— Кстати, Джуна, почему ты не выбрала Гектора? Почему Атрид?

— Считай, что это моя ставка.

— Чей же тогда Гектор?

— Скорей всего, Марсика. Линия войны.

— Нет. Как ни странно, Марс сделал другую ставку. Никогда не угадаете.

— Чего там гадать…

— Конечно: Эней, сын Анхиза.

Некоторое время они молчали, наблюдая, как сплетаются нити. За это время корабли достигли Трои, Атридесы потребовали вернуть Елену, Приам согласился… Парис едва не пустил стрелу в Деифоба, но племя данов, увидав предполагаемую жену Менелая, пришло в ярость… В общем, многое случилось, пока богини думали о своем.

— Так погребали они конеборного Гектора тело…[64] — задумчиво проговорила наконец Афина.

Как оказалось позже, Аполлон подслушал эту ее фразу.

— Когда кончится очередное столетие, Прометей уйдет, — припечатала Гера.

— Да, шансов у титана маловато… — согласилась богиня любви.

— Хорошо бы нам угадать, кто явится на смену. Обычно новый олимпиец из смертных. И обычно он не самый знаменитый герой при жизни.

— Геракл так и не взобрался к нам, — опять согласилась богиня любви.

— Да-а-а… — с особым удовлетворением протянула Гера.

Афина созерцала. Внизу разгоралась война.

— Когда Ника еще жила среди смертных, она тоже не слишком-то выделялась. Никого не убила…

— Что ты говоришь!! Я никогда не жила среди смертных! — гневно возразила Афина.

В сей миг голубую ткань неба разрезала внезапная молния. Гера с Афродитой, переглянувшись, послушно прекратили опасные намеки.

— Итак, кто же вместо титана?

— Кто же вместо титана?

— Кто?!

Гера и опасалась, и догадывалась, что новый бог будет лихой и веселый.

Афродита надеялась, что он станет ее союзником, они вдвоем окончательно сведут людей с ума.

Афина думала о том, что наконец-то перестанет быть младшенькой.

— Никто из этих… — произнесла после долгих размышлений Афина.

— Да, — согласилась богиня любви, — они чересчур…

— Вы обе правы. Они навсегда останутся героями.

— Гектор посвятил тебе такое копье, Ника, а ты… — засмеялась Афродита.

Поиск прошелестел между смертными и указал на два имени.

— Пожалуй, — удовлетворенно сказала первая.

— Как интересно… — прошептала вторая.

— Ну, в общем, я так и полагала, — вздохнула третья.

Троянцы там, внизу, заперли ворота и отказались от вылазок. Клитемнестра изменила Агамемнону с Эгисфом, но Афродита даже не улыбнулась. Посейдон спешил огромной волной через неизведанный смертными Атлантический океан.

— И все же кто-то один! Мне кажется, этот.

— Он же принадлежит тебе, Венчик? Разве нет?

— Нет. Правда, он обожал женщин, но в решающий момент отказался от девушки. Скорее, он мог бы принадлежать тебе, Джуна.

— Нет. Правда, в конце концов он выбрал то успокоение ума, которого я и добиваюсь в них, но абсолютно все, что он делал прежде, ни в коей мере не соответствует богине верности.

— А сделано немало…

— Для смертного — да!

— Признайся, он твой, Ника!

Афина вспомнила воздух Кавказских гор.

— Он отказался от меня.

— Вот как? Сначала он отказался от древнего пантеона…

— Да. И не выбрал никого из нас.

— Значит, действительно…

— Боюсь, здесь скрыто больше, чем мы пока знаем.

— О чем ты, Ника?

Афина вспомнила глаза титана.

— Однако у нового бога должны быть какие-то символы для смертных. Какие?

— А что он больше всего любил при жизни?

— Так нельзя ставить вопрос.

— Ну, все-таки… Сейчас… Наверное…

— Вино и женщины.

— Вино и женщины?

— Да… Это так просто, что обманет многих.

— Обманет не то слово. Введет в заблуждение и подцепит на крючок.

— А имя?

— Сакральное имя даст супруг мой. А простое — то же, что было там, внизу.

— Неужели так длинно? Внизу его называли совершенно непроизносимо. Может, оставим первые четыре буквы?

— Оставим первые четыре буквы. Что получается?

Между тем внизу Одиссей скучал, а Ахилл взрослел и уже готов был поссориться с Агамемноном из-за красивой рабыни. Парис каждую ночь наслаждался Еленой в стенах Трои, а Рамзес Великий, наслаждаясь Еленой за тысячи схенов от Трои, не ведал, что, совершая это, навсегда остается героем, теряя бессмертие.

— Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына! — шутя, пропела Афродита услышанное накануне от Фебби.

А Гера добавила:

— Ладно, все внимание к ним. Там сейчас будет интересно!

«Радуйся, будущий потребитель данного объекта культуры!

С тобой говорю я, создатель искусств, измеритель гармонии, воплощение спокойного совершенства и, между прочим, вдобавок ко всему неплохой стрелок излука.

Хайре, ибо то, что я делаю сейчас, я делаю для твоей радости!

Придет время, довольно скоро, и вы все там начнете спорить, кто же изобрел такой вечный сюжет, кто составил так безошибочно слова, кто угадал так точно взаимоотношение богов и людей… Кто?! Кто он, мифический, я бы даже сказал — домифический автор гениальных поэм, сообщающих вам, смертным, правду? Ну, кто же?!!..

Хомерос. Гомер.

И семь городов примутся наперебой называть его, великого, своим гражданином, показывать место рождения и место смерти, и все семь будут правы, а знаешь почему?

И кто-то заявит, будто „Илиаду“ и „Одиссею“ сочинил один Гомер, но кто-то возразит — ничего подобного, это разные люди, и снова оба будут правы, а знаешь из-за чего?

Все просто. Потому, будущий мой искатель прекрасного, что слова сложил я. Сложил, перепроверил на весах каждой из девяти муз — и отдал гомерам.

Собственно говоря, еще не отдал. Я лишь планирую это сделать, но, понимаешь, мои планы смешаны с моей непорочностью (только не спутай мою непорочность с невинностью Артемиды), а значит, намерение мое — все равно что свершившийся факт.

Гомеров будет много. Гомер — это тот, кто лучше всех споет мою песнь в границах своего поколения. Может быть, ты станешь Гомером. Может быть, ты уже Гомер, если слова мои дошли до тебя прежде и чище, нежели до остальных твоих сверстников.

Нет, конечно, будет и самый первый Гомер, куда без него… Я его вижу: нищий слепой старец, бредущий от костра к костру, пальцы нежатся, соприкасаясь со струнами, и в голове его, прячется богатство невиданное.

Хотя не знаю… Есть и другая идея, не хуже: первым Гомером может стать особь женского пола. Оставлю тебя в недоумении, в конце концов, принеси жертву на алтарь и познаешь истину. Не открывать же все сокрытое в предисловии! Предисловие как явление задумано мной зачем? Предисловие это предупреждение.

Я хочу предупредить тебя, пытливый мой почитатель! Не все слова, приготовленные мною для таких, как ты, дойдут до тебя. И не оттого, что ты туп, как думают некоторые. Увы, смертный, не веемой слова к тебе выпустили.

Любимая моя песнь, текст-чудо, „Илиада“ и „Одиссея“ подверглись цензуре со стороны моих коллег. Особенно „Илиада“ — им всем что-то да не нравилось. Измени тут, измени здесь… Не тронь моего избранного, твердит одна… Покажи моего избранного еще вот так, умоляет другая… Но совершенство не позволяет себе сфальшивить, вот отчего о некоторых вещах пришлось элементарно умолчать.

В общем, когда ты, живущий, умрешь и узнаешь правду естественным путем, не сетуй на меня за то, что я не сказал всего. Я сказал все. Не моей волей ты всего не услышал.

Да, песни „Илиады“ и „Одиссеи“ написаны мной, Аполлоном, повелителем девяти муз, но сильно сокращены другими олимпийцами.

Единственный, кто имел все основания изменять, добавлять, запрещать, но, спасибо ему, ничего не тронул — это верховный председатель, отец мой.

А сейчас я быстро переложу все это на ионический гекзаметр…