Брюнетка послушно растянула губы в улыбке, и в этот момент в комнате зазвонил телефон.

Хотела бы я знать, почему именно сегодня судьба решила так однообразно надо мной поизмываться. Но первое, что я сделала, машинально метнувшись сквозь темную комнату на звонок, так это споткнулась обо что-то твердое, имевшее, по моим ощущениям, не меньше десятка острых углов. И, разумеется, грохнулась на пол, пребольно ударившись коленками и ладонями. Очевидно, падая, я задела телефонный провод, поскольку аппарат тоже очутился на полу, и трубка упала достаточно близко от моей головы, чтобы неизвестный абонент мог услышать мои комментарии. Единственное, что мне оставалось, — это взять все-таки трубку и прошипеть свое «алле». А вдруг это Светланка, с которой все-таки что-то случилось?..

— Петровна, что с тобой?! — взвизгнула вместо приветствия по ту сторону провода моя давняя приятельница Татьяна. Что за преотвратная привычка называть всех знакомых отчеством без имени, отчего чувствуешь себя по меньшей мере семидесятилетней старухой.

— Ничего, — буркнула я, пытаясь понять, все ли мои несчастные кости целы. — Просто я только что вошла.

Внезапно в комнате вспыхнул яркий свет, и я едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Татьяна что-то тараторила, но я ее не слушала. Потому что, как только ко мне вернулась способность видеть, обнаружила, что на пороге спальни стоит моя Светланка собственной персоной, с крайне изумленным выражением на заспанной мордашке.

— Тань, — попросила я, — погоди минутку.

Приятельница что-то булькнула, а Светланка все с тем же видом поинтересовалась:

— Ма… Это ты?

— Неужели не узнала?! — съязвила я. — Что, так разительно изменилась с утра?

— А почему ты… говоришь с тетей Таней лежа?..

Покосившись назад и обнаружив причину своего падения, я перехватила инициативу:

— Так это ты оставила стул на самой дороге?

— Ничего я не оставляла… — обиженно завелось попавшееся под горячую руку дитя, но я от нее уже отключилась и, поднявшись, перебралась в кресло. Демонстративно морщась, я вернулась к разговору с Татьяной.

— Слышь, Петровна, что я тебе скажу! Я тут на такое напоролась — как раз по твоей части…

Вот только этого не хватало. Ибо последнее, что я приветствую, — это когда мои знакомые обращаются ко мне по упомянутой «моей части». Особенно такие ушлые, как Татьяна.

Дело в том, что Таня, несмотря на свою крестьянскую манеру общения, — самая настоящая телевизионная акула, только что не родившаяся в один год с отечественным телевидением, зато отдавшая ему всю свою жизнь без остатка. Ни один из самых популярных каналов ТВ не обходился без программ, созданных телегруппой, которую она возглавляет в качестве генерального продюсера вот уже добрый десяток лет! Передачи у нее были самые разные: от политических до игровых, но всегда интересные, яркие, а главное — удивительно быстро накручивающие рейтинг. Не женщина, а ходячий генератор блестящих идей, которые к тому же умеет успешно реализовывать.

Главным Таниным недостатком в моих глазах была даже не манера звать меня Петровной. А то, что в процессе воплощения своей очередной идеи она непременно нарывала что-нибудь, как ей казалось, «по моей части». То бишь взывала ко мне, работнику прокуратуры, чтобы я немедленно занялась выявленными ею вопиющими фактами правонарушений.

— Так вот, — возбужденно сыпала между тем моя приятельница. — Мы тут как раз одно марьяжное шоу делаем. Я тебе рассказывала?

— Нет…

— Как так?! — удивилась Татьяна. — Ну, такая помесь игры и ток-шоу, марьяж. Да говорила я тебе, ты, наверное, забыла, как всегда!

— Таня, — вздохнула я, — зачем вам на телевидении еще одно марьяжное шоу? Что, мало шизофреников, излагающих свой диагноз в «Моей семье»?

— Забудь! — отрубила она. — Мы — не они, мы — другие. Дело не в этом, а в брачных агентствах, которые срочно понадобились! Знаешь, что я обнаружила?

— Знаю, — заверила я Татьяну. — Что подавляющее большинство из них занимаются совсем другим бизнесом, под названием проституция.

— И ты — ты! — так спокойно об этом говоришь?!

В голосе приятельницы звучал неподдельный ужас. Интересно, как вообще в одном человеке может сочетаться талант ухватить самую злободневную тему и абсолютно детская наивность?

— Татьяна, — сказала я невозмутимо, — ты постоянно меня с кем-то или с чем-то путаешь: я не полиция нравов, а обыкновенный, рядовой работник заурядной районной… то есть окружной прокуратуры!

— Но у тебя должны быть по меньшей мере знакомые в этой самой, как ее? Ну, полиции нравов. Мне они нужны, они-то точно знают, какое из брачных агентств настоящее! Ну, скажем, методом исключения: если из всех имеющихся заминусовать те, что у них на учете по шлюхам, получится искомое! Ты чего ржешь?!

Такая вот Татьяна. Вытерев слезы, выступившие от смеха, я пояснила:

— Кто тебе сказал, что у нас есть полиция нравов?

— А разве нет? Но я читала, по-моему, в «МК».

— Есть, но пока только как эксперимент… В НИИ ГУВД, кое-где под Москвой. Ну и еще по разным нашим УВД, что-то вроде пробы.

— Это как?

— Там один человек, тут двое, где-то, возможно, и группа… Я не знаю! Пока — просто люди, занимающиеся сексуальными преступлениями. Понимаешь? Преступлениями, а не отслеживанием проституток. Для этого на каждый округ целый бы полк блюстителей понадобился, не меньше. Где ж его взять-то? Опять же соблазн какой их брату-менту…

В этот момент мой взгляд упал на Светланку, снова стоявшую в дверях, но с видом «ушки на макушке», и я поперхнулась. Конечно, девочке катит шестнадцатый годок, но один из принципов моего воспитания — не знакомить собственного ребенка с многочисленными теневыми сторонами самой жизни… Поэтому я как можно быстрее свернула разговор с разочаровавшейся во мне в очередной раз Татьяной и переключилась на Светланку, резко сменив тему.

— Как у нас насчет ужина?

— Яичница с колбасой — собственноручно, — гордо возвестила моя совсем не обидчивая детка. — Пошли, я как раз накрыла…

— Чайник поставила?

— Сейчас поставлю… — Светка помялась. — Мамусь, ты сильно ушиблась?

Роковой стул был уже убран с дороги, и, чтобы не портить окончательно настроение, я махнула рукой:

— Да нет. Вперед, на штурм яичницы!

— По-моему, — рассудительно сказала Светланка, усаживаясь за кухонным столом напротив меня, — ты, мамуль, просто переутомилась — так, что тебя уже ноги плохо носят. Не находишь?

— Думаешь? — усмехнулась я, не подозревая подвоха.

— А что тут думать? — пожала плечами дочь. — Ты когда последний раз была в отпуске?

— Та-а-ак… — протянула я, мгновенно теряя аппетит, и отложила вилку. — Говори сразу, и не вздумай лгать: тебе что, Грифель звонил?

— При чем тут Грифель?! — Светланка молниеносно вспыхнула до ушей, поскольку успешно обманывать пока что ни мной, ни жизнью не обучена. — Я что, сама не вижу? В конце концов, ты же не тягловая лошадь, тебе отдых нужен, нельзя по два года без отпуска пахать! Я что, пятилетний ребенок, который не в состоянии пожить один хотя бы пару недель?.. Мама, Грифель прав, тебе нужно отдохнуть, ты переутомилась, и…

— Завтра же, — твердо прервала я ее монолог, — оторву голову. Вначале Грифелю, а потом тебе!

— А мне-то за что?

— За то, что, во-первых, лезешь не в свои дела, а во-вторых…

Но зачитать все досье я не успела, так же как и выпустить пар. Потому что раздался очередной звонок — правда на сей раз в дверь, — длинный и нервный.

Бросив на ребенка уничтожающий взгляд, я встала и, почти печатая шаг, двинула в прихожую с желанием выместить все обиды и неприятности сегодняшнего дня на неизвестном визитере. На ком угодно, но только не на том существе, которое увидела, распахнув дверь!

На пороге стояла мокрая — и, как всегда, без зонта, — грустная и какая-то встрепанная, моя дорогая, моя любимая Катька, с которой мы не виделись, наверно, добрых полгода!

— Ты!.. — произнесла я уже после того, как сгребла Катюшку в свои неслабые объятия, взвизгнув от радости. — Боже, вот так сюрприз… Катька, солнышко… Да раздевайся ты, проходи быстрее, Светланка сейчас яичницей тебя угостит…