А я уже мысленно попрощался с ним. Но жена моя не собиралась сдаваться, за эту неделю она проштудировала десятки медицинских книг, и сама уже, по сути, стала собачьим доктором. Она мучительно искала причину. И нашла ее — стала делать Антипу масляные клизмы. Все гениальное просто. Причина болезни обжоры оказалась до смешного проста. После третьей клизмы Антип благополучно разрешился этой самой «причиной». Ею оказалась пробка от шампанского. Она закупорила кишку, оказалась точно по размеру, не оставив даже щелочки, даже для воздуха.

И вот тут начался настоящий ужас. Из него лилось, а он жрал. Был вечер и как раз были гости. Антип буйствовал, хватал куски со стола, заглатывал в себя пищу, а из него лилась какая-то вонючая грязь. Боже, какой это был стыд. К счастью, гости оказались настоящими людьми — все любили животных.

Спустя два года мы играли с моим товарищем Вахтангом Микеладзе в шахматы, и упала пешка с доски. Антип тут же ее проглотил. Но уже паники не было, Галя знала, что делать. Через пару дней — мы снова играли в шахматы — до меня донесся с кухни Галин вскрик, а потом стук деревяшки о кафель…

Пешку мы отмыли, — с нее только чуть-чуть слезла краска, — и продолжаем ею играть по сей день.

Однажды Антип спас своего собрата.

Рано утром мы выехали из Киева в Одессу. Часа через два остановились — позавтракать. Въехали по грунтовой дороге в лес и заглушили мотор. Антип выскочил из машины и, не успев поднять ногу, бросился куда-то. Я побежал за ним. Вскоре его низкий басовый лай разбудил весь лес.

Он стоял на краю большой, похожей на воронку от фугаса, ямы. На дне ее была желтая дождевая вода, а в ней — мешок. Мешок шевелился. Я спустился на дно, достал из кармана нож, перерезал веревку… И оттуда выскочил рыжий, похожий на лисенка, щенок… Ему было месяца два от рода…

Я посмотрел на жену, она была в полуобморочном состоянии. Такого мы оба никогда не видели, только читали у Тургенева…

Какая же сволочь сделала это? Нет. Это был не человек — нелюдь! Он бросил живое — мыслящее существо! — в яму, полную воды. И уехал. Но вода была дождевая, она быстро впитывалась в почву, а щенок боролся за жизнь. Боролся из последних сил до тех пор, пока лапы его не коснулись земли и он смог дышать сквозь поры мешковины.

Мы с трудом усадили нашего «лисенка» в машину и покинули это страшное место. Он скулил, повизгивал, бился головой о стекло, наверное, думал: его опять везут убивать.

Мы увезли его километров за сто от ближайшей к месту убийства деревни; открыли дверцу, и он пулей умчался куда-то.

И все равно я по сей день ругаю себя. А вдруг он нашел свою деревню, вернулся к своей матери, к своему убийце…

Я очень часто вспоминаю антипкиного найденыша. Надо было взять его с собой. Каким бы он нам стал надежным и преданным другом…

Не помню, кто… кто-то из великих сказал: «Жить было бы совершенно невозможно, если бы не преданная морда собаки, в глаза которой можно смотреть с безграничным доверием».

Антип жил тринадцать лет — довольно много для собак этой породы. Умирал он тяжело, но до последнего вздоха рядом с ним был Человек. Он умер на руках у своей хозяйки.

А что с Кузей? Кузя утонул. Как было и написано у него на роду — погиб на дне колодца. Провалился в песчаный колодец на Каролино-Бугаз. Опять была осень, народу мало, никто не слышал, как он звал на помощь.

Биография художника — это его работы. Картины, книги, спектакли, сценарии, фильмы. Не буду оставлять эту работу критикам и киноведам — выполню ее сам.

Замечу только, что настоящее искусство — это то, что не портится. Не стареет, не глупеет с годами, не забывается, а наоборот, с каждым годом становится все интереснее, и даже через десятилетия волнует, умиляет, вызывает такой же, если не больший, интерес.

Бывает так. Вот вышел фильм…

— Ах-ах! Какое чудо! Какой восторг! Какая режиссура! — шумит наша «киноэлита». Главный приз — там, главная премия — здесь…

Прошло три-четыре-пять лет — не только никто не помнит содержания фильма, но и название с трудом вспоминается.

А возьмите какой-нибудь самый простенький фильм Георгия Данелии. Скажем, «Я шагаю по Москве». Посмотрите. Будто вчера снят. Такой от него веет свежестью. А ведь прошло почти полвека.

Я уже не говорю о великих работах.

Главный критик, самый справедливый судья — Время.

Я снял двадцать с половиной фильмов, многие из них выдержали испытание временем.

Суд времени состоялся — фильм оправдан. Кроме фильмов, были спектакли, сценарии, актерские работы.

Но сначала о том, как кино вошло в мою жизнь. Какие фильмы сформировали меня как режиссера, какая картина стала моей путеводной звездой. 

Какое же было первое кино в моей жизни? По-моему, — «Котовский». Случилось это событие году в 42–43-м в маленьком уральском городке в верховьях Камы.

Конечно, это было чудо. Я влюбился в кино мгновенно и навсегда.

Потом были и «Чапаев», и «Пархоменко», и «Веселые ребята», и «Волга-Волга», «Тринадцать», «Трактористы»… Большой уж был парень — 7–8 лет, — а все заглядывал за экран — где же там прячутся артисты.

Открытие кино для меня оказалось на первых порах посильнее, чем радость встречи с интересной книгой. Но только, конечно, поначалу. Любовь к книге оно перешибить не могло.

Не один самый великий постановщик не сможет поставить фильм лучше того, который возник в твоем воображении. Читая книгу, ты мысленно экранизируешь ее: хорошо представляешь место действия, ясно видишь всех персонажей, у тебя не сможет возникнуть проблемы с нехваткой средств для воплощения замысла, ты не можешь ошибиться в выборе актера; все, что написано в книге, ты ярко представляешь себе в своем воображении.

Вот почему самая талантливая экранизация любимой книги не может стопроцентно устроить читателя. Он уже видел этот фильм, он уже поставил его. Переубедить его, что все должно выглядеть не так, как он представлял, будет очень трудно. После войны на экраны советских кинотеатров пришло «трофейное кино». Перед просмотром фильма на экране появлялась надпись: «Этот фильм взят в качестве трофея после победы над Германией».

На самом деле это были американские фильмы: «Касабланка», «Сети шпионажа» («Гибралтар»), «Судьба солдата в Америке» («Бурное двадцатилетие»), «Путешествие будет опасным» («Дилижанс»)…

Великое кино! Судя по тому, куда движется нынешнее заокеанское кино, американцам уже никогда не достигнуть того уровня.

«Тарзан». Наивную сказку о Тарзане мы, мальчишки, смотрели по нескольку раз каждую серию. Это кино умерло — не выдержало испытания временем. Тогда, после войны, на экраны вывалилось много американских коммерческих поделок, которые сегодня смотреть невозможно.

А вот Чарли Чаплин бессмертен. В мировом кинематографе много великих имен. Гений — один. Чарльз Спенсер Чаплин.

В марте 53-го умер Сталин, началась хрущевская «оттепель» — короткий, сроком всего в десять лет, всплеск всех искусств и литературы.

Сколько замечательных книг мы прочли в эти годы: от «Не хлебом единым» Владимира Дудинцева до «Одного дня Ивана Денисовича» Александра Солженицына. Какие были удивительные театры: «Современник» в Москве, Большой драматический — в Ленинграде. Сколько чудесных фильмов появилось на экране: «Весна на Заречной улице», «Баллада о солдате», «Дом, в котором я живу», «Приходите завтра», «Я шагаю по Москве», «Никто не хотел умирать», — не перечесть! А новое польское кино и его лидер — Анджей Вайда! А новая французская волна с Жаном Люком Годаром во главе! Помню, зимой 62 года все общежитие института кинематографии, расположенное у черта на куличках, на Яузе, просыпалось в 6 часов утра и нестройными колоннами шло в институт по морозцу. Ровно в семь утра в актовом зале начинались просмотры фильмов — в Москве шла Неделя французского кино.