Войдя, они сели за небольшой плетеный столик.

— Два пива, — заказал Дюран подошедшему к ним усатому официанту в полосатой рубашке. И, не дав ему отойти, спросил: — Где здесь клозет?

— Прямо.

Дюран поднялся.

— Простите, я вас на минуту покину.

Даунз улыбнулся, как ему показалось, иронично.

Дюран, оставив его сидеть за столом, вышел за видневшуюся в глубине помещения дверь. Оттуда проследовал по ведущему наружу коридору и очутился на заднем дворе. Тогда он помчался как одержимый. Он и в самом деле был одержим, — одержим решимостью спасти ее.

Он носился как сумасшедший между гардеробами с открытыми дверцами и чемоданом с поднятой крышкой, с пустыми руками в одну сторону и сгибаясь под тяжестью кипы ее платьев в другую. Он бросал их как попало, поэтому чемодан очень скоро переполнился, хотя мог бы вместить и гораздо больше. Но упаковывать вещи как следует времени не было. Нужно было спасаться, бежать, как можно быстрее.

Он услышал, как хлопнула входная дверь, и, едва она переступила порог, он, еще не увидев ее, крикнул сверху диким голосом:

— Бонни! — А потом снова: — Бонни! Поднимайся сюда! Живее! У меня плохие новости!

Она почему-то задержалась. Может, по женской привычке даже в самые опасные минуты, войдя в дом, снимать шляпку или выгружать покупки.

Тогда он пулей вылетел из спальни и ринулся вниз, к ней. Но, сделав несколько шагов по лестнице, замер на полпути, словно ноги его пригвоздили к полу, и затрясся всем телом.

Спиной к двери, к только что закрытой двери, тоже как вкопанный стоял Даунз.

Оба стояли не шевелясь. Первое потрясение давно прошло, а они стояли — двое окаменевших мужчин, нескончаемо долго глядевшие друг на друга. С лестницы — на дверь. От двери — на лестницу. Один улыбался довольной мстительной улыбкой. Другой побледнел как мел и покрылся холодным потом.

Наконец один из них глубоко вздохнул. Тогда и другой ответил ему таким же вздохом. Два вздоха в напряженном молчании. Два разных вздоха. Вздох отчаяния и вздох удовлетворения.

— Вы только что позвали ее, — медленно проговорил Даунз. — Позвали по имени. Решив, что это она. Значит, она все-таки здесь, с вами.

Дюран, чуть развернувшись в сторону, теперь стоял, вцепившись в перила обеими руками, словно только таким образом был в состоянии удержаться на ногах. Он покачал головой. Сначала медленно. Потом замотал ею все быстрее и быстрее, при каждом повороте повторяя:

— Нет. Нет. Нет.

— Мистер Дюран. Я не глухой. Я все слышал.

Он продолжал отрицать очевидное, повторяя слово «нет», как заклинание, и пытаясь спрятаться в него, как страус прячет голову в песок. Как будто он мог многократным повторением отвести опасность.

— Нет. Нет. Нет.

— Мистер Дюран, будьте же, в конце концов, мужчиной. Вы назвали ее имя. Вы так кричали, что слышно было, наверное, во всей округе.

— Нет. Нет. — Он, неуверенно шаркнув ногой, спустился на ступеньку вниз. Потом еще на одну. Но он так крепко и судорожно вцепился в наклонные перила, что, казалось, скользит по ним, а не передвигает ноги. Как пьяный. Да так оно, в сущности, и было. Он опьянел от страха. — Это не то. Это ко мне тут ходит женщина убираться. Ее зовут очень похоже… — Он уже сам не понимал, что бормочет.

— Замечательно, — сухо изрек Даунз. — Я хочу поглядеть на эту женщину, которая к вам ходит убираться. Которую так похоже зовут. Больше мне от вас ничего не нужно.

Они вдруг оба насторожились и, устремив друг на друга внимательный взгляд, синхронным движением скосили глаза сначала в одну сторону, затем в другую. А потом оба одновременно сорвались с места.

Дюран ринулся вниз по лестнице, а Даунз — прочь от двери. Оба, совершив стремительный бросок по диагонали, очутились у рогатой вешалки для шляп с трюмо и комодом, крышка которого одновременно служила сиденьем. Даунз попытался приподнять ее, а Дюран, наоборот, всеми силами удерживал ее в закрытом положении. Рука Даунза, предательски пролезшая внутрь, снова показалась наружу, держа две оранжевые ленточки от соломенной шляпки. Когда в последний раз закрывали комод, кусочек одной из них остался торчать, защемленный крышкой, словно крохотное, величиной с ноготь, цветное пятнышко.

(«Но почему тебе так нравится этот цвет?» — однажды спросил он ее.

«Не знаю. Просто это мой цвет, и все, кто со мной знаком, знают об этом. Где бы я ни появилась, он должен быть рядом со мной».)

Даунз разжал пальцы.

— Рабочая одежда для вашей прислуги, — съязвил он. И, глядя на Дюрана с безмерным отвращением и глубочайшим презрением, сдавленным голосом прошептал нечто похожее на: «Да поможет вам Бог, это же надо: влюбиться в…»

— Даунз, послушайте, мне надо с вами поговорить!.. — Слова, перескакивая одно через другое, стремительно выплескивались наружу. Он так задыхался, что едва мог двигать губами. Взяв Даунза обеими руками за лацканы пиджака, он умоляющим движением притянул его к себе. — Зайдите в гостиную, давайте поговорим.

— Нам с вами не о чем говорить. Я буду говорить только с…

Дюран, попятившись, потащил Даунза с собой за пиджак, пока тот не оказался за порогом гостиной. Тогда он отпустил его, и Даунз остался стоять на месте.

— Даунз, послушайте… Подождите минутку, тут есть бренди, я вам налью.

— Я предпочитаю пить в барах.

— Даунз, послушайте… Ее здесь нет, вы совершаете ужасную ошибку… — затем, заметив, что противоречит очевидному, замахал рукой, словно желая стереть только что сказанные слова, — но я не это вам хотел сказать. Дело просто в том, что я… я передумал. Я хочу закрыть дело. Прекратить расследование.

Даунз иронически-ровным тоном повторил:

— Вы хотите закрыть дело. Прекратить расследование.

— Я имею на это право, это мне решать. В конце концов, это же я вас нанял.

— Ну, это не совсем верно. Вы наняли меня совместно с мисс Бертой Рассел. Но даже если допустить, что вы один ко мне обратились. Ну и что? — Он поднял брови. — Что из того?

— Но если я аннулирую свое обращение, если откажусь от него…

— Вы мною не распоряжаетесь, — ледяным тоном перебил его Даунз. Он прислонился бедром к подлокотнику стоявшего рядом кресла, словно приготовившись ждать. — Иск свой вы можете отозвать. Ради Бога. Можете прекратить выплачивать мне гонорар. Хотя, собственно, те деньги, что вы мне дали, давно уже закончились. Но принудить меня отказаться от расследования вы не можете. Вам это ясно. Мы любим повторять, что у нас свободная страна. А я — свободный детектив. И если мне вздумается продолжать действовать по собственной инициативе, пока я не приду к удовлетворительному заключению — а именно этим я сейчас и занимаюсь, — то вы уже ничего не можете поделать. Я теперь работаю не на вас, а на свою собственную совесть.

Дюран содрогнулся от ужаса.

— Но вы же преследуете нас… — залепетал он.

— Просто я последовательно иду до конца, хотя не вам мне это говорить, — ответил Даунз с ледяной улыбкой.

— Но вы не состоите на государственной службе… Вы не имеете права…

— Я имею точно такие же права, как и тогда, когда я взялся за это дело по вашему поручению. С единственной разницей, что теперь власти узнают результаты моего расследования, когда таковые появятся, напрямую от меня, а не через вас.

Дюран, шаркая ногами по полу, поплелся к стоявшему в комнате массивному секретеру с откинутой крышкой и, цепляясь за нее обеими руками, словно в любую минуту мог рухнуть на пол, обошел вокруг.

— Подождите… Послушайте… — с трудом выговорил он, один за другим выворачивая карманы жилета. Обнаружив, в конце концов, в одном из них ключ, он вставил его в замок, повернул и выдвинул деревянный ящик. В следующую секунду на крышке секретера появился небольшой, окованный железом ларчик. Порывшись в нем обеими руками, он шагнул навстречу Даунзу, протягивая ему кипу банкнотов.

— Здесь двадцать тысяч долларов. Даунз, возьмите их в руки и подержите минуту, хотя бы минуту.