Люба не смогла ничего ответить, ибо новость о том, что она поступила, полностью заполонила ее мыслительное пространство, и, раскрасневшись, она выдавила:
— Ну, я всегда увлекалась историей… — В ответ члены комиссии все как один одобрительно закивали головами.
Люба подумала, что всю эту подзабытую эпопею с головой Ильича лучше не рассказывать, ибо многие здесь присутствующие даже и не верят, что такое произошло всего в ста километрах от шумной и скептически настроенной столицы.
Каждые выходные Люба приезжала домой к маме и папе. В знак благодарности за свое успешное поступление и выдающуюся учебу она приносила среди ночи голове красные гвоздики и шептала: «Спасибо тебе большое!»
С наступлением студенческих будней Люба активно включилась в исследовательскую работу и при содействии молодого научного руководителя писала статьи, с презентацией которых она периодически разъезжала по городам на зависть своим ленивым сокурсникам. А еще через пару лет она стала жить вместе со своим научным руководителем и строить далекие семейные планы.
— Если у нас родится сын, то как мы его назовем? — спрашивал молодой ученый у Любы после того, как ночь напролет они любили друг друга.
— Владимиром… — отвечала радостная Люба.
— А если дочь?
— То… пускай Надя будет… — и, обнявшись, они засыпали.
Вскоре по всем каналам показали важную новость: в Москве труп Ленина вынесли из Мавзолея и захоронили на Новодевичьем кладбище. К этому моменту Люба преподавала в университете курс по истории России, и сообщил ей об этом неряшливый студент Леша Дорохович. Он сперва поднял руку и, дождавшись позволительного жеста от строгой преподавательницы, сказал:
— А вы знаете, Любовь Александровна, что сегодня в Москве захоронили тело Ленина? — новость, конечно, смутила Любу, но виду она не подала. А сразу после лекции девушка села в автомобиль и приехала в свой родной город.
Голова упала и проломила своим весом неказистый новоиспеченный памятник. Вокруг стояли рабочие в оранжевых жилетах и совещались, куда же теперь ее отвезти. Не в силах смотреть на это, Люба сперва заехала домой к родителям, а когда решилась забрать голову себе, то ее уже разломали на части и утилизировали.
Растерянная и подавленная, она возвращалась в Минск, по дороге почувствовав внезапный приступ тошноты. На следующий день, сделав тест, Люба убедилась, что она беременна.
«Так это же прекрасно!» — сказал ее ученый муж. Люба частично разделяла его оптимизм. На следующий день она достала с полки книгу «Детям о Ленине» и закопала ее ранним утром во дворе своего большого дома.
Живорождение
— Хватит уже по телефону говорить! Все говорит и говорит всякую ерунду! Совсем воспитания никакого нет! — истошно вопила средних лет грузная женщина на молодую щекастую девчушку, которая в подробностях рассказывала, вероятно, своей подруге лихие подробности прошедшего пятничного вечера.
— Сейчас, Юлька, подожди… — Сказала в трубку девушка и, поправив упавшую на лицо челку темных волос, прорычала: — Пасть закрой, сука старая.
От такого ответа женщина сконфузилась и, вжавшись в сиденье, отвернула свою голову к окну троллейбуса. За стеклом мелькали деревья, дома и люди, искаженные дождевыми каплями и густым туманом, внезапно накрывшим Минск.
«Болото ебаное», — сказала сама себе девушка и, вновь приложив телефон к уху, продолжила разговор. В троллейбусе воцарилась привычная гнетущая атмосфера.
Напротив девушки сидел рабочий в коричневой тужурке и ел мелкие яблоки сорта белый налив. Съедая фрукт в три укуса каждый, он кидал огрызки прямо под ноги. Справа от него, скукожившись, сидел выпивший седовласый мужчина, молитвенно что-то бурчащий себе под нос.
Парень с красным пакетом, сидевший в заднем углу троллейбуса, пытался вглядеться в каждого пассажира, чтобы обнаружить хоть какие-то признаки жизни. Но смирно сидевшие люди словно завернулись в коконы летаргического сна, и никакой активности не выявляли…
Троллейбус остановился, и двери его открылись. В салон вбежала напуганная девушка в длинном белом платье, подпорченном множественными дождевыми подтеками. На глазах ее растеклась тушь, а милое утонченное личико было искажено гримасой ужаса.
«Живая», — прошептал парень, инстинктивно хлопнув в ладоши. Он еще до конца не верил в истинность своей находки.
Осмотрев пассажиров салона, девушка ватными шагами направилась к мальчику с красным пакетом. Троллейбус резко тронулся, и, не дойдя одного метра до ободранных задних сидений, она резко подалась вперед и упала прямо в объятия любопытствующего мальчишки.
От неожиданности он вскрикнул, а, когда девушка подняла голову и посмотрела в его зеленые глаза, полные сумасшествия, парень на весь троллейбус закричал:
— Товарищи! Да она же живая! — голос сменился заливистым смехом мальца.
В ответ на призыв все четыре пассажира повернули головы в сторону кричащего. Девушка резко встала, поправила скомканное и теперь уже выпачканное в грязи платье и прошлась взглядом по злым обезличенным физиономиям пассажиров, задержавшись на улыбчивом мальчике, который правой рукой шуршал в пакете и спешно пытался там что-то сыскать.
Поняв, что творится что-то неладное, девушка подорвалась к выходу и повернула рычаг аварийного открытия дверей, от чего троллейбус остановился и наполнился гробовой тишиной. С проезжей части тоже не доносилось ни звука, а за запотевшими окнами не было видно ничего, кроме опустевшего города. Будто все люди умерли, машины остановились и заржавели, а день и ночь незаметно для всех слились в единое состояние постоянного сумрака.
Кабина водителя открылась, и из нее показалась абсолютная Пустота, лишь контурами напоминавшая очертания человеческого тела. Казалось, что весь свет, который каким-то неизвестным образом проникал в троллейбус из внешнего мира, поглощался этим невероятным явлением материи потустороннего мира. Излившись в пространство салона, Пустота первым делом поглотила говорящую по телефону темноволосую хамоватую особу. Ее телефон упал и еще несколько секунд источал в пространство короткие гудки. Раздался странный рокот, доносящийся откуда-то из другого измерения.
Выпивший мужчина, бормотавший доселе что-то себе под нос, встал и крикнул что было мочи:
— Храни Господь ваши грешные души, объебки! К нам пришла святая! — он раскинул руки в стороны и разжал кулаки, обнажив пробитые ладони со следами темной запекшейся крови. — Кайтесь, уебаны! Пробил час прильнуть к чистой энергии непокорной девы! — хрипел мужик.
Через мгновение Пустота метнулась в сторону пьяного предсказателя, поглотив и его. Грузная дама запыхтела. От испуга промокшая девушка попятилась назад, желая раствориться где угодно, только бы не попасться в руки вездесущей Пустоте. Споткнувшись в очередной раз, она упала на пол и ударилась головой. Прямо над ней стоял мальчик. Из красного пакета он достал блестящий кухонный нож.
Ударив ее со всей силы ногой по голове, он полоснул ножом сперва по платью, а потом по правой щеке девушки. Закрыв лицо руками, та закричала. Юнец взял нож в зубы, а руками принялся разрывать платье.
Оголив ее небольшую изящную грудь, он в испуге отпрыгнул. На пол он не упал: сложилось впечатление, что на мальчика перестали действовать законы гравитации. Он медленно пролетел над головами двух оставшихся пассажиров и погрузился в Пустоту вслед за поглощенными. Пустота же, приняв мертвое тело и падшую душу мальчика, издала нечто, похожее на недоступный человеческому слуху ультразвук, отчего металлические поручни и пол троллейбуса завибрировали. Девушка перевернулась на живот и, кое-как прикрыв оголенное тело, приняла сидячее положение.
— Я все видела! Она крест не носит, чертовка! — верещала грузная женщина. — Что за воспитание блядское, чтобы русская девка да без креста на шее была?! Видать, Сатаною крытая, чертовка! Гнать яе! Гнать яе в дали темныя, где хозяин яе будет сосать из ней соки чревоугодия и прелюбодеяния! — перейдя практически на сопрано, женщина никак не могла утихомириться.