– Тяни время. Я приеду. Кстати, сделай мне дубликат ключа от ворот. А там разбираться будем. На месте и по обстоятельствам.

– Спасибо, мамочка!

Наташка чмокнула меня в щеку.

– А с Андреем можешь встречаться в нашей старой квартире. Или пусть сам место обеспечивает. Выдвини ультиматум. Больше уважать будет.

– Но…

– Никуда он не денется, – сказала я дочери, а про себя подумала: «Что же этому Андрею нужно?»

В первый момент я не поняла, кто мне звонит. В трубке (городского телефона) всхлипывала женщина.

– Кто вы? Что случилось?! Успокойтесь, пожалуйста, и говорите!

– Вы – Люба, да? – спросила явно пожилая женщина. Я не знала ни ее номера телефона, который определил АОН, ни голоса.

Я подтвердила, что Люба.

– Несчастье у Юлечки и Зинаиды Петровны. Вы знаете ведь их, да? Я – их соседка, Ольга Степановна меня зовут.

– Что случилось, Ольга Степановна?

– Юлечку машину сбила…

– Она жива?!

– Да, да, и жить будет. Но у нее нога сломана, ей из больницы не выйти, нога у нее подвешена, знаете, наверное, как подвешивают, да? То есть вообще с кровати не встает и недели две даже на костыли не встанет, а телефон раздавило. Она без телефона. Зина – мать ее – к ней поехала, кто-то ей все-таки позвонил, не знаю кто, может, полиция, может, врачи. И у Зиночки в больнице сердце прихватило. Позвонила мне, сказала, что ее на пару дней оставляют. У нее-то телефон цел. Как хорошо, что теперь такие телефоны придумали. У меня-то нет. Мне не нужен. А Зина, когда к Юлечке-то понеслась, девочку со мной оставила. Вы знаете же про девочку, да? Про Ларису, которую Юлечке та ее богатая подруга завещала? Ой, допрыгалась девка…

Я сказала, что знаю про девочку.

– Зина мне позвонила, про вас сказала, она про вас мне и раньше рассказывала. Зина просила ваш номер найти. У меня их ключ есть на всякий случай, а у них – мой. Мы с Зиной-то много лет знакомы… А ну как я помру да лежать тут буду непохороненная? Или инсульт, а до телефона не дотянуться? Мы с Зиной каждый день друг к другу заходим. И договоренность у нас: если я не захожу, не звоню, чтобы она, значит, дверь мою вскрывала, ну а там по обстоятельствам. Вообще-то теперь, наверное, лучше будет по два раза в день проверяться, утром и вечером. Я скажу Зине, когда из больницы выйдет. Ну так вот, нашла я ваш номер. Хорошо, что у Зины большая книжка записная у телефона в коридоре лежит. Может, видели?

Я сказала, что во время своего единственного посещения квартиры Зинаиды Петровны и Юли не обратила на записную книжку никакого внимания, и спросила, в какой больнице и каких палатах лежат соседки Ольги Степановны. Та мне сразу же все объяснила. Похоже, что она хорошо знала эту больницу – то ли сама лежала, то ли навещала кого-то.

– Люба, я что звоню-то… Мне Зина сказала, чтобы я девочку вам отдала. Я и сама сразу подумала, как Зина позвонила, что же я с ней делать-то буду? Я ее и на два часа брать не хотела, но только ради Зины и ради всего, что они с Юлечкой для меня сделали и еще сделают.

– Девочка очень активная? – уточнила я.

– Не то чтобы активная… Истеричка она. Такие истерики закатывает – у меня в квартире слышно. Я говорю Зине и Юлечке, чтобы отхлестали ее по морде, а они с ней сюсюкают.

– Вообще-то ребенок пережил серьезный стресс, – заметила я.

– Да какой стресс? Мать умерла, с которой она никогда не жила? Которая ее бросила, а сама в Англию к иностранному жениху укатила?

– Она лишилась привычной обстановки, привычного окружения. Даже взрослому человеку требуется время, чтобы привыкнуть к новой квартире, к новым людям.

– Да она радоваться должна! Жила с шалавой хохляцкой, которой она не нужна была, в маленькой квартирке где-то на выселках…

– А вы видели няню Ларисы?

– А то! Она же привозила Ларку Зине и Юлечке. А я один раз с ними столкнулась у двери нашего подъезда. Я же тут всех жильцов знаю! Смотрю – жуть какая! Я-то вначале думала, что это мамаша молодая так вырядилась. Лето было. Она в такой майке была, что сиськи из нее вываливались, а размер-то у нее – ого-го! И майка-то белая, пусть и с голубыми цветочками, а лифчик голубой. И просвечивает, и лямки на плечах видны! Страсть господня! И майка-то до пупа! А там пузо висит. Если бы стройная девочка была, с красивым животиком, на который приятно посмотреть – это одно дело. А тут-то пузо свисало и колыхалось! И еще серьга в пупке блестела. Жуть! Мужик же нормальный, такое увидев, импотентом стать может. И еще шорты рваные на ней были. Я ей сказала: «Чего в рванье ходишь? Руки кривые? Зашить не можешь?» Ну а она мне рявкнула, что мода такая. Ну разве приличная девушка будет ходить в рванье, мода или не мода? Вот вы на себя можете рваную вещь надеть?

Я сказала, что не могу. Но с моими размерами вроде бы в рванине ни в одной стране не ходят. Хотя в Америке могут…

– Где сейчас Лариса? – спросила я.

– Гуляет.

– Одна?!

– Да нет, там детей на детской площадке полно с мамашами. Ларису уже все знают. Я ее вывела, а сама пошла ваш телефон искать и вам звонить. Когда вы ее забрать сможете?

Я сказала, что подъеду минут через сорок, но попросила Ольгу Степановну спуститься вниз и хотя бы наблюдать за Ларисой. И еще я сказала, что мне потребуется взять какие-то Ларисины вещи.

– Да я вам квартиру Зинину открою и выберете, что нужно.

– Ждите, скоро буду.

Мне было искренне жаль этого ребенка, а теперь еще и проблемы с Юлей и Зинаидой Петровной… Но и привезти к себе Ларису я не могла – тогда стресс будет у обеих девочек. И брать с собой на объект обеих я не могла. Что я там буду с ними делать? Мне работать надо над домом Волкова, Лизка к таким выездам привыкла, нашла общий язык с «купленными» Волковым вместе с домом пенсионерами, с удовольствием смотрела на куриц, играла с кошкой. А если привезти их туда с Ларисой… И ведь нужно еще довезти! Они же мне вполне могут машину раскачать!

К счастью, Святик был уже дома, дело близилось к вечеру. Я быстро объяснила ему ситуацию.

– А куда ты собираешься ее везти? – спросил великовозрастный ребенок. – Лизка мне жаловалась…

Я сказала, что отвезу Ларису к дедушке – отцу Святика и моему зятю Олегу Ивановичу – и собственной дочери.

– Ты думаешь, Наташка согласится? – странно посмотрел на меня Святик.

– А я в ультимативном порядке. Когда я до них доеду, там уже должен быть Олег. Поставлю перед фактом. Пусть доплачивают Раисе с Надей – это горничная с поварихой. Да и Наташка не переломится.

«И будет повод отправить восвояси Валерия, если его нелегкая принесет, о чем я и скажу Наташке».

Ларису я застала на детской площадке. Ольга Степановна сидела рядом на скамеечке с чьей-то бабушкой и, как я поняла, жаловалась на жизнь, одновременно выставляя себя героиней. На Ларису она не обращала никакого внимания. Но та вполне успешно общалась с двумя какими-то девочками. Вообще детей на площадке было много, и оборудована она была отлично. Не знаю уж, кто постарался. У нас во дворе нет ничего подобного.

– Лариса! – рявкнула Ольга Степановна зычным голосом, которым и на плацу можно было командовать.

Девочка даже не повернулась.

– Лариса, кого я зову?! За тобой тетя Люба приехала. Иди сюда, она тебя заберет.

– Я сама ей скажу, – бросила я через плечо Ольге Степановне, направляясь к девочкам.

– Тоже будешь церемонии разводить, как Зина? Строже с ними надо. А то вырастают олухи, и с ними потом вообще не справиться!

Я не обращала на эти крики и наставления никакого внимания. Я присела на корточки (с моими-то габаритами!) перед девочками, которые стали меня внимательно изучать.

– Ты меня помнишь? – спросила я у Ларисы.

Она замотала головой. Вообще-то меня трудно забыть… Но это – четырехлетний ребенок, который эти самые первые четыре года своей жизни прожил в ненормальной обстановке…

– Ты знаешь, что Юля и баба Зина в больнице?