Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Публикации Л. П. Гроссмана под таким названием неизвестны[651].

Возможно, имелся отдельный оттиск следующей статьи, где обсуждаются религиозные воззрения Достоевского:

Гроссман Л. П. Путь Достоевского // Творчество Достоевского. Сб. статей и материалов/ Под ред. Л. П. Гроссмана. Одесса: Всеукраинское изд-во, 1921. С. 83–108.

Не менее вероятно, что Миллиор почему-то (видимо, в связи с имевшими место обсуждениями в семинариях Вяч. Иванова по Достоевскому) обозначила таким образом одну из следующих книг:

Гроссман Л. П. Семинарий по Достоевскому. М.; Пг., 1922.

Гроссман Л. П. Путь Достоевского. Л., 1924.

Стоит также отметить, что в римской библиотеке Вяч. Иванова сохранилась следующая книга с дарственной надписью автора: Плеяда. Цикл сонетов Леонида Гроссмана. Издание второе. Костры — Москва, 1922 (текст инскрипта: «Глубокоуважаемому Вячеславу Иванову с великим смирением от автора 9.VI.924»; отсканированное воспроизведение книги доступно в электронной библиотеке «ImWerden» по адресу: http://imwerden.de/pdf/grossman_plejada_1922.pdf).

5. Корш. Всеобщая история литературы. — (11; V, 755).

В 1880 году вышел первый том начатой под его редакцией «Всеобщей истории литературы», оказавшийся единственным, вышедшим при жизни Корша:

Всеобщая история литературы. Сост. по источникам и новейшим исследованиям при участии рус. ученых и литераторов. СПб. 1880–1883. — Вып. 1–3. — (вып. 1 под ред. В. Ф. Корша, вып. 2–3 под ред. А. И. Кирпичникова; 2-е изд. не завершено: Вып. 1. — 1895. — 160 с.).

6. Познанский. Заговоры. — (21).

Познанский Н. Ф. Заговоры. Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул. — Пг.: Тип. А. В. Орлова, 1917. — XIV, 327 с.

7. Русские Пропилеи. Т. 6. — (33; VI, 1375 — т. 1, 2, 4).

Русские Пропилеи. Материалы по истории русской мысли и литературы / Собрал и приготовил к печати М. Гершензон. — М.: М. и С. Сабашниковы, 1919. — Т. 6. — 252 с.

Опять от Пушкина

I. А было ли отмечено…? (Пушкин)

1.

Шипи, шампанское, в стекле,
Друзья, почто же с Кантом
Сенека, Тацит на столе,
Фольянт над фолиантом?
Под стол холодных мудрецов
Мы полем овладеем;
Под стол ученых дураков!
Без них мы пить умеем.
(«Пирующие студенты»)
Возьмите прочь Сенеку
Он правила сложил
Не в силу человеку
И кто по оным жил.
(Ломоносов. «Разговор с Анакреоном» — ответ на оду XXIII)

Ломоносовский подтекст, вероятно, подтверждается другим контекстом у Пушкина:

Я вижу: хмурится Зенон,
И вся его седая свита:
И мудрый друг вина Катон,
И скучный раб Эпафродита,
Сенека, даже Цицерон
Кричат: «Ты лжешь, профан! мученье —
Прямое смертных наслажденье!»
(«Послание к Лиде»).

Если ассоциация Сенеки с Тацитом (в черновиках Сенека, Плиний[652]) у Пушкина появляется неоднократно, то Катон явно продиктован другим «ответом» из «Разговора с Анакреоном»:

От зеркала сюда взгляни, Анакреон,
И слушай, что ворчит нахмурившись Катон…
(Ответ на Оду XI. там же)

2. Загадочная аналогия, знакомство Пушкина с этим текстом, кажется, невозможно, а общего источника пока найти не удалось.

Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами — себя.
(Евгений Онегин II. XIV).

Верь мне, Теодор, Дон-Жуан — любимейшее детище природы, и она наделила его всем тем, что роднит человека с божественным началом, что возвышает его над посредственностью, над фабричными изделиями, которые пачками выпускаются из мастерской и перестают быть нулями, только когда перед ними ставят цифру.[653]

3. «Сказка о царе Салтане», на удивление, изобилует самоповторами или автоцитатами, не говоря уже о перекличке с «присказкой» к «Руслану и Людмиле» («Там о заре прихлынут волны / На брег песчаный и пустой» и т. д.). В стихах «Торговали мы булатом / Чистым серебром и златом» ключевые слова из «Золота и булата» (1814–1826) оказываются зарифмованными (в творительном падеже)[654]. Обращение «Ты, волна моя, волна! / Ты гульлива и вольна…» повторится, два года спустя, в обращении королевича Елисея в сказке о «Мертвой царевне…»[655] к солнцу, месяцу и ветру (почти повторяющем инвокации Ярославны). Особенно любопытно совпадение строк об изготовлении лука:

Ломит он у дуба сук
И в тугой сгибает лук <…>
Тонку тросточку сломил,
Стрелкой легкой завострил —

со стихотворением «Прозаик и поэт»:

Ее с конца я завострю,
Летучей рифмой оперю,
Взложу на тетиву тугую,
Послушный лук согну в дугу.

Перекличку с черновиком «Медного всадника» я уже отмечал, позволю себе привести этот абзац:

Наименование Князь в этой сказке очень любопытно: царевич «нарекся князь Гвидон» после «венчания княжей шапкой», т. е. это слово обозначает суверенного князя, в то же время он царевич и наследник Салтана, т. е. великий князь в современном Пушкину значении (prince du sang, prince royal, dauphin). Сочетание, в котором это значение слова царевич актуализируется — «И царевича венчают / Княжей шапкой и главой / Возглашают над собой», — лексически (соседством слов) перекликается с любопытным примером из черновиков к «Медному всаднику»: «И ты Москва, страны родной / Глава сияющая златом / И ты уже [пред] младшим братом / Поникла в зависти немой», где enjambement сталкивает (или разграничивает) узуальное переносное значение (глава страны) в первой строке с буквальным — или, наоборот, метафорическим — во второй (поддержанным далее глаголом: глава <…> поникла)[656].

II. Гумилев. Из «Посмертного сборника»

1. Строки Гумилева

Поэт ленив, хоть лебединый
В его душе не меркнет день,
Алмазы, яхонты, рубины
Стихов ему рассыпать лень —

имеют много отголосков у Мандельштама (в особенности в контексте темы ожерелья[657], ср. и название «Жемчуга»[658]), в том числе:

вернуться

651

Ср.: Ф. М. Достоевский. Библиография произведений Ф. М. Достоевского и литературы о нем: 1917–1965. М., 1968.

вернуться

652

Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 20 т. СПб., 1999. Т. 1. С. 335.

вернуться

653

Гофман Э.Т.А. Дон-Жуан [1812] (Пер. Н. Касаткиной) // Гофман Э. Т. А. Избранные произведения: В 3 т. М., 1962. Т. 1. С. 72. Du kannst es mir glauben, Theodor, den Juan stattete die Natur, wie ihrer Schoßkinder liebstes, mit alle dem aus, was den Menschen, in näherer Verwandtschaft mit dem Göttlichen, über den gemeinen Troß, über die Fabrikarbeiter, die als Nullen, vor die, wenn sie gelten sollen, sich eist ein Zähler stellen muß, aus der Werkstätte geschleudert werden, erhebt (Hoffmann E.T.A. Werke: in 15 Teilen / Hrsg. v G. Elinger. Berlin et. al. s.a Т. I. S. 78).

вернуться

654

Это сопоставление (с упоминанием еще и «Скупого рыцаря»), как оказалось, было уже сделано в кн.: Фаустов А. А. Герменевтика личности в творчестве А. С. Пушкина (две главы). Воронеж: РИЦЕФ ВНУ, 2002. С. 184.

вернуться

655

Другая перекличка со «Сказкой о Царе Салтане» — здесь повторяется в таком же двузначном контексте формула царь-отец (см.: Левинтон Г. А. Отрывки из писем, мысли и замечания (Из пушкиноведческих маргиналий) // Пушкинские чтения в Тарту. 2. Тарту, 2000. С. 147).

вернуться

656

Левинтон Г. А. Туда и обратно (несколько примеров из сибирского фольклора и европейской литературы) // Миф, символ, ритуал. Народы Сибири. М.: РГГУ, 2008. С. 289, сн. 47.

вернуться

657

См.: Левинтон Г. А. Мандельштам и Гумилев. Предварительные заметки // Столетие Мандельштама. Материалы симпозиума. Mandelstam Centenary Conference / Ed. by R. Izlewood, D. Myers. Tenafly, N.J.: Изд. «Эрмитаж», 1994. С. 33–34.

вернуться

658

Тема жемчуга как метафоры поэзии у обоих поэтов хорошо известна («раковина без жемчужин», жемчуг в итальянских стихах Мандельштама и в «Разговоре о Данте»).

49
{"b":"239785","o":1}