В Бостоне родилось шесть президентов США, последним из которых был Джон Кеннеди, но для бостонцев важнее другое. В Филадельфии о человеке спрашивают, что он представляет собой как личность, в Нью — Йорке — каковы его заслуги, а в Бостоне — сколько он знает. В этом отношении бостонцам есть чем гордиться. Бостон — родина Бенджамина Франклина

— видного американского общественного деятеля, работавшего в области физики, изучавшего атмосферное электричество и создавшего громоотвод. Он также обладал широкими познаниями и в области океанографии.

В Бостоне работал и шотландец Александр Грэм Белл, профессор Бостонского университета и директор Смитсонианского института. На улице Франклина, 185 сегодня восстановлена комната, в которой Белл впервые услышал звонок изобретенного им телефона.

Больше всего бостонцы гордятся многочисленными научными институтами и университетами, расположенными здесь. На расстоянии не более 15 миль от центра города живут и учатся 179 тыс. человек и собраны сильнейшие кадры Соединенных Штатов, что делает город одним из мировых центров науки.

Бостон был избран нашей третьей остановкой не случайно. Недалеко от города находится один из самых известных океанографических институтов США — институт «Вудс Холл». В черте города расположен и один из самых известных в мире институтов — Массачусетский технологический институт, в котором работают всемирно известные ученые в области океанографии. Кроме того, в Бостоне функционировал американский организационный комитет по программе ПОЛИМОДЕ.

Все это предполагало не только отдых на суше, но и возможность проведения ряда полезных бесед с нашими американскими коллегами.

Уже на второй день после нашего прибытия на судно пришел профессор Стоммел — председатель американского организационного комитета по программе ПОЛИМОДЕ, председатель Объединенного советско — американского организационного комитета с американской стороны, один из самых известных океанографов нашего времени. Вместе с ним прибыли и другие американские коллеги, в числе которых и доктор Глен Флерл. Он предложил небольшой группе наших ученых посетить бостонское предместье Кембриджа, где сосредоточен крупный научный потенциал.

Кембридж основан в 1631 г. Сначала он был известен под полуофициальным названием Нью — таун. В 1636 г. Верховный суд Массачусетса отпустил 400 лир на строительство в городе колледжа, а спустя два года один молодой министр подарил школе половину своего имущества и свою библиотеку из 320 книг. В честь английского университета город был назван Кембридж, а в честь человека, подарившего библиотеку, колледжу было присвоено имя Гарвард. В течение почти полувека колледж был единственным учебным заведением здесь, но впоследствии число их быстро увеличивается.

Нынешний Кембридж сохранил облик старого университетского городка, тихого и спокойного, чистого и зеленого, где преобладают кирпичные постройки, имеется множество маленьких церквушек. Современных зданий очень мало, и все же именно здесь в 1963 году было построено единственное в США здание известного французского архитектора Л. Корбюзье — Центр визуальных искусств. Здание из бетона и стекла со странным переплетением изломов и изгибов. Вьющиеся внешние лестницы и дорожки позволяют интересующимся наблюдать за работой скульпторов и художников, не мешая им своим присутствием.

Наше прибытие совпало с началом учебного года. На улицах города — спутника Бостона, в учебных корпусах и здании библиотеки царит оживление. В библиотеке мы увидели богатую экспозицию, посвященную 150–летаю со дня рождения JI. H.Толстого.

По пути из Кембриджа в Бостон наш американский коллега предложил нам посетить кафедру метеорологии в Массачусетском технологическом институте, в котором он работал. Конечно, для нас это было большим соблазном, так как на этой кафедре работали и работают многие ведущие в области метеорологии и океанографии американские ученые. Здесь мы полюбовались красивым видом, открывающимся на город. Под нами несла свои воды полноводная Чарльз — ривер, на которой белели паруса десятков яхт. На другом берегу раскинулся город, утопающий в зелени, а над всеми зданиями возвышался стеклянный корпус 60–этажного небоскреба Джон Ханкокк — билдинг.

«Вам повезло, что вы попали в один из трех самых красивых городов США — Вашингтон, Сан — Франциско и Бостон», — сказал нам наш сопровождающий. И я, не бывавший в других американских городах, подумал, что в его словах содержится немалая доля правды. Бостонский пейзаж — удачное сочетание старой англоголландской архитектуры и современного строительства. Бостон — город с интенсивным автомобильным движением, но в воздухе не чувствуется гари, так как морской ветер относит ее в сторону. Это город со старой историей для такой молодой страны, как США.

9 сентября 1979 г. — последний день нашего пребывания в Бостоне. По этому поводу на судне состоя лось торжество, посвященное завершению советского участия в экспериментальных работах по программе ПОЛИМОДЕ. На коктейль, организованный руководством экспедиции, было приглашено шестнадцать американских ученых, пятнадцать человек из руководства научного коллектива и я. Это была последняя встреча во время 14–месячной совместной работы, получившей исключительно высокую оценку, о чем свидетельствует и письмо директора Национального научного фонда США Ричарда Аткинса, направленное начальнику экспедиции. В письме говорится: «Этот массив данных станет крупным вкладом в наши знания о вихревом поле в океане, ценной основой дальнейшего научного анализа».

На коктейле начальник нашей экспедиции зачитал письмо Р. Аткинса и свой ответ, в котором выражалось глубокое удовлетворение плодотворным сотрудничеством советских и американских ученых. «Мы надеемся, что это сотрудничество вместе с уникальными научными результатами… послужат благородному делу мира, разрядки и взаимопониманию между США и СССР».

Эксперимент ПОЛИМОДЕ помог ученым двух великих стран протянуть друг другу руки через Атлантику, подтвердить свое желание сотрудничества в изучении окружающего нас мира. Ибо эта планета — общий дом для всех людей Земли.

Наше отплытие было назначено на двадцать часов. Море встретило нас неприветливо, но совсем иной была атмосфера на корабле. Вместе с моими коллегами мы праздновали Девятое сентября. Я был взволнован и очень признателен руководству экспедиции, решившему отметить национальный праздник Болгарии.

Меня ждал еще один, очень приятный сюрприз, преподнесенный радистом в разгар торжества, — поздравительная радиограмма, поступившая из далекой Болгарии. Наверное, только той, кто долгое время находился вдали от родины и своих соотечественников, может понять, что значит такая радиограмма…

Выйдя из Бостона, наш корабль взял курс на юг. Понадобилась всего одна ночь, чтобы достичь Гольфстрима. 10 сентября в 10 часов утра судно сбавило ход и легло в дрейф. В это время я работал на электронно-вычислительной машине, и остановка не произвела на меня никакого впечатления, ибо мы должны были провести некоторые измерения течения. Но через час мне стало известно, что причиной остановки послужило совсем иное, — рядом с нашим судном качалась на волнах яхта «Эль Греко — 2», на которой не было ни души.

Мы остановились в районе с координатами 40°12′ с. ш. и 69°47′ з. д., т. е. где‑то в трехстах километрах западнее Нью — Йорка. Сломанная мачта яхты лежала вдоль борта. Течение снесло суденышко немного в сторону от нашего корабля, но мои коллеги, которые наблюдали за яхтой с момента ее появления, успели хорошо ее рассмотреть с расстояния нескольких метров. По их мнению, на яхте еще совсем недавно были люди, и неизвестно, что заставило их ее покинуть.

Итак, первый сигнал о том, что мы подошли к таинственному Бермудскому треугольнику. Стояла ясная солнечная погода, волнение почти не ощущалось, и повреждения на яхте были не столь уж страшны, а люди исчезли. Единственно, что шло вразрез с «требованиями» легенды, это то, что яхта находилась более чем в 5° севернее «мифического района». Но так как мы обнаружили яхту в пределах Гольфстрима, этот факт не имел никакого значения. Течение совершенно спокойно могло перенести сюда яхту из Бермудского треугольника.