Прямо под ним находилась подъездная дорога, на которой в данный момент, метрах в тридцати от входа, стоял косо развернутый в сторону разъехавшихся ворот черный джип: на таких любят ездить в основном «братки». В точности такие, как те, что в данный момент волокли к джипу безуспешно упирающегося Бориса, и я впервые в жизни слышала, чтобы мужчина визжал так пронзительно по-бабьи… Ираида Сергеевна, вцепившаяся в одного из «братков» и, судя по долетавшим сюда выкрикам, умолявшая их «отпустить Бореньку», выглядела куда достойнее, хотя спустя мгновение «братку» удалось отцепиться от актрисы, выскочившей на холод в одном неглиже, и она тяжело грохнулась на колени…

— Сделайте же что-нибудь! — на этот раз взвизгнул за моей спиной Иван Иванович. — Прошу вас!..

Я метнулась к аппарату и с максимальной скоростью набрала Катину «сотку», которую та пасла, как и я, на пожарный случай:

— Спецназ и «скорую» в пансионат — быстро! Постам ГИБДД — перехват: номер черного джипа… Пишешь? «МО…» Нет, со мной все о’кей… Круль… Пока!

— Увозят… уво-озят… — подвывал Колобок, подплясывая у окна. — То-оварищ Костицына, сделайте… сделайте…

— Что я еще, по-вашему, должна сделать?! — рявкнула я, выведенная из себя этим типом. — Выскочить на бандюков с пистолетом и заорать «Руки вверх, иначе стреляю?!.»

— У-ы-ы… — раздался мне в ответ нечленораздельный звук. Ну и труслив же оказался наш Колобок! Выкатив на меня маленькие глазенки, он прошептал одними губами: — Это конец… Конец пансионату… Боже ж мой…

— Где ваши лбы — Валек и Шурик?! — рявкнула я все тем же внезапно открывшимся у меня медвежьим басом.

— Ул-лож-жили-и…

— Как «уложили»? Вы хотите сказать, убили?!

— Н-не з-знаю…

— Тьфу! — В следующую секунду я уже мчалась вниз, мысленно моля Бога, чтоб вызванная мной «скорая» приехала как можно быстрее.

Холл, вопреки моим ожиданиям, во всяком случае на первый взгляд, разгромлен не был: парочки опрокинутых кадок с пальмами возле подножия лестницы можно было не считать. Зато возле камина, раскинув руки и ноги, абсолютно неподвижно лежал Валек — если судить по костюму, именно он: головы мне видно не было из-за склонившегося над ним Алексея…

— Что с ним?! — Несмотря на длительное отсутствие тренировок, я пролетела расстояние до камина в один скачок.

Доктор поднялся с колен и хмуро глянул на меня через плечо:

— Насколько я в состоянии судить — жить будет… Оглушили. По-моему, пистолетом… Точнее сказать не могу, я, видите ли, невропатолог, а не судмедэксперт…

— Вот неудача! — брякнула я и кинулась на выход.

Ираиду Сергеевну я, к своему ужасу, застала на том же месте и в той же позе — на коленях: сжавшаяся, с трясущимися плечами в этом нелепо-роскошном розовом пеньюаре, выглядела она маленькой и жалкой… И оказалась легкой, как пушинка, в чем я убедилась, подняв ее с мокрого, местами подстывшего гравия…

— Боречка… Они убьют его, убьют… — пролепетала она еле слышно абсолютно синими губами и прижалась ко мне своим хрупким, дрожащим телом.

— Не убьют! — сказала я твердо. — Их сейчас перехватят, никого они не убьют! Пойдемте, Ираида Сергеевна, в корпус, вам нельзя тут быть, не нужно…

Только тут я заметила, что и сама выскочила наружу в одних колготках, без обуви… Ну и дела творятся в этом проклятом пансионате!

Алексей, слава богу, догадался выйти нам навстречу и отлично понял меня, когда я кивнула на распахнутые ворота. В этот момент где-то вдалеке взвыла наконец сирена.

— Идите встречайте «скорую», там Шурик… Что с ним — не знаю!

Как выяснилось позднее, Шурик пострадал серьезнее всех: нежданные визитеры проломили парню череп, и его пришлось срочно увозить в Москву — в Склиф…

А тогда не успел наш доктор дойти до избушки, как на территорию вслед за «скорой» въехали сразу несколько машин: милицейский «уазик» и две легковушки, одна из которых — темно-синий «сорок первый» — принадлежала Родионову, прихватившему с собой кроме следователя мою Катьку…

И говорить не стоит о том, какую суету эти двое подняли вокруг меня, особенно обнаружив изодранные вдрызг о гравий колготки. В конце концов им удалось отлепить мою персону от Григорян, которой действительно требовалась помощь. Катька, опытная в таких вещах из-за Анны Петровны, поняла это первая и немедленно вызвалась заняться старой актрисой… Только после этого наконец ее коллега из прокуратуры, вяловатый молодой человек, приступил к дознанию. Точнее — к попытке добиться толку от Иван Иваныча, продолжавшего оплакивать авторитет и погибшую, с его точки зрения, славу пансионата. А также от пришедшего в себя Валька, поминутно стонущего и хватающегося за голову, которую ему кто-то успел перебинтовать. Вероятно, наш доктор.

Появившиеся, что называется, к шапочному разбору бизнесмен с супругой уверяли, что проспали налет полностью и абсолютно ничего не слышали. Вид у них и в самом деле был заспанный, да и одеты явно наспех — так что, скорее всего, не лгали…

Естественно, реакция Лили меня интересовала больше. И, обнаружив, что в присутствии мужа она не просто не смотрит на Виталия, но и вовсе держится так, словно видит его впервые в жизни, я неожиданно почувствовала, как мое собственное сердце сжалось, а в душе полыхнула острая вспышка ненависти и презрения к этой белобрысой «маркизе ангелов». К счастью, привычка брать себя в руки при любых обстоятельствах победила… Великая все-таки штука — самоирония…

«Да неужто ты ревнуешь Родионова к этой дешевке? — усмехнулась я мысленно, заново включая отключившиеся было мозги. — Интересно знать, на каких таких основаниях?.. Он тебе на данном этапе жизни — никто, и звать его никак! Уймись, девушка, а заодно постыдись столь мощной реакции на ничего не значащий «школьный» поцелуйчик…»

То, что Лилечка Колышникова то ли была, то ли есть любовница Виталия, не понял бы в свете происходящего разве что новорожденный теленок… Да мне-то какое дело до этого?!

И тут, очень кстати, «сотка» Родионова наконец зазвонила. Послушав некоторое время чью-то бурную речь и буркнув краткое: «Ладно, пока свободен», он слабо улыбнулся замершим, как в финальной сцене «Ревизора», присутствующим:

— Можете расслабиться, их перехватили, ваш Круль жив-здоров… Или почти здоров… Ты куда?!

Последнее относилось ко мне, рванувшей в сторону лестницы, поскольку дознание происходило в холле. Мог бы и не спрашивать — разумеется, я устремилась к Григорян.

…Актриса была еле видна посреди такой же в точности кровати, как и у меня в номере. В спальне остро пахло каким-то сердечным лекарством, еще что-то Катька как раз капала из пузырька в маленькую рюмочку.

— Ираида Сергеевна, все в порядке, — сообщила я прямо с порога. — Перехват удался, Борис жив-здоров…

Она медленно повернула голову, посмотрела на меня взглядом, в котором я прочла какую-то невероятную смесь боли и обреченности, и горько усмехнулась:

— Они его все равно достанут… Не вышло сегодня — достанут завтра…

Я растерянно смотрела на ее почти неподвижное лицо и не знала, что ответить. Но она и не ждала никакого ответа, просто сказала:

— Я вам солгала тогда, в саду… Я не из-за Вани волновалась, а… А из-за Бориса… — и, словно это все объясняло, добавила: — Он сын моей старинной подруги… Я вам расскажу все!

В этот момент я взглянула наконец на Катьку, видимо довольно давно делавшую мне знаки прекратить разговор. Ничего не попишешь, ей виднее…

— Обязательно расскажете, Ираида Сергеевна, — сказала я как можно ласковее. — Но немного позднее, хорошо? Сейчас вам нужно успокоиться и отдохнуть… Катя вон мне головой мотает, сердится. А ей лучше знать…

— Светлана Петровна! — нахмурилась Екатерина. — В самом деле, давайте попозже, ладно? А вам, Ираида Сергеевна, я уже все, что вы сказали, накапала, ну-ка…

И она с видом наседки, защищающей цыпленка, склонилась над Григорян. Единственное, что мне оставалось, — считать свою миссию выполненной и покинуть номер, выйдя к заждавшемуся меня в коридоре Родионову. Что я и сделала.