Король проспекта Я – король проспекта, Я стою здесь давно. Я промок и продрог, Но мне все равно. Я купил в переходе У бабульки цветы. Меня два раза вязали ОМОН и менты. Припев: Я доеду, Люся. Люся, я доеду. Дождись меня, Люся, спать не ложись. Я приеду, Люся, Люся, Люся, я приеду. Только в тачки не содят, хоть удавись. Два червонца, Алтуфьевка, Братан, очень надо. Выручи, друг, ведь закрылось метро. Да не пьяный я, просто гуляла бригада, Отмечали «квартальную» и Рождество. Припев: Я доеду, Люся, Люся, я доеду. Дождись меня, Люся, спать не ложись. Я приеду, Люся, Люся, Люся, я приеду. Только в тачки гады не содят, хоть удавись. Довезите, братцы, Денег мало – так что же. Да не грязный я, что ты, Отряхнуться могу. Но пацан из «девятки» Хрясь мне по роже, Шарах в поддыхалку, И я опять на снегу. Хрясь, хрясь по роже. Грязь, грязь на коже. Хрясь, хрясь, и рожей в грязь. Хрясь, хрясь по роже. Грязь, грязь на коже. Хрясь, хрясь, и рожей в грязь. Я лежу на спине, Надо мной фонари. А на них снегири, А в глазах – упыри, Я в противном снегу. Как Папанин потерян. Где моя азбука Морзе? Ребята, где берег? Люся, Люся, Люся, Дождись моряка. Я – король проспекта, Я беспечен и весел. Я, как летчик Мересьев, Гребу локтями снег. Я прорыл траншею, В нее положат рельсы, По ним поедет трамвай, В нем будет 100 человек. Янки Додсон Он всегда косолапил, когда ходил, И как-то странно поводил плечом. У него было невнятное лицо, С таким лицом хорошо быть палачом. Лицо его было как сморщенное яблоко, Забытое червями в первом снегу. И сколько не силюсь, но цвет его глаз Я почему-то вспомнить никак не могу. Лет 15 назад у него был плащ, Такой, из болоньи, рублей за 30. Их продавали на каждом углу. И у него был портфель крокодиловой кожи, Их слали за водку нам прибалтийцы. Но кожа была 100 %-ный кожзам. Что он носил в этом портфеле, Не знал никто, и не ведал он сам. …Явно портфель был пустой, Без вопросов, наверняка. Я вспомнил, как я прозвал его — «Янки Додсон», я звал его «Янки Додсон». Каждое утро на втором этаже Я всегда пил кофе и смотрел во двор. Он проходил в своем сером плаще, Слегка озираясь, как опытный вор. И когда он скрывался За кустами, вдоль тропки — А кустов во дворе у нас было много — Я всегда говорил себе: «Янки Додсон, я знаю, Чем кончится эта дорога». …Я всегда называл его именно так — «Янки Додсон», я звал его «Янки Додсон» А когда вечерело, И мы с друзьями пили вино Или пели песни, Он всегда проходил мимо нас В плаще нараспашку, Суров, но весел. Походка его не была очень твердой, Но он крепко держал свой портфель под мышкой. Мы кричали ему: «Выпей с нами, Додсон». А он отвечал: «Пошли вы на хуй, мальчишки!» …Именно за это я и прозвал его — «Янки Додсон». Канарейки, 9-й калибр и тромбон
Эй, налей-ка мне 200 грамм отпускного, Нахлобучь, вместо шляпы, На макушку тромбон. Я раздал все долги под честное слово И плюнул луной в пропитой небосклон. Припев: Кто скажет про мою девчонку. Что она совсем некрасива, Кто скажет про мои штиблеты, Что они совсем несвежи, Но зато я надраил все улицы В этом городе Беспощадным блеском Моей бессмертной души. Эй, налей-ка мне 200 грамм наудачу, Да еще приплюсуй к ним 9-й калибр. Побрей мне башку вместо меди на сдачу, И я сожгу все старые письма, А пепел брошу в сортир. Эй, налей-ка мне 200 грамм на веселье, И когда я отсюда рвану по прямой. Раздав все долги, посадив канареек В прореху кармана, чтобы греть их рукой. Эй, налей-ка мне 200 грамм на дорогу, И хотя все дороги протерты до дыр, Я врежу по звездам своим тромбоном И заряжу канареек в 9-й калибр. Мой друг уехал Мой друг уехал далеко И не вернется, и не вернется. Мой друг уехал далеко, А сердце стонет, рвется Туда, за дальние моря. За горы, за равнины, за поля, За хмурь косматых облаков, За солнце, за луну, за берег моря. Туда, где первым снегом занесен И стерт навеки след его ноги, Где птицы чертят черные круги по небу. Мой друг уехал. Мой друг уехал далеко, И стало грустно, и стало грустно. Мой друг уехал далеко, И стало пусто, пусто. А на дворе опять весна, Природа притаилась Пред рождением любви. И завтра будет новый день, Он будет весел и горяч, Как воин на монгольском скакуне, Сжимающий копье И с колчаном отважных стрел. Он будет на него похож — Того, кто не вернется никогда. Мой друг уехал, Мой друг уехал, Мой друг уехал навсегда. |
