— Заявление о пропаже кто-нибудь подавал?

— Не знаю… — Машенькина тетя немного смутилась. — Если только Машенька, она еще в самом начале в отделение милиции ходила. Но не мать — совершенно точно! Такая разве подаст?..

— А более поздние Ниночкины снимки у вас есть?

— Должен быть один… Сейчас…

Она медленно, дрожащими пальцами стала перелистывать альбом. Примерно на третьей странице мы обе обнаружили то, что осталось от Нининого снимка: пустой квадратик со следами клея… Судя по его размеру, фотография была девять на двенадцать…

— Странно… — пробормотала тетушка. — Сама его тут видела… Куда ж он делся?

— У кого был доступ к альбому, кроме вашей семьи?

— Не знаю… Наверное, ни у кого, я его только сейчас на столе держу, а так он в платяном шкафу всегда лежал… Не знаю!

— Других снимков Нины точно нет?

— Школьных полно, нерасклеенных, а так она не очень-то любила фотографироваться…

— Почему?

— Ну, Ниночка, когда подростковый возраст миновала, как-то переменилась — не в лучшую сторону, если можно так сказать… Потеряла заметную часть своего очарования, это бывает у южан: мать-то у нее русская, а отец армянином был… В отца она, а никак не в эту негодницу!

Один из нерасклеенных снимков, которые Машина тетушка извлекла все из того же шкафа, я сочла подходящим для своих целей. Девушки были снова вдвоем и снова сняты почти на том же фоне, рядом с качелями. По словам тетушки, снимал их все тот же их одноклассник, «набивавший» руку, поскольку мечтал стать фотокором.

Кое-как распрощавшись с раздавленной горем женщиной, я с огромным облегчением покинула ее: все-таки ужасная у нас профессия! Сердце разрывается в таких ситуациях от желания помочь людям в их немыслимом несчастье, а помочь по-настоящему уже нельзя, главного не поправишь… Тем сильнее и яростнее было во мне желание отыскать проклятого убийцу!

Вернувшись домой, я обнаружила на определителе телефона целых два звонка от Володи и один неопределившийся — наверное, от Светланы Петровны. Подумав, я для начала позвонила в УВД.

Наш опер был на месте и страшно обрадовался, что я обозначилась: целых два раза назвал меня «Катюшей» — и вот незадача! Сейчас я могла краснеть, сколько угодно, так нет же! По-моему, даже не порозовела. Вероятно, начала привыкать к его манере обращения со мной.

Маленькая Светка, успевшая вернуться из своего колледжа почему-то раньше обычного, благополучно дрыхла в своей комнате, так что мы спокойно обменялись раздобытой каждым информацией. И выяснилось, что мой улов гораздо богаче, а главное, явно полезнее.

Туалетный бизнесмен действительно укрылся в пансионате, но исключительно от трусости. По Володиным сведениям, «крыша» у него, конечно, имелась, но довольно хилая. И какие-то более крепкие ребятки, разумеется, на своих собственных, вполне крокодильских условиях, на нашего Колышникова элементарно наехали. «Крыша» «крыше» не уступала, и на время разборок между этими, в общем-то, мелкими бандюками Павел Игоревич счел за благо «отдохнуть». Не слишком далеко, дабы быть в курсе происходящего, но и не столь близко, чтобы его персоне что-то реально угрожало… Банальная, хоть и омерзительная история, таких сейчас — пруд пруди. Володя, оказывается, уже успел все телефонировать тете Свете, и мы с ним навскидку обсудили мою информацию, чтобы распределить все дальнейшее.

И снова наш опер взял на себя самую трудную, на мой взгляд, часть работы — шерстить по своим каналам агентства, которые под прикрытием марьяжа занимаются проституцией. Сведения по туалетному бизнесмену он добыл, можно сказать, молниеносно, с агентствами тоже требовались наработанные связи, которых у меня в Москве не было, так что дела мы распределили, можно сказать, автоматически. Единственное, чем я могла ему помочь, — позвонить «телевизионной» Татьяне, как посоветовала Светлана Петровна. Что я и собиралась сделать вечером. А мой следующий шаг — визит на радиостанцию, где работала Машенька.

Володя в целом такой план одобрил, включая «телевизионную» Татьяну. Адрес на радио я знала не только понаслышке, еще в то время, когда работала в прокуратуре, тетя Светлана однажды выступала там, и на передачу мы с ней по каким-то причинам, которых уже не помню, ездили вместе.

Светка продолжала дрыхнуть, поэтому я поленилась приготовить себе что-нибудь основательное, а просто попила чаю с вареньем и булкой с маслом, и двинула вперед.

Находилась эта радиостанция неподалеку от центра, в обыкновенном «сталинском» доме казенного вида. Казенщиной несло от первого этажа, представлявшего собой то ли склад, то ли гараж немереной площади. Потому что никаких окон внизу не было, только огромные железные ворота. А вход на радио — со скромненького неприметного крылечка, приткнувшегося сбоку.

Войдя внутрь, я первым делом наткнулась на мальчика в родной ментовской форме, немедленно меня тормознувшего, а после того как я протянула ему удостоверение, вспыхнувшего и отдавшего честь… У него самого погончики были старлейские… Едва сдержав улыбку, я поглядела на парня как можно строже и поинтересовалась, как мне пройти на эту самую радиостанцию. Он замялся:

— Вообще-то, товарищ капитан, у нас заранее пропуск заказывают…

— Мне заранее не нужно было! — сказала я суровым голосом. — Я, товарищ старший лейтенант, убийство расследую, а не угон «копейки»!

Парнишечка побледнел и поспешно ткнул пальцем в узкую лестницу, начинавшуюся почти что от его будочки:

— Третий этаж… Там будет такая широкая площадка с тремя дверями. Ваша дверь — крайняя справа!

— Благодарю вас, товарищ старший лейтенант, — серьезно кивнула я и начала карабкаться по этой узехонькой лестнице. Ну и теснотища тут!

Площадка, упомянутая старлеем, правда, оказалась широкой. А вот коридор за ней — снова узким, и, войдя в него, я поначалу даже не посмотрела по сторонам, где, как выяснилось чуть позднее, за двойными прозрачными дверями располагались студии. Потому что прямо передо мной, загораживая единственный проход, сидела… самая настоящая, живая обезьяна! И, между прочим, не какая-нибудь смешная мартышка, а здоровенная, почти в половину человеческого роста обезьянища со злобной мордой, одетая тоже по-человечески… Вот это — фишка!.. Я так испугалась, что даже не сразу заметила, что на ней ошейник, на ошейнике — ремень, привязанный к трубе парового отопления. Но все равно коридор был узким и пройти рядом, не задев это чудовище, я просто не могла… У нас что, уже обезьяны по радио вещают?!

— При чем тут радио? — Неожиданно, к моему громадному облегчению, рядом со зверем возник толстяк с растрепанными седыми патлами. Наверное, я с перепугу свой идиотский вопрос задала вслух… — Радиостудии, — добродушно пояснил толстяк, — по правой стороне коридора, а по левой — наоборот, телестудии… Мы с Кузей ждем начала съемок… Да, Кузя?

Обезьяна, оказавшаяся еще и мужиком, что-то буркнула в ответ, причем басом.

— Что ж, Кузенька, давай-ка пропустим даму!

И, отвязав ремень, он потянул свое чудище за собой в глубь коридора, на прощание кивнув мне головой:

— Зря вы Кузеньки испугались, девушкам его бояться нечего, он у нас только бородатых мужчин на дух не переносит… Да, Кузенька?

«Кузенька» в ответ зарычал, словно был тигром, а не обезьяной, и они наконец исчезли… А я перевела дыхание…

После такого потрясения, прежде чем войти в единственную незастекленную дверь, расположенную по правой стороне коридора, пришлось мне несколько секунд постоять перед ней, чтобы собраться с мыслями заново.

За дверью оказалась обычная комната с окнами, довольно большая, не менее чем с пятью компьютеризированными столами. Казалось, что обладатели столов расставляли их каждый по-своему, не считаясь друг с другом. Человек десять или около того метались по комнате с какими-то бумажками в руках, разговаривали по телефонам, друг с другом — и все это одновременно. Ни один из них даже не думал обратить на меня внимание… Все-таки творческие люди — очень странные создания!..