И будет тогда радость о помилованном грешнике на небе и у истинных христиан на земле. Ее не разделяют только фарисеи, гордые мнимой своей праведностью и недовольные прощающей и милующей грешников любовью Отца Небесного.

В основе этих покаянных стихов лежит Евангельская притча о милосердом самарянине. В этой притче дан ответ одному законнику на его вопрос: кто ближний мой? Иудеи признавали ближними только единоземцев и единоверцев; прочих они чуждались и презирали. Особенно они гнушались самарянами, хотя между самарянами были люди достойные уважения и сочувствия по их нравственным качествам. Таковым именно является самарянин в притче Спасителя. Один путник шел из Иерусалима в Иерихон. На дороге на него напали разбойники, ограбили его, изранили и оставили еле живым. Священник и левит, служители Бога Израилева, проходившие той же дорогой, заметили его, но прошли мимо, не подав ему помощи. Помощь оказал ему самарянин, проезжавший той же дорогой. Заметив его, он пренебрег опасностью нападения разбойников, остановился, подошел к несчастному, перевязал ему раны, возливая на них масло и вино, потом посадил его на своего осла, привез в гостиницу и стал ухаживать за ним. На другой день, отъезжая, поручил попечение о больном хозяину гостиницы, оставил ему на необходимые издержки деньги и сказал: «Если больше издержишь, я отдам тебе, когда возвращусь».

Законник, выслушав притчу, должен был согласиться, что милосердый самарянин более заслуживает имени ближнего, чем двое иудеев, и при том не простых иудеев, а служителей храма, не принявших участия в несчастном, ограбленном и изувеченном разбойниками. Таков ближайший смысл притчи. Но она имеет и другой, высший смысл: именно в ней изображается жалкое состояние падшего человека и искупление его через Иисуса Христа.

Человек, идущий из Иерусалима в Иерихон, — это грешник, осужденный по изгнании из Рая на бедственное странствование в земной юдоли. Жизнь его вне Рая, где он, если бы оставался верен Богу, вечно мог бы блаженствовать, стала походить на путь из Иерусалима в Иерихон. На сем пути сторожат путешественника разбойники. И каждый грешник, удаленный от райской жизни, должен исповедать: «Как разбойники, устремились на меня помыслы». Бог создал человека правым, но люди взыскали помыслов многих (см.: Еккл. 7, 30). Правота человека состояла в том, что истинное свое благо поставляя единственно в общении с Богом, он стремился к этому общению всеми силами души, прилепляясь к Нему верой, надеждой и любовью. Но от этого общения с Богом отвлекли его помыслы многие. Бог перестал быть средоточием его мыслей и стремлений. В душе его возобладала мысль, нельзя ли помимо Бога найти источник блаженства. От богоугождения он обратился к самоугодию. Из самоугодия возникли плотоугодие, пристрастие к земным стяжаниям, гордость. Мысль человека рассеялась по множеству земных предметов, ища в них пищи для самоугодия. Но ничто земное не может насытить душу, созданную для общения с Богом. Вне этого общения для нее не может быть мира, довольства и счастья. Боримая и терзаемая страстными помыслами, словно разбойниками, она испытывает от них не менее острую боль, как от телесных ран, нанесенных разбойниками. Чувство пустоты душевной, сопутствующей удовлетворению страсти, жажда новых греховных ощущений, тревоги совести, душевная боль, чувствуемая каждый раз от сторонних вразумлений и обличений, озлобление против обличителей, прикасающихся к больному месту, к зияющим греховным язвам, — все это отравляет жизнь грешника, но вместе с тем располагает к покаянию.

«Несть мира в костех моих от лица грех моих. Возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего» (см.: Пс. 37, 4–6). Эту исповедь вслед за кающимся Давидом должен повторять каждый грешник, с ног до головы покрытый ранами греховными. Подобно Давиду, он должен восчувствовать гнусность и зловонность их и поискать исцеления их, если не хочет погибнуть от них. Где же он найдет желаемое исцеление? В одном Христе.

Священник и левит прошли мимо избитого разбойниками, оставив его без помощи. Это значило, что данные через Моисея нравственные и обрядовые законы, служителями которых были ветхозаветные священники и левиты, не могли исцелить и спасти грешника. Закон Моисея был только руководителем к вере во Христа. Нравственные заповеди этого закона служили только к познанию греха, возбуждали сознание виновности пред Господом, чувство бессилия в борьбе с грехом и нужды в божественной благодатной помощи. В этом их главное назначение. Жертвы, предписанные законом обрядовым, сами по себе тоже не были спасительны, — они только предуказывали Христову жертву, воспитывали веру в ее искупительную силу. Невинные животные, приносившиеся в жертву за вину человека, предызображали Агнца, непорочного и пречистого Христа, пролившего Свою кровь за порочных и нечестивых. Верой в Него и спасались все ветхозаветные праведники. Их руководил ко Христу не только закон Моисеев, но и пророки. Пророческие откровения были отрадным светильником, сиявшим для них в темном месте и оживлявшим в них чаяние Христа, пока наконец из Марии Девы не воссиял в лице Иисуса полный свет истины и спасения. Христос сделал для спасения грешника подобное тому, что сделал милосердый самарянин для ограбленного и избитого разбойниками. С милосердием и состраданием самарянина Он послужил исцелению грешника, не возгнушался его греховных ран и нечистоты, но омыл их Своей Пречистой Кровью и умягчил благодатью Святого Духа (елей — образ благодати Святого Духа), открыл ему в Своей Церкви, как бы в гостинице, убежище и покой и, отходя с пречистой Своей плотью от земли на небо, поручил его попечению пастырей Церкви, от которых во второе Свое Пришествие потребует отчет в том, как они воспользовались дарованным им полномочием и силами для врачевания душ, и за усердие воздаст им наследием Царства Небесного.

Таково безмерное милосердие к грешникам небесного самарянина, явленное в Его и всех подвигах для их спасения, подъятых Им в земной Его жизни. Его милосердие неизменно и до скончания века будет изливаться на всякого грешника. Грешнику остается только прибегнуть к Его милосердию, чтобы получить от Него исцеление. Для сего пусть грешник прежде всего сознает свою духовную болезнь, восчувствует опасность своего духовного состояния, возгнушается своими греховными язвами, нанесенными ему разбойниками, то есть злыми помыслами; пусть поймет нужду в духовном врачевании, а потом смиренно воззовет ко Христу, единому Врачу душ и телес: «Душа моя покрыта гнойными язвами, — я сам чувствую омерзение к греховному смраду. Приникни ко мне, единый Врачу, Своей исцеляющей благодатью и очисти ею душу мою от греховной нечистоты и смрада. Наложи на нее пластырь, вытягивающий гноение и затягивающий раны, — то есть даруй моей истощенной грехом природе силу постепенно освобождаться от них и заглаждать их делами покаяния». Но для полноты покаяния потребны не одни внешние дела, одно внешнее воздержание от прежних грехов; потребно еще внутреннее покаянное настроение, сердечное умиление или сокрушение, скорбь и слезы о грехах, — так чтобы дела, внешние подвиги покаяния были плодом, проявлением господствующего в душе настроения. Если от сердца исходят помышления злые и слова и дела преступные, то от сердца же, как от корня, должна исходить ревность к исправлению и благоустроению внешнего поведения. Но как достигнуть сердечного умиления и скорби о грехах? С нашей стороны к сему потребно удаление от мирской суеты, самоиспытание, размышление о смерти, о Страшном Суде и геенне, также о многообразных и бесчисленных милостях к нам Господа, и заботливость об очищении сердца от пристрастия к земным благам и удовольствиям. Но больше всего для пробуждения и поддержания в нас сердечного умиления и слез нужна благодать Божия. Поэтому взывай, грешная душа, к Источнику благодати: «Ни слез, ниже умиления имам; Сам ми, Спасе, сия даруй». Умиление и слезы — то же, что и вино и елей на раны. Вино, возлитое на них, производит острое ощущение боли; елей умягчает ее. Даруй же мне, Господи, живо чувствовать душевную боль при мысли о грехах и вместе излей утешение в мое скорбящее о грехах сердце, чтобы мне не изнемочь под тяжестью этой скорби и не впасть в уныние и отчаяние.