— Отчего на попутных, капитан? — снова нарушил молчание Гриценко.

— Откровенно говоря, Матвей Александрович, я вас нарочно на дороге поджидал.

Водитель на какое-то время растерялся: Никак не ожидал подобного поворота дела. Спросил как можно беспечней:

— И зачем же это я вам понадобился?

— Помочь нам можете в одном серьезном деле, Матвей Александрович, — Колчев по-прежнему был серьезен, сдержан, и от этого его слова звучали еще более убедительно. Он подумал с удовлетворением, что выбрал в разговоре с Гриценко верный тон. И тут, словно прочитав era мысли и задавшись целью опровергнуть их, водитель с вызовом в голосе предложил Колчеву:

— Что ж, начинайте допрос.

Колчев сдержался от резкого ответа, перевел взгляд с лица Гриценко на дорогу.

Автомобиль проехал виадук над железнодорожными путями. Неоновая вывеска придорожного ресторана, маняще вспыхнув по ходу машины, проплыла мимо и словно растаяла во тьме.

— Начинайте же, — куда менее задиристо продолжал Гриценко.

— Напрасно вы так, — без обиды и раздражения, но вместе с тем и не скрывая укора, сказал Колчев. — Если бы нужен был допрос, то я бы вызвал вас к себе повесткой. Я вас, Гриценко, для беседы, и желательно откровенной, на трассе поджидал.

Гриценко еще больше смутился. Он теперь явно корил себя за неуместную мальчишечью задиристость.

— Вы не обижайтесь, товарищ капитан, — попросил он. — Я ведь, как бы это вернее сказать… с опережением, что ли. Мол, меня голыми руками не возьмешь.

Колчев сдержанно кивнул, давая тем самым понять, что удовлетворен извинениями Гриценко и принимает их. Затем он включил вмонтированный в приборную панель автомобиля приемник, пошарил по эфиру, нашел станцию, передающую спокойную легкую музыку, и снова откинулся на спинку сиденья. Машина тем временем перевалила через вершину затяжного подъема и резво катила по пологому спуску навстречу мерцающим в темноте огням большого города.

Показался белый параллелепипед мотеля. Гриценко притормозил и съехал на обочину. Зажег свет в салоне автомобиля.

— Товарищ капитан, покажите еще раз карточки, — попросил Колчева.

Тот разложил на приборной панели фотографии. Гриценко внимательно просмотрел каждую из них, выбрал одну и протянул капитану.

— Эту женщину я где-то видел. Но вот где именно — никак не припомню.

— Может быть, в прошлую пятницу в этом вот мотеле? — подсказал Колчев, указывая на виднеющиеся невдалеке строения из ажурных бетонных конструкций и стеклянных плоскостей.

— Нет, — решительно отверг такое предположение Гриценко. — За это ручаюсь.

— Тогда, Матвей Александрович, договоримся следующим образом. — Колчев сложил фотографии и спрятал во внутренний карман кожаной куртки. — Если все же вспомните, где видели эту гражданку, позвоните мне. В любое время дня и ночи. Договорились?.. Ну, и хорошо. Здесь записаны телефоны. Служебный и домашний, — Колчев протянул Гриценко вырванный из блокнота листок.

Метрах примерно в ста от мотеля, за живой изгородью из разросшегося кустарника, располагалась стоянка автомобилей. Колчев сошел с автотрассы и прошел к воротам стоянки.

В кирпичной сторожке с большим окном сидел старичок сторож и читал газету. С потолка над ним спускалась на шнуре сильная электрическая лампочка.

Укрепленный на крыше сторожки прожектор освещал въезд и несколько рядов автомобилей. Большая же часть стоянки была погружена в темноту.

Колчев дернул ворота. Они были заперты. Тогда он двинулся вдоль стальной сетки, которой была обнесена стоянка. Сетка, как и предполагал Колчев, прорвалась в нескольких местах, и ему не составило труда, отогнув ее, проникнуть за заграждение.

Новенькие «Лады» без номерных знаков с приклеенными к лобовым стеклам листками с надписью «Перегон» были припаркованы в дальнем от въезда углу стоянки. Они-то и интересовали капитана.

Он отворил дверцу одной из машин, которая по халатности водителя не была даже заперта, опустился на заднее сиденье и уже через минуту держал в руках один из кожаных подголовников. Вернув подголовник на место, Колчев выбрался из машины, поднял крышку капота, чиркнул спичкой и при желтоватом свете прочел заводской номер. Все это заняло у него не более пяти минут. И, что характерно, не потребовало чрезмерных физических усилий, применения каких-либо инструментов или приспособлений. То же самое на его месте мог проделать практически любой человек.

Обратно Колчев возвращался тем же путем — через прореху в ограде. Подошел к сторожке, заглянул в окно. Сторож мирно дремал под яркой электрической лампой, уронив газету на колени.

В мотеле Колчев узнал от дежурного администратора, что нынче работает та же смена, что и в пятницу вечером. Это была немалая удача.

В ожидании портье и метрдотеля, за которыми пошел дежурный администратор, Колчев разложил на столе фотографии. Придвинул к себе ту, на которую указал Гриценко. Фотография предназначалась для заграничного паспорта и была исполнена без какого-либо художественного изыска. Но женщина, запечатленная на ней, все равно выделялась красотой. На вид ей можно было дать лет двадцать семь — тридцать. Пышные русые волосы собраны на затылке в тяжелый узел, чуть раскосые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, смотрят открыто, улыбчиво.

В дверь постучали, и Колчев быстро перемешал на столе фотографии.

Оба работника мотеля заверили, что во время дежурства в пятницу не встречали ни кого из тех граждан, чьи фотографии лежали перед ними сейчас. Портье пояснил, что в тот день принимали большую группу туристов из Монголии, и поэтому почти все места были заранее забронированы.

— Пришлось даже закрыть на время ресторан, — добавил метрдотель. — Образовалась очередь: те, кто не попал на ужин в первую смену, ждали более часа, нервничали. Я лично несколько раз выходил в холл, успокаивал, как мог, товарищей, и хорошо помню, что никого из них, — метрдотель кивнул на фотографии, — среди наших тогдашних гостей не было.

Колчев, устроившись на скамейке возле входа в мотель, время от времени задумчивым взглядом провожал проносящиеся мимо автомобили. Он подводил итог дню. Следовало признать, что выглядел этот итог малоутешительным.

Пожилая уборщица закончила мыть крыльцо, выжала в ведро тряпку и, тяжело переступая отечными ногами, подошла к Колчеву и участливо спросила:

— Что, сынок, переночевать негде? Все едет интурист, едет, — женщина вздохнула. — Тебе на одну ночь или как? — поинтересовалась она.

— До утра, — ответил Колчев, с интересом разглядывая неожиданную собеседницу. Подумал с досадой: как же это он оставил без внимания пресловутый «частный сектор». Пожилая уборщица, по всей вероятности, прирабатывала тем, что сдавала неудачливым туристам койки на ночь. Так оно и оказалось.

— Если до утра только, то пойдем, — предложила уборщица. — Дом мой недалече, за пригорком. Пять минут идти, не более.

Женщина двинулась по тропинке в сторону от трассы. Колчев последовал за ней.

— Как ваше имя-отчество? — спросил он.

— Зови тетей Пашей, — разрешила уборщица. — Рублик уплотишь — и спи себе с богом, — продолжала она. — Так оно даже дешевле выходит, чем в номерах. Да и на пуховичке спать будешь, не на соломе ихней. У меня все честь по чести, как у людей. Только рублик вперед — такой порядок.

— Держите, — Колчев протянул тете Паше деньги. — Выручили вы меня, доброе у вас сердце. Наверное, многие вас добрым словом поминают, — льстил Колчев тете Паше, стараясь вызвать ее на откровенный разговор. Но, видимо, переусердствовал.

— Это за что же мне такая честь? — Уборщица настороженно покосилась на Колчева.

— Так ведь, наверное, и до меня путников ночлегом выручали? — с наигранным простодушием спросил капитан.

— Это уж как придется, — уклончиво ответила тетя Паша. — Если вижу, что приличный человек мается — предложу у себя переночевать. Ведь на раскладушке или там в кресле калачиком — какой это сон… Третьего дня мужчина останавливался. Подкатил это он, значит, к мотелю на «Москвиче» поздно вечером, а местов уже и нету. Ну, я и предложила ему переночевать. Очень доволен остался, все трояк уплатить старался. Только я трояк тот не взяла. Место рубль стоит. Рубль как есть, — осторожная тетя Паша настойчиво подчеркивала минимальный, почти символический доход, который получала от своих случайных постояльцев.