Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Работа над «Неуемным бубном» началась во второй половине декабря (сразу после перенесенного воспаления легких) и закончилась в конце января 1910 года. Очевидно, в самом начале февраля Ремизов обратился к Вяч. Иванову, руководителю Общества ревнителей художественного слова (Академии поэтов), безусловно учитывая его влияние в «Аполлоне»:

На прошлой неделе я закончил рассказ[866], о котором говорил Вам в новый год. Сижу переписываю. Название ему пока — «Неугомонное сердце». Если подойдет другое — назову именем другим. Я хотел бы прочитать его Вам на той неделе в четверг, в пятницу, как Вам удобнее. За полтора месяца глаз притупился к нему, придется, может быть, либо дополнить, либо переделывать. Может мне лучше всего прочитать в Академии? И в тот же вечер будет выяснено: подходит рассказ «Аполлону» или посылать мне его в «Р<усскую> М<ысль>». Обсудите, Вячеслав Иванович, и известите меня к четвергу, как найдете лучшим[867].

О недавно образованном в Петербурге сообществе поэтов Ремизов сообщал П. Е. Щеголеву в письме от 9 февраля:

При Аполлоне действует поэтическая академия стиха. Был я всего один раз, когда посвящен был вечер после смерти И. Ф. Анненского его деятельности. В Академии председатель Вяч. Иванов[868].

В книге воспоминаний «Петербургский буерак», главы которой публиковались начале 1950-х годов, Ремизов говорит о том, что приглашение было отправлено руководителем журнала: «Получил письмо от С. К. Маковского, редактора „Аполлона“: предлагает прочесть „Неуемный бубен“ в редакции»[869]. Вероятно, это произошло как раз 9 февраля, поскольку в этот же день Ремизов в письме к Мейерхольду назвал точную дату своего выступления: «11-го вечером я читаю в Академии (в Аполлоне) рассказ. Только после чтения, если останутся силы, приеду. Я недавно только что с постели встал: воспаление легкого было, и чувствую себя очень расслабленным…»[870]. В следующем письме к тому же адресату, 14 февраля, о состоявшемся собрании Ремизов упоминает вскользь: «кончилось в Академии во 2-м часу»[871].

В «Петербургском буераке» подробно перечисляются участники заседания:

Исторический вечер: весь синедрион — Вяч. Иванов, Фадей

(так! — Е. О.)
Францевич Зелинский, Иннокентий Феодорович
(так! — Е. О.)
Анненский. И ближайшие: Макс Волошин, Н. С. Гумилев, М. А. Кузмин, Ф. К. Сологуб, А. А. Блок, секретарь Зноско-Боровский, Ауслендер, Ю. Н. Верховский, А. А. Кондратьев и приезжий из Москвы Андрей Белый. Председательствует С. К. Маковский[872].

Комментируя эти имена, примем во внимание характерное для мемуарной прозы писателя мифотворчество с его эмблематическими доминантами. Ремизов описывает собрание как заседание редакции «Аполлона», хотя все детали и, в частности, использованное им слово «синедрион», несомненно, указывают на «Общество ревнителей художественного слова», возглавляемое Вяч. Ивановым.

В «Петербургском буераке» Ремизов хотя и опирается на реальные факты, однако описывает их с известной степенью искажения. Не все названные здесь лица в действительности были причастны к вечеру, на котором читался «Неуемный бубен». И. Ф. Анненский скоропостижно скончался 30 ноября 1909 года, и в этом рассказе он выступает, скорее, как эмблема «Аполлона». М. Волошин в феврале 1910-го находился в Коктебеле[873]. Не совсем ясно, присутствовал ли Н. С. Гумилев: 6 февраля внезапно умер его отец (похороны состоялись на Царскосельском кладбище[874]). Секретарь редакции журнала Е. А. Зноско-Боровский определенно отсутствовал на этом вечере. Вместе с тем показательно участие Андрея Белого, который приехал в Петербург в конце января и пробыл в городе до 7 марта: он не только посещал заседания Общества, но и сам прочел здесь 18 февраля доклад о ритме[875].

Из рассказа Ремизова следует, что на вечере его чтение произвело благоприятное впечатление[876], и последовавший несколькими днями отказ оказался для писателя неожиданным. Письмо Е.Л. Зноско-Боровского от 15 февраля, написанное по поручению редакции, окончательно поставило точку в отношениях Ремизова с журналом: «…я посылаю Вам Вашу рукопись, согласно Вашему желанию, — она понравилась, но так длинна, что до осени едва ли могла бы появиться в „Аполлоне“, — а это, кажется, Вас не устроило бы»[877]. Два месяца спустя (14 апреля 1910 года) он признавался в письме к писателю: «Очень жалею, что я не слышал, как Вы читали „Неуемный бубен“, — я бы все сделал, чтобы он появился в „Аполлоне“ — я от него в восторге»[878]. В воспоминаниях мотивация отказа воспроизведена с характерной для Ремизова иронией: «…С. К. Маковский, возвращая рукопись, мне объяснил на петербургском обезьяньем диалекте: по размерам не подходит, у них нету места, печатается большая повесть Ауслендера»[879].

Инцидент в «Аполлоне» отпечатался в сознании писателя глубокой обидой на долгие годы. Более того, этот случай даже стал причиной для позднейшего развития темы умаления собственной писательской значимости. В очерке «Послушный самокей» (1940-е), посвященном Кузмину, Ремизов, подразумевая «Аполлон», писал: «…эти двери для меня „вход воспрещен“». И тут же приводил слова некоего знакомого, бывавшего на собраниях в редакции журнала: «„…все они высшей культуры, а мы с вами средней“. И это осталось у меня в памяти»[880].

Хотя ответ из редакции звучал достаточно формально, истинные мотивы для решения редакции «Аполлона» — отказать писателю в публикации «Неуемного бубна» — носили идейно-эстетический характер. Частная писательская биография оказалась сопряжена с куда более масштабным историко-литературным процессом — со сменой литературных эпох. Зимой 1909/1910 годов члены редакционной коллегии журнала определились с новой моделью художественного осмысления действительности, и так случилось, что именно Ремизов оказался в эпицентре их борьбы за «преодоление символизма» (В. Жирмунский).

Буквально с первого номера журнала ключевые позиции в редакции заняли Н. Гумилев, М. Волошин и М. Кузмин[881]. Именно Кузмин тогда же приступил к обоснованию новой эстетической программы — так называемого «кларизма»[882], основные тезисы которого он апробировал на страницах третьей, декабрьской, книги журнала в отделе «Заметки о русской беллетристике». Примечательно, что опубликованные здесь рецензии М. Волошина и В. Кривича на печатную продукцию уходящего года содержали в общем и целом положительные оценки произведений Ремизова, что свидетельствовало о двойственном отношении критического отдела журнала к творчеству писателя на тот момент[883]. М. Кузмину принадлежал самый развернутый и вместе с тем негативный отклик. Объектом критического рассмотрения стала только что изданная книга «Рассказы», куда вошли также цикл сновидческих миниатюр «Бедовая доля» и пьеса «Бесовское действо». Основной недостаток прозы писателя рецензент нашел в «причудливом и необузданном воображении», разрывающем даже «стройность» неких заимствованных форм. Особенно жестким оценкам подверглись языковые эксперименты и синтаксические вольности: «ни меры, ни вкуса в пользовании своею сокровищницей, будто в одном месте заговорили на всех говорах одновременно»[884].

вернуться

866

Во второй печатной редакции произведение получило более весомое жанровое определение — «Повесть о Иване Семеновиче Стратилатове. Неуемный бубен» (Берлин, 1922).

вернуться

867

Переписка В. И. Иванова и А. М. Ремизова. С. 96–97. Публикаторы ограничивают датировку письма указанием года. Следует отметить, что Вяч. Иванов оказал Ремизову моральную поддержку в «деле с плагиатом», особенно после того, как в ответ на статью Мих. Мирова «Писатель или списыватель?» (Биржевые ведомости. 1909. 16 июня. № 11160. С. 5–6) Ремизов опубликовал «Письмо в редакцию», в котором сформулировал центральную для своего творчества задачу: «воссоздание» «народного мифа», подобного «мировым великим храмам» и «мировым великим картинам», «бессмертной „Божественной комедии“ и „Фаусту“» (Ремизов А. Письмо в редакцию // Русские ведомости. 1909. 6 сентября. № 205. С. 5). Эта концепция получила одобрение Вяч. Иванова, оценившего ремизовское выступление в печати как «статью» «о мифотворчестве, с очень широкими горизонтами» (Дневник Вячеслава Иванова // Иванов В. Собр. соч. Т. 2. Брюссель, 1974. С. 803).

вернуться

868

РО ИРЛИ. Ф. 627. Оп. 4. Ед. хр. 1479–1610. Л. 140–140 об.

вернуться

869

Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 10. С. 193.

вернуться

870

РГАЛИ. Ф. 998. Оп. 1. Ед. хр. 2303. Л. 14.

вернуться

871

Там же. Л. 15.

вернуться

872

Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 10. С. 194.

вернуться

873

См.: Купченко В. Труды и дни Максимилиана Волошина. Летопись жизни и творчества, 1877–1916 СПб., 2002. С. 242.

вернуться

874

Лукницкая В. Николай Гумилев: жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990. С. 105.

вернуться

875

См.: Лавров А. В. Андрей Белый. Хронологическая канва жизни и творчества // Лавров А. В. Андрей Белый в 1900-е годы. М., 1995. С. 310.

вернуться

876

Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 10. С. 194.

вернуться

877

ОР РНБ. Ф. 634. Ед. хр. 112. Л. 1. Рассказ был опубликован в первой книге «Альманаха для всех» за 1910 год (С. 57–138).

вернуться

878

ОР РНБ. Ф. 634. Ед. хр. 112.

вернуться

879

Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 10. С. 195. Несмотря на случившийся отказ в публикации «Неуемного бубна», Маковский прилагал усилия, чтобы связи редакции с писателем не прерывались. 7 декабря 1910 года он писал Ремизову: «Искренне сожалею, что за весь год не было ничего Вашего в „Аполлоне“, но надеюсь, что в будущем Вы найдете среди Ваших рассказов что-нибудь для нас подходящее» (Цит. по: Переписка В. И. Иванова и А. М. Ремизова. С. 83).

вернуться

880

Ремизов A. M. Собр. соч. Т. 10. С. 250.

вернуться

881

Маковский пригласил Кузмина к сотрудничеству в «Аполлоне» еще 14 июля 1909 года (См.: Кузмин М. Дневник 1908–1915. С. 152), а в начале октября возложил на него обязанности литературного редактора. Ср. запись от 7 октября: «Маковский предложил мне быть читателем по прозаическому отделу. Я никак не ожидал, что это случится так скоро» (Там же. С. 175).

вернуться

882

Идея объединения т. н. «кларистов» (по аналогии с «пуристами») от франц. clarté — ясность впервые возникла у Вяч. Иванова. См. запись в его дневнике от 7 августа 1909 г.: Иванов В. Собр. соч. Т. 2. С. 785. Ср. также предшествующую запись от 6 августа: «Что касается содержания выраженных (Кузминым. — Е. О.) идей, — можно подумать, что я диктовал ему их. Мне кажется, что пора мистического общения не была для него неплодотворна. Он не рассуждает, но все же думает, и постоянная гармония его сознания обусловливается ясными и глубокими решениями в области духовных проблем» (Там же. С. 784).

вернуться

883

Имеются в виду мнения, высказанные в рецензиях М. Волошина — на «Сорочьи сказки» А. Н. Толстого и В. Кривича — на содержание журналов «Весы» и «Русская мысль». (См.: Аполлон. 1909. № 3 (Декабрь). С. [25]).

вернуться

884

См. примеч. 10 /В файле — примечание № 860 — прим. верст./.

70
{"b":"239785","o":1}