В ближайшие месяцы после смерти Энгельбректа произошел целый ряд важных событий. В октябре государственный совет выдал убийце Энгельбректа Магнусу и его отцу Бенгту Стенссону охранную грамоту. А когда старый соратник Энгельбректа Эрик Пуке несколько месяцев спустя окончательно порвал с Карлом Кнутссоном и встал во главе не прекращавшегося в областях Швеции — Вестманланде, Нерке и Далекарлии — движения, он был схвачен (при обстоятельствах, сильно компрометирующих Карла Кнутссона), осужден и затем казнен; еще до того многие из его сторонников были сожжены на костре, якобы за государственную измену, или понесли другие наказания. Предпосылок для совместных действий восставших и государственного совета уже не было.

В глазах друзей и сторонников Энгельбректа он вскоре превратился в мученика, подобного сказочным героям библии; тело его, пронзенное пятнадцатью стрелами, напоминало о мученичестве святого Себастьяна. Немецкий летописец Герман Корнер из Любека, города, где, по вполне понятным причинам, проявляли живой интерес к знаменитому шведскому рудокопу с немецким именем, так рисовал образ Энгельбректа:

«Муж большого ума и энергии, свободный швед по имени Энгельбрект поднял восстание против короля Эрика, не желая более терпеть невыносимых злоупотреблений, которым подвергались горожане, крестьяне и весь шведский народ со стороны датских фогдов, военачальников и короля. Может быть, господь избрал его и дал ему силу, как Саулу, защитить свой народ и покончить с противниками справедливости. Энгельбрект взялся за оружие, конечно, не из какого-либо высокомерия ума и не из желания властвовать, но исключительно из сочувствия к страждущим».

Для крестьянства средней Швеции и даже для горожан он вскоре стал святым — к его могиле в Эребру совершались паломничества, как к могилам Эрика Святого в Упсале и Биргитты в Вадстене.

Государственный совет и Карл Кнутссон, являвшийся в нем наиболее видной фигурой, решили теперь продолжать борьбу с Эриком Померанским, который вновь пытался восстановить неограниченную власть. Эта борьба началась еще в январе 1436 г. Первым ее выражением были письма к королю и военные походы Энгельбректа весной этого года. В разгаре лета спорящие стороны — король Эрик и государственный совет Швеции — снова встретились в Кальмаре. Там же собрались в качестве посредников между спорящими сторонами государственные советы Дании и Норвегии, а также представители Ганзы. Длительному обсуждению подвергся вопрос первостепенной важности: останется ли за королем право по своему усмотрению назначать представителей центральной власти наместниками в замках Швеции или он должен будет признать требование шведов, чтобы, согласно старому шведскому праву, наместники назначались только из их среды.

Король, понимавший, что его централистские стремления выгодны для его датских и немецких слуг, рассчитывал на поддержку датского государственного совета. Но и шведы со своей стороны постарались заручиться поддержкой датчан: они обещали, что, в случае если требования шведов будут удовлетворены и уния сохранена, датское дворянство получит право залога земель в Швеции, а датчанам будут возвращены наследственные земли, отобранные у них при Энгельбректе. Ввиду своеобразия и сложности имущественных взаимоотношений между шведским, датским и норвежским дворянством, это обязательство Швеции имело немаловажное значение. По существу король предлагал датским представителям только лишь перспективу владения ленами в Швеции, шведский же государственный совет предлагал им нерушимое право собственности на землю. Государственный совет Дании оказал поддержку шведам, и в результате осенью 1436 г. было заключено соглашение на основе конституционной программы шведского государственного совета. Королю пришлось уступить. Таким образом, для всех стало совершенно ясно, что борьба велась не между тенденциями к объединению Швеции и Дании и стремлением сохранить их обособленное существование, а между стремлением короля к монархически-абсолютистской власти и стремлением государственного совета сохранить старые политические традиции.

Все как будто бы снова вошло в норму, и в стране — уже в третий раз — восстановился порядок. Теперь всюду наместниками в центральных крепостях ленов были назначены шведы, а страной управлял Карл Кнутссон вместе с дротсом Кристером Нильссоном (Вазе). Крестьянские волнения не прекращались, но их подавляли силой оружия и с помощью новых законов и распоряжений. Но Эрик Померанский, несмотря на то, что ему пришлось пойти на временные уступки, вовсе не склонен был отказаться от своих намерении. Он замышлял новое выступление и года через два уже был готов к действиям. В 1438 г. он без согласования с государственным советом наделил своих померанских друзей ленными владениями в Дании и пытался даже, в соответствии с прежними планами, сделать одного из них, герцога Богислава, регентом. Сам он поселился на острове Готланд, представлявшем собой выгодную в стратегическом отношении позицию для наблюдения. Переехав на Готланд, Эрик снова попытался вернуть себе свое прежнее положение в Швеции. В ответ на это государственные советы обеих стран в результате переговоров, проведенных без участия Эрика, вновь подтвердили унию. Они считали, что союз государств обладает достаточной внутренней силой, чтобы преодолеть «свидетельство о собственной неспособности» династии, которая первоначально играла роль объединяющей силы. На предстоявших выборах короля полномочные представители обоих государств должны были обсудить, нужен ли им один король или два. Эрик же окончательно выбыл из игры.

Осенью 1438 г. Карл Кнутссон был избран правителем шведского государства. В Дании считали, что королем должен стать племянник Эрика Померанского, герцог Кристофер Баварский; последний обратился также к шведскому совету с просьбой поддержать его кандидатуру. В случае избрания королем он обещал шведам быть «справедливым правителем». В июне 1439 г. датчане отказали в верности и повиновении Эрику Померанскому и фактически регентом стал герцог Кристофер. Теперь возник вопрос, станет ли он регентом и в Швеции. На это у него были большие шансы, так как он обещал шведам, в случае если его назначат регентом, строго соблюдать их конституционную программу.

Тем временем Эрик Померанский, по-прежнему находившийся на Готланде, предпринял попытку вернуть себе Швецию. В стране продолжались волнения крестьян и беспорядки; междоусобные войны светских и духовных феодалов на личной и экономической почве не прекращались. По приказу Карла Кнутссона был захвачен и брошен в тюрьму дротс Кристер Нильссон. Впоследствии он дал обещание никогда больше не выступать против Кнутссона, за что получил в ленное владение Выборг в Финляндии. Среди врагов Карла Кнутссона видную роль играли еще три брата из рода «Ночь и день» — Бенгт Стенссон, отец убийцы Энгельбректа, вместе с Нильсом и Бу Стенссонами. В марте 1439 г. между Нильсом Стенссоном и Эриком Померанским завязались переговоры. Эрик произвел Нильса в маршалы и поручил ему вести королевские войска в Швецию. Одновременно он опубликовал ловко составленное обвинение против руководителя шведского государственного совета Карла Кнутссона. Так появилась еще одна партия, или, вернее, родственная группировка, боровшаяся в Швеции за короля Эрика и враждебная правителю.

А между тем перед советом стояли большие задачи: необходимо было изгнать из пределов Швеции войска Эрика и Нильса Стенссона и ответить на попытки Эрика привлечь народ на свою сторону. Для этого надо было найти имя, которое привлекло бы народ; такое имя было найдено. Это было имя народного вождя и народного святого — Энгельбректа, который, таким образом, и после своей смерти не перестал играть большую политическую роль в жизни своей страны. В ответ на призывы короля Эрика епископ Томас из Стренгнеса написал поэму об Энгельбректе, Карле Кнутссоне и свободе. Эта поэма до сих пор является одним из лучших памятников средневековой шведской поэзии. Это древнейшее шведское поэтическое произведение доныне живо в народной памяти. Епископ Томас ярко описывает тиранию короля Эрика: