Получение в сравнительно большом количестве каменных орудий, пригодных для обработки дерева, сделало систематическим изготовление деревянных орудий, являвшихся прежде всего орудиями охоты. Применение в широком масштабе изготовленных деревянных охотничьих орудий не могло не способствовать успеху охоты. Результатом было возникновение настоятельной потребности в изготовленных деревянных и тем самым изготовленных каменных орудиях. Прогресс охотничьей деятельности и прямо требовал дальнейшего развития производства каменных орудий. Будучи более успешной, чем раньше, охота стала доставлять все большее число туш крупных животных, разделка которых могла успешно осуществляться лишь при помощи искусственных каменных орудий.
В результате всего этого производство орудий как деревянных, так и каменных постепенно превратилось из случайности, чем оно было раньше, в правило, а затем стало и необходимостью. С превращением случайных, спорадических актов производства в необходимость, с началом систематического и массового изготовления орудий в развитии рефлекторного предчеловеческого труда произошел крутой перелом. Если раньше рефлекторный труд представлял собой деятельность по присвоению объектов биологических потребностей с помощью готовых естественных орудий, то теперь он превратился в единство двух видов деятельности: деятельности по изготовлению орудий труда и деятельности по присвоению объектов потребностей с помощью этих изготовленных орудий.
Деятельность по присвоению объектов потребностей с помощью орудий была животным трудом как по форме, так и по содержанию. Она была животным трудом по содержанию, ибо представляла собой приспособление к внешней среде; она была животной по форме, ибо была деятельностью рефлекторной. Деятельность по изготовлению орудий также была рефлекторной. В этом смысле она также была трудом рефлекторным, животным. Но, не отличаясь по форме от предшествующей деятельности по использованию естественных орудий, она отличалась от нее по своему содержанию. По своему содержанию она была деятельностью не животной, а человеческой, была трудом не животным, а человеческим, ибо представляла собой не присвоение готовых существующих в природе объектов потребностей, а производство новых, не существовавших в природе предметов, не приспособление к внешней среде, а ее преобразование.
Таким образом, первоначальная производственная деятельность представляла собой крайне противоречивое явление. По своему содержанию она была трудом уже человеческим, но по своей форме она все еще оставалась трудом животным, предчеловеческим. Новое, человеческое по своему существу содержание было облечено в старую, животную по своему существу, рефлекторную форму. Будучи облеченным в старую, животную форму, новое содержание было человеческим лишь в потенции, в возможности, а не в действительности. Первоначальная деятельность по изготовлению орудий была трудом человеческим лишь в потенции, в возможности, в действительности же она представляла собой труд рефлекторный, предчеловеческий. Но, оставаясь предчеловеческим, рефлекторным трудом, она представляла новую его форму, отличную от предшествовавшей ей деятельности по использованию естественных орудий. В развитии предчеловеческого рефлекторного труда можно выделить две основные стадии. Первая стадия — эпоха существования такого рефлекторного труда, который является животным и по форме, и по содержанию, труда полностью животного. Вторая стадия — эпоха существования такого рефлекторного труда, который является животным по форме, человеческим по содержанию, который, оставаясь в действительности трудом животным, предчеловеческим, в возможности был уже трудом человеческим. В отличие от чисто животного, присваивающего, приспособительного труда, эту форму рефлекторного предчеловеческого труда можно было бы назвать преобразующим, производящим предчеловеческим трудом.
Переход от стадии приспособительного рефлекторного труда к стадии преобразующего не мог не сказаться на тех существах, деятельностью которых был предчеловеческий труд. Существа, деятельностью которых был преобразующий рефлекторный труд, не могли не отличаться от существ, деятельностью которых был приспособительный предчеловеческий труд. В отличие от последних, они не только присваивали готовые жизненные средства, но и производили не существующие в природе предметы, не только приспособлялись к среде, но и преобразовывали ее. В этом смысле они являлись уже людьми. Однако людьми, даже формирующимися, они названы быть не могут, ибо их поведение было рефлекторной деятельностью и, как всякая рефлекторная деятельность, определялось биологическими и только биологическими потребностями, инстинктами. Они были не социальными существами, даже формирующимися, а чисто биологическими. В этом смысле они были животными. Но это были такие биологические существа, такие животные, которые вплотную подошли к грани, отделяющей их от людей, стояли на этой грани. Хотя в действительности они оставались животными, биологическими существами, в потенции, в возможности они уже были людьми, существами социальными. Характерным для этих существ было резкое противоречие между их по содержанию во многом уже чисто человеческой деятельностью и чисто животным ее механизмом, их животной морфологической организацией.
Для обозначения этих существ еще в большей степени, чем для обозначения их предшественников подходит термин „предлюди" (проантропы, прегоминиды). Они прямо, непосредственно предшествовали формирующимся людям. Не желая отказываться от термина „предлюди" для обозначения существ, основным видом деятельности которых был приспособительный рефлекторный труд, мы будем называть предлюдьми и тех, и других: одних — ранними предлюдьми, других — поздними. Общим признаком, роднящим первых и вторых и позволяющим обозначать их одним термином, является то, что основной деятельностью и тех и других был предчеловеческий рефлекторный труд. Отличие между ними состоит в том, что ранние предлюди только присваивали объекты потребностей, только приспосабливались к среде, в то время как поздние предлюди не только присваивали готовые природные предметы, но и производили новые, не только приспосабливались к среде, но и преобразовывали ее.
Предположение о существовании стадии поздних предлюдей находит свое подтверждение в фактическом материале, в первую очередь в том, который был доставлен открытиями известного английского исследователя Л.Лики в Олдовайском ущелье в Танганьике.
В 1959 г. в слое Олдовай I был обнаружен почти полный череп существа, получившего название зинджантропа. Вместе с черепом были найдены остатки многих мелких животных (грызунов, ящериц и др.), кости свиней и антилоп, а также галечные орудия, относящиеся к так называемой олдовайской культуре, что позволило Л.Лики выступить с утверждением, что зинджантроп был существом, изготовлявшим орудия и охотившимся на животных. Изучение морфологических особенностей черепа привело Л.Лики к выводу, что зинджантроп должен быть включен в подсемейство австралопитековых в качестве особого рода, отличного как от рода австралопитеков, так и парантропов (Leakey, 1959, 1960а).
Однако далеко не все ученые согласились с мнением Л.Лики. Большинство из них сочло более правильным отнести зинджантропа к числу парантропов (Washburn and Howell, 1960; Oakley, 1962; Robinson, 1962, 1963; Mayr, 1963; Napier, 1964b). В одной из работ Дж. Робинсона зинджантроп охарактеризован не только как типичный парантроп, но и как вегетарианец (1962, р.485), что, конечно, плохо согласуется с представлением о нем, как о существе, изготовлявшем орудия. Некоторые ученые, в частности В.П.Якимов (1960в), прямо заявили, что морфологические особенности зинджантропа чрезвычайно противоречат приписываемой ему способности изготовлять орудия. Новые открытия заставили в дальнейшем и самого Л.Лики пересмотреть свои взгляды на зинджантропа.
В последующие годы в том же слое Олдовай I, но в горизонте, расположенном ниже того, где была сделана описанная выше находка, были обнаружены остатки существа, за которым постепенно закрепилось название „презинджан-тропа" (Leakey, 1960b, 1961а, 1961b). Уже в довольно ранних публикациях Л.Лики (Leakey, 1961b, 1963а) высказал предположение, что презинджантроп, отличающийся от зинджантропа и меньшей специализацией, и большим объемом мозга, является представителем не австралопитековых, а гоминин и что именно в нем следует видеть истинного творца галечных орудий, причем не только тех, что были найдены вместе с ним, но и связанных с остатками зинджантропа. Что же касается самого зинджантропа, то он был объектом охоты со стороны ранних гоминин. Этим и объясняется связь черепа с орудиями и костями животных (1963а, р.453–455). В дальнейшем остатки существ, сходных, по мнению Л.Лики и ряда других ученых, с презинджантропом, были найдены и в горизонте, лежащем ниже того, в котором был обнаружен презинджантроп, и в том, к которому относится находка зинджантропа, и, наконец, в нижних горизонтах Олдовай II (Leakey and Leakey, 1964). Все это дало основание Л.Лики, Ф.Тобиасу и Дж. Нэпиру (Leakey, Tobias, Napier, 1964; Tobias, 1964) выступить с утверждением, что все эти находки образуют новый вид рода Homo, которому ими было присвоено наименование „Homo habilis".
