— За вином мы обсудим подробности ответа.

Вот они сидят… Вот они пьют густое красное вино, разбавляя его чистейшей водой из источника Артемиды.

— Можно вопрос воина, достойный Гектор?

— Да, отважный Диомед.

— Какова длина твоего копья?

Гектор самодовольно усмехнулся.

— Одиннадцать локтей.

— И ты пользовался им в битвах?

— Да.

Диомед кивнул с глубоким уважением. Он не знал, что покорение ларисских пеласгов, которое для Трои было битвой, для любого греческого племени считалось бы мелким эпизодом мирного лета.

— Итак, ты предлагаешь отдать нам Елену через поединок?

— Да.

— Ты обещаешь, что Парис его проиграет.

— Да.

— Зачем?

— Это сохранит достоинство Трои и Илиона. Это не оставит выбора Елене, она должна будет уйти. И это вернет вашему Менелаю утраченную честь — ведь он победит.

Диомед пил большими глотками. Он наполовину осушил чашу и сказал:

— Мне придется убеждать Агамемнона. Он не захочет подставлять под удар брата.

— Менелай так плох?

— Менелаю об этом никто не скажет. Вся мощь Атридесов постоянно доказывает, что Менелай хорош.

Гектор и Диомед, настоящие воины, переглянулись с пониманием.

— Если Менелай победит, поход будет считаться удачным? — спросил Гектор.

— Ты говорил еще о выкупе, — усмехнулся Диомед, — иначе Менелай не победит и поход не закончится.

Лишнее упоминание: не было придуманных для вящей солидности девяти лет, эта война началась с поединка Менелая и Париса… Разве только несколько островов даны прихватили по дороге.

А выражение «девять лет» на торговом койне Эгейского моря означало просто «очень долго». Позднее переродилось в идиоматическое «надоело ждать».

Елена наблюдала за приготовлениями к поединку с замиранием сердца. Ей не сказали, что результат известен заранее. Она не знала, что Парис вышел спасать не ее, а достоинство Илиона и честь Менелая.

И каждое движение отзывалось в ней.

…Парису в голову залетела шальная мысль. Приам и Агамемнон уже совершили ритуал примирения на высшем уровне, обменялись клятвами, принесли совместную жертву. А Парис шел от ворот к месту договорного боя и думал: «Менелай заберет Елену… ну, прекрасна она, так он ведь все и получил от нее, все уже изучил, все перепробовал. Десятки девушек ждут его вокруг, они ничего от него не требуют, никакого подвига». И он почувствовал, как с плеч тихо падает тяжесть вечной славы, смешанной с позором. Какие-то мгновенья он был почти рад расставанью…

Неизбежной разлуке.

Только это слово — «неизбежно» — его не устраивало. Оно огорчало.

Елена была невероятно красива даже для себя, когда переживала подробности поединка. Ветер с юга добавлял чар. Она волновалась…

Приам поднялся на стену и встал рядом с ней, предметом спора, украденной вещью. «Нельзя осуждать Париса, — размышлял Приам, глядя на нее. — Хорошо, что в нашем городе побывала такая женщина. И хорошо, что все так закончилось».

Парис честно позволил Менелаю атаковать. Он косо ударил в щит, погнул свое копье и дальше только защищался.

Менелай несколько раз колол острием пустоту, он видимо не сразу понял, что Парис не даст себя поранить. Потом Менелай тоже ударил в щит, наконечник пронзил шесть воловьих шкур и застрял. Парис отбросил щит вместе с оружием противника и промедлил, вновь предоставляя инициативу.

Менелай бросился на него с мечом. Парис подставил под удар конскую гриву шлема, но то ли повинуясь инстинкту, то ли разозлившись, дернул головой в сторону в тот миг, когда бронзовый меч Менелая соприкоснулся с продольной железной пластиной, закрывающей макушку и лоб. От этого неожиданного маневра меч вырвался из руки дана и отлетел прочь. Кроме того, не выдержал гвоздь, скрепляющий лезвие с рукоятью, и меч перестал быть мечом.

Менелай стоял перед войсками безоружен. Это все видели. А Парис едва заметно улыбался.

Неловкая пауза была недолгой. С диким криком Менелай ринулся на Париса. Меч Париса висел прикрепленный к поясу. Менелай схватил врага за гриву шлема обеими руками и потянул.

Парис уперся.

Это уже выглядело почти неприлично. Агамемнон поморщился и зло посмотрел на Диомеда.

Наконец кожаный ремень шлема расплелся, и Менелай полетел на землю с трофеем в руках. Парису очень хотелось помедлить, но он вспомнил обмен клятвами и побежал. Менелай, лежа на спине, отшвырнул шлем Париса назад, в направлении ахейского строя.

Парис вбежал в ворота Трои.

Елена на стене зажмурилась и обняла свои темные плечи. Она поняла, что ей предстоит тяжелый-тяжелый день. День, в котором вечер может не наступить.

Елена Прекрасная (но не Прекрасная Елена!) шествовала между рядами воинов. Парис сопровождал ее на шаг позади, низко склонив темно-русую голову.

Их ждали трое: Агамемнон, Менелай, Диомед.

В Спарте Елену ждал отец Тиндарей. В Микенах ее судьбой крайне интересовалась сестра Клитемнестра.

Темнокожая девушка и Парис, сын Приама, остановились.

Агамемнон поглядел на Диомеда.

— Кто это? — спросил Диомед.

Парис воспринял это как ритуальный вопрос.

— Я возвращаю жену достойнейшему.

Ни один из троих не проронил ни слова.

— Царь Приам также предлагает богатый выкуп басилевсу племени Атридесов, — добавил Парис.

Агамемнон вновь поглядел на Диомеда.

А Менелай, о чем никто никогда не узнает, думал совершенно неподобающие вещи. «Эта Елена, кажется, другого цвета», — думал Менелай.

Если бы не Агамемнон рядом, Менелай бы очень и очень засомневался. Нет, Парис не хотел его оскорбить, такими женщинами не оскорбляют. Может, у них обычай обмена, торговый все-таки город. И он, Менелай, может быть согласился бы. Да что там! Он ведь отлично понимал, что его Елена, дочь Тиндарея, сестра Клитемнестры, скорей всего по собственной воле уплыла, пока он гулял в южных морях. Более того, он был уверен, что это его Елена вынудила царского сынка. Она была властной, она вручала себя Менелаю по ночам, он ни разу не взял ее, она себя вручала, когда хотела, на время.

А эта… То, что надо, если искать счастья.

Но не до счастья, когда брат должен быть самым страшным на всех берегах Эгейского моря.

— Кто решил посмеяться над племенем Атридесов? — спросил Диомед. — Царь Приам или ты? Или Гектор?

— Убей ее! — приказал Агамемнон Диомеду.

И вот тогда Парис взял ее за руку.

Агамемнон ужасно ошибся. Что ж, у него был сильный противник: незнакомый, далекий, безразличный египетский сфинкс. Басилевсу бы не спорить, басилевсу бы принять девушку… А уж потом, в тишине и спокойствии пытать ее до ночи… Да ну, какая там ночь: девушка, не выдержав пытки, все поведала бы раньше.

Но шок был силен. Агамемнон поверил в наглое оскорбление.

Диомед не мог ослушаться. Он положил ладонь на рукоять меча.

Лучники Пандар и Полидамас навели стрелы на Менелая.

— Приам! — крикнул Агамемнон поставленным голосом вождя. — Где же твои клятвы?!

Приам тоже ошибся. Ему следовало отправить с Еленой кого-то равнодушного. Тогда незнакомку, ненужную ни одной из сторон, убил бы недрогнувшей рукой исполнитель воли Атридесов Диомед. Хотя какая разница? Убей ее кто-либо, и уже никто бы ничего не доказал. Ведь даны все равно требовали бы жену Менелая.

— Приам! — крикнул Агамемнон. — Я готов был стать тебе другом!

— Мы же отдали ее вам… — прошептал Приам на стене.

— Что-то они делают не то… — пробормотал Одиссей, стоя вдалеке и не отводя острых глаз от Елены.

— Убей ее! — повторил приказ Агамемнон.

Парис подхватил свою любовь на руки и побежал. Он уже забыл об упавшей с плеч ноше и о десятках ни к чему не обязывающих красавиц. Он ждал пронзающей боли в спине.

Диомед выхватил не знающий неудачных атак меч.

Пандар выпустил стрелу и попал в перевязь на левом плече Менелая. Полидамас промахнулся.