохо. Зачем сгущать краски?
Пит запрокинул голову, высосал из стакана последние капли влаги. Движением руки снова подозвал официанта:
— Повторить. — С насмешкой поглядел на Смита: — Ты небось думаешь про себя, что у старины Пита от виски мозги размягчились? Не-е-ет! Шутишь. Я понимаю: «холодная война» нужна. Никто не хочет смерти курице, которая несет золотые яйца. Но лишь до тех пор, пока эти яйца не несут смерть тебе самому, твоим близким. Твоя дочь жива, но ты потерял ее. Не так ли? А из-за чего?
От неожиданности Смит вздрогнул.
— Так ты знаешь про Маргарэт? — растерянно воскликнул он.
— Ты знаешь кое-что обо мне. А я знаю кое-что о тебе. Тем крепче наша дружба. Не так ли? Впрочем, пора заняться обедом. Что мы закажем сегодня?
Смит испытал чувство облегчения: слава богу, Пит переключился на меню.
— Я предлагаю: суп из мидий на рыбном бульоне. Голубиный паштет. И фаршированную баранью лопатку в маринаде. Идет?
Услышав о бараньей лопатке, Джеймс тотчас же согласился.
— Ты, Пит, кажется, любишь баранину больше, чем говядину.
— Хотя наша шотландская кухня и подверглась влиянию этих проклятых англичан, но кое-что нам удалось отстоять. В Англии едят в основном бычье мясо и свинину. Мы же предпочитаем баранину. Они едят бифштексы и ростбифы недожаренными, с кровью. Мы, шотландцы, любим мясо запеченное, прожаренное насквозь, глубоко. Англичане не умеют готовить! Знаешь, как они жарят рыбу? В растительном масле или в свином жире. Самой вкусной у них считается сельдь, обернутая газетой «Санди таймс»! Ха-ха… — Пит расхохотался. Лицо его от выпитого виски приобрело свекольный цвет.
Джеймс Смит вспомнил, зачем сюда пришел.
— Послушай, Пит. У меня к тебе два вопроса.
— Я так и знал. Мы вспоминаем о друзьях тогда, когда нам нужно справиться с нашими врагами.
— Отчасти, да. Две недели назад, во время моего дежурства…
— Да, да… Знаю. Мы расшифровали донесение спутника. Русские ищут ответа на наши ракеты MX. Нам дано указание оттуда, — Пит поднял палец вверх, — узнать, нашли они этот ответ или нет. И если нашли, то какой именно. Первые их испытания сорвались. Наверняка вскоре последуют повторные. Мы должны быть рядом. Все видеть и все знать. Подключено все: техника, люди. Вы, военные, тоже не хлопайте ушами. Кстати, что там приключилось во время твоего дежурства? Твои ребята, видимо, уснули и замешкались с сигналом.
