— Нет, вы только посмотрите, чего он тут, понимашь, насочинял! — воскликнул он при входе Влада и Орлова, даже не ответив на их приветствия. — Признается черт-те в чем, только не в ограблении кассы!..
— Дай нам те странички, что ты уже прочел, — спокойно попросил Влад, словно не замечая, насколько взволнован майор.
Все трое стали читать «вперекидку», передавая друг другу освободившиеся страницы.
«Заявление» Булата было адресовано начальнику городского управления милиции.
«Я понимаю, что если меня арестовали, значит, какая-то часть моих незаконных дел уже известна. А известна часть — следствие установит и остальное. Чтобы облегчить и ускорить работу следствия, я и пишу настоящее заявление, которое прошу рассматривать, как добровольную явку с повинной…»
Почерк у Булата был крупный, размашистый, и читающие быстро передавали страницы друг другу.
«Впервые я споткнулся, когда работал в областном центре — городе Дальнинске, — где до этого закончил механический факультет Политехнического института, аспирантуру и защитил кандидатскую диссертацию. Сразу после защиты меня назначили деканом механического факультета.
Примерно через месяц меня пригласил к себе домой старший преподаватель кафедры обработки металлов Навроцкий. У него сидел еще один преподаватель той же кафедры Добросельский. Меня поразила роскошь обстановки в квартире Навроцкого — обилие ковров, хрусталя, серебра, модной в то время арабской мебели. Все свои студенческие и аспирантские годы я провел в общежитиях, только что, впервые в жизни, получил в институтском доме двухкомнатную квартиру, и вся моя мебель состояла из газет и двух табуреток. Изумил меня и стол. Никогда раньше не доводилось мне пить французский коньяк и закусывать осетриной, икрой, семгой. Я даже не подозревал о существовании таких деликатесов. За ужином Добросельский без обиняков предложил мне «протащить» на приемных экзаменах четырех абитуриентов и назвал фамилии, которые я сейчас уже и не помню. Я категорически отказался и вскоре ушел.
На другой день ко мне на факультет явился Христофор Максимович Чадиков — артист миманса местного драматического театра, знакомый со всем городом. Он принялся внушать мне, что я напрасно отказался от предложения Добросельского, что в институте имеется влиятельная группа, с которой мне необходимо сработаться, что от моего согласия зависит все мое будущее. Словом, он меня уговорил. После того, как я подписал списки принятых на первый курс факультета, где значились эти четыре фамилии, а также фамилия сына заместителя председателя облисполкома Лукьянова, которого я «протащил» по своей инициативе, Добросельский пришел ко мне в кабинет и передал мне, с глазу на глаз, конверт с четырьмя тысячами рублей. Я смог сразу же обставить свою квартиру. Мне понравилась легкость, с которой я «заработал» эти деньги, и я сказал себе, что в следующий раз уже не откажусь от подобного предложения. Но уже через месяц Навроцкого, Добросельского и еще нескольких преподавателей арестовали. Был шумный процесс, все обвиняемые получили большие сроки. Я провел много бессонных ночей, ожидал ареста, но никто меня не трогал, и моя фамилия даже не упоминалась на процессе.
В бытность мою студентом и аспирантом я много времени уделял общественным делам, отвечал за постановку в институте физкультуры и спорта. Дальнинский Политехнический институт славился своими спортсменами. Им принадлежали многие рекорды, и их достижения высоко ценились в масштабе страны. И хотя я к этим достижениям имел чисто формальное отношение — умело составлял отчеты и часто выступал на разных парадных форумах, — Лукьянов порекомендовал меня на освободившуюся должность председателя комитета физкультуры и спорта при дальнинском облисполкоме. Я принял его предложение и был утвержден в этой должности.
«Обмывать» назначение собрались у меня новые приятели — Христофор Чадиков, Трофим Бигус и Кира Зинкина, с которой в то время у меня сложились интимные отношения. Чадиков заговорил о том, что дальнинский спорткомитет — хозяйство большое и запутанное, что если умело действовать, то можно и дело хорошо наладить, и «сливки снимать» почти без риска. Тут же за столом был разработан план. Я должен был взять Бигуса, работавшего администратором кинотеатра, к себе заместителем, а Чадикова и Зинкину — инструкторами. Главным бухгалтером должен был взять приятеля Чадикова, Михаила Саломатина, бухгалтера ресторана…»
В кабинет вошел Чекир. Жуков засуетился, натягивая китель, но начальник отдела положил руку ему на плечо:
— Сиди, сиди! Булат свою исповедь написал?
— Так точно, товарищ подполковник! Только не то он пишет…
— Не то, говоришь? Ну что ж, почитаем… Дай мне свободные страницы. Остальные потом принесешь…
Чекир унес часть страниц в свой кабинет, а Жуков, Влад и Орлов продолжали чтение «вперекидку».
Дальше в заявлении шли на нескольких страницах описания различных эпизодов деятельности Булата в качестве председателя областного комитета. Начала теплая компания с малого. Раньше сценарии массовых спортивных мероприятий заказывались специалистам — журналистам и писателям. Теперь же деньги за такие сценарии получали люди, как пишет Булат, абсолютно бездарные — Чадиков и Зинкина. А писали сценарии сами спортсмены — студенты и старшие школьники. Потом аппетиты разгорелись. Во многих селах области, где имелись самодеятельные спортгруппы, вдруг появились тренеры. Спортсмены их никогда не видели. Появились они лишь в платежных ведомостях, по которым получали все те же Чадиков и Зинкина. Деньги эти текли в карманы Булата и компании. Несуществующие тренеры возили своих питомцев на несуществующие соревнования, на всякие тренировочные сборы. Путевые и кормовые деньги брали опять-таки Чадиков и Зинкина, отдавая Булату львиную долю. Не брезговал Булат и банальными взятками. Сам, конечно, не брал. Брали вездесущие помощники — Чадиков и Зинкина. За взятки зачисляли детей в школы модных видов спорта — фигурного катания, художественной и спортивной гимнастики, футбола. За взятки оформляли спортивные разряды тем, кто иначе претендовать на них не мог бы. Себе Булат оформил звание кандидата в мастера спорта по альпинизму, чтобы бесплатно ездить на Кавказ на тренировочные сборы. Ни в каких восхождениях он там, конечно, не участвовал. В живописном лесу под Дальнинском, на берегу реки Чара спорткомитет построил спортивный лагерь-пансионат, где один из домиков был расположен на отлете, рядом с баней-сауной, и был предназначен для Булата. Неутомимый Чадиков привозил туда молоденьких женщин современного спортивного вида, но далеко не спортивного поведения. В районном центре Тимофеевка был построен стадион. Под трибунами, где полагалось быть раздевалкам для спортсменов и душевым, оборудовали и обставили, как номера в первоклассных гостиницах, три комнаты, ключи от которых находились у Булата.
Вскоре после назначения Булата он выписал из Саратова своего брата и сделал его директором строящегося в городе спортивного комплекса. Комплекс строился быстрыми темпами, а Булат-младший, с незримой помощью старшего брата, широко комбинировал со спортивными костюмами, оборудованием, инвентарем, стройматериалами. Большая часть средств, полученных от комбинирования, шла Булату-старшему. Благодаря наличию в городе и области талантливой спортивной молодежи и настоящих опытных тренеров спортивная жизнь развивалась успешно. Булат мог выступать на областных форумах, выступать с победными реляциями и оставаться на хорошем счету.
Но директором строящегося спорткомплекса заинтересовался отдел БХСС. Несколько его махинаций были разоблачены, и он был арестован. Снова громкий процесс, и снова Владимир Сергеевич в стороне. Но на этот раз за недостаточное руководство, за нарушение финансовой дисциплины, за семейственность его сняли с работы и исключили из партии. Дальше этого дело не пошло. Трудовую книжку ему удалось получить чистой — «уволен по собственному желанию в связи с состоянием здоровья». Поездил немного по стране и осел здесь в научно-исследовательском институте начальником отдела внедрения. Исключение из партии он, естественно, скрыл, считался беспартийным.
