Однако рядом ученых это утверждение было встречено критически (Campbell, 1964; Robinson, 1965). В скором времени и один из авторов указанной выше совместной работы вынужден был несколько пересмотреть свои позиции. В появившейся в том же году статье Ф.Тобиаса и Г.Кенигсвальда (Tobias, Koenigswald 1964) был сделан вывод, что остатки из Олдовай 1, с одной стороны, и из нижних горизонтов Олдовай II — с другой, относятся не к одному типу гоминид, а к двум, отличным друг от друга. Существа из нижних горизонтов Олдовай II относятся к той же стадии человеческой эволюции, что питекантроп IV и телантроп, которых большинство исследователей рассматривает как самых ранних людей. Существа из Олдовай I представляют форму более примитивную. Они образуют особую группу гоминин, уже поднявшуюся выше стадии австралопитеков, но еще не достигшую стадии питекантропов. Морфологические данные позволяют рассматривать их как находящихся па гомипидной линии, идущей от австралопитека африканского и, возможно, ведущей к питекантропу. К этой же стадии, следующей за стадией австралопитеков и предшествующей стадии питекантропов, должен быть, по мнению Ф.Тобиаса и Г.Кенигсвальда, отнесен также мегантроп древнеяванский. По вопросу о положении этой группы в систематике мнения авторов статьи разошлись. Г.Кенигсвальд рассматривает ее как особый род или по меньшей мере подрод, Ф.Тобиас — как вид рода Homo.

Значительно более решительно высказался Дж. Робинсон (Robinson, 1965). По его мнению, не имеется никаких оснований для выделения олдовайских находок в особый вид (р. 121). Так же, как Ф.Тобиас и Г.Кенигсвальд, он различает среди них две морфологически отличные группы, одну из которых образуют находки в Олдовай 1, а другую — находки в нижних горизонтах Олдовай 11. Остатки из Олдовай II обнаруживают большую близость к телантропу, несомненно, по мнению Дж. Робинсона, являющемуся человеком, и относятся к той же стадии, что и последний, — к самой ранней стадии в человеческой эволюции Они представляют собой самые ранние формы Homo erectus. Остатки из Олдовай I обнаруживают близость не к питекантропу, а к австралопитеку африканскому и представляют собой группу австралопитеков, лишь несколько продвинувшихся в своем развитии по сравнению с остальными. В морфологическом отношении сходство между австралопитеком африканским и остатками из Олдовай I, с одной стороны, и Homo erectus и остатками из Олдовай II — с другой, является значительно большим, чем между находками в Олдовай I и находками в Олдовай II. Данные морфологии говорят в пользу отнесения Олдовай I и Олдовай II к двум различным родам (р. 123). Однако в то же время имеются черты, сближающие находки в Олдовай 1 с находками в Олдовай II и отличающие их от остальных австралопитеков. Существа из Олдовай 1 изготовляли орудия, в то время как все остальные австралопитеки их лишь использовали (р. 123). Они находились на стадии перехода от использования естественных орудий, что было существенно для австралопитеков, к изготовлению орудий, характерному для человека (р. 123).

Мимо того факта, что существа из Олдовай 1 по своей морфологии стоят ближе к австралопитекам, чем к людям, не могли пройти и сторонники выделения Homo habilis. Так, например, Дж. Нэпир (Napier, 1964а, 1964в) прямо признает, что руки существ из Олдовай 1 имеют „странно нечеловеческий" характер (1964b, р.88) и рассматриваемые сами по себе никак не могут навести на мысль об их причастности к изготовлению орудий, даже столь примитивных, как олдо-вайские (1964а, р. 35–36), что объем мозга и многие другие особенности черепа и зубной системы этих существ в принципе не выходят за пределы вариаций, возможных у австралопитеков (1964b, р.89). В результате, стремясь обосновать выделение Homo habilis, Дж. Нэпир напирает не столько на морфологические различия между существами из Олдовай I и австралопитеками, сколько на то несомненное обстоятельство, что они в отличие от австралопитеков изготовляли орудия, а не просто пользовались ими.

Таким образом, имеющиеся в настоящее время материалы о существах из Олдовай I позволяют сделать два основных вывода: во-первых, о том, что они изготовляли орудия; во-вторых, о том, что по своему морфологическому облику они были еще австралопитеками, хотя уже и продвинувшимися по направлению к человеку. Именно такими и должны были быть поздние предлюди. Возникшая производственная деятельность еще не могла на этой стадии существенным образом преобразовать морфологическую организацию предлюдей, но она уже должна была в какой-то степени наложить на нее свой отпечаток. В пользу предположения о том, что в основе определенного отличия морфологической организации существ из Олдовай 1 от морфологических обликов и австралопитеков и парантропов лежит прежде всего отличие характера их деятельности от характера деятельности последних, говорит и то обстоятельство, что нет достаточных оснований приписывать австралопитекам и парантропам способность изготовлять орудия. Находки орудий в Стеркфонтейне и Макапансгате относятся к слоям более поздним, чем те, в которых были обнаружены остатки плезиантропа и австралопитека прометея (Brain, Lowe, Dart, 1955; Dart, 1955b; Robinson, Mason, 1958; Robinson, 1962)[56].

Открытие существ из Олдовай 1 вместе с другими имеющимися данными об австралопитеках позволяет прийти к выводу, что ранние предлюди дали начало двум ветвям развития. Развитие одной пошло по линии отказа от стадного образа жизни и умаления роли предчеловеческого труда и завершилось возникновением мнимых предлюдей, наиболее типичным представителем которых является гигантопитек. Развитие второй пошло по пути перехода от приспособительного труда к преобразующему рефлекторному труду и привело к возникновению поздних предлюдей, представители которых, по-видимому, и были найдены в Олдовай 1.

Трудовая деятельность поздних предлюдей не сводилась к рефлекторному производству. Она представляла, как указывалось, единство двух видов деятельности: деятельности по изготовлению орудий и деятельности по присвоению объектов потребностей с помощью изготовленных орудий. Деятельность по присвоению объектов потребностей с помощью искусственных орудий, как и предшествовавшая ей деятельность по присвоению объектов потребностей с помощью естественных орудий, представляла собой не преобразование среды, а приспособление к ней, была трудом животным не только по форме, но и по содержанию. В то же время она отличалась от своей предшественницы. Отличие это состояло в том, что она была опосредствована деятельностью по изготовлению орудий, производственной деятельностью. Деятельность по присвоению объектов биологических потребностей с помощью искусственных орудий была приспособлением к внешней среде, но таким, которое было опосредствовано производством, преобразованием внешней среды.

В результате возникновения деятельности по изготовлению орудий и раздвоения единой трудовой деятельности на производственную и присваивающую успех приспособления к внешней среде начал все в большей степени зависеть от уровня развития производственной деятельности. Совершенствование производственной деятельности стало важным условием совершенствования деятельности по приспособлению к внешней среде, по удовлетворению биологических инстинктов, стало необходимым условием существования поздних предлюдей. Но развитие производственной деятельности существенно отличалось от развития приспособительной трудовой деятельности.

Развитие приспособительного предчеловеческого труда, как и развитие всякой приспособительной деятельности, шло под действием естественного отбора. В процессе оборонительной и охотничьей деятельности, в процессе внутристадных конфликтов выживали и оставляли потомство индивиды, наиболее приспособленные по своей физической организации к использованию орудий, обладающие наибольшим боевым и охотничьим опытом.

Совершенствование производственной деятельности под действием такого отбора происходить не могло, ибо лучшая по сравнению с другими членами стада приспособленность к совершению производственных операций и больший производственный опыт сами по себе не могли обеспечить данному конкретному индивиду преимущества перед ними ни в охотничьей и оборонительной деятельности, ни во внутристадных конфликтах. Преимущество в охоте, обороне и драках давала большая физическая сила, ловкость, лучшая приспособленность к использованию орудий, большее умение ими оперировать, что не всегда могло совпадать с большим умением их изготовлять. Не могло дать преимуществ и использование более совершенных орудий, ибо последние не могли быть монопольным достоянием тех, кто их изготовлял. Более совершенные приемы и навыки производства быстро усваивались другими членами стада; более совершенные орудия, изготовляемые более приспособленными к этой операции индивидами, могли использоваться и другими, менее способными к производственной деятельности.