Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Она, казалось, удовлетворила свою глубинную, давно поселившуюся в ее сердце потребность: в своем собственном доме, который являлся бы не просто символом большого богатства, а символом официального благосостояния, воплощением стабильности, принадлежности к определенной касте. Наверное, ее система ценностей строилась таким образом: одежду, драгоценности и развлечения можно получить и от поклонника; поклонника же, если предпринять определенные усилия, можно превратить даже в законного мужа; но собственный дом означает, что ты и в самом деле достигла вершины социального благополучия, и в самом деле стала важной дамой. Или (необходимо оговориться) воображать себя таковой.

— Так гораздо солиднее, — сказала она. И, задумчиво вздохнув, добавила: — Теперь я по-настоящему чувствую себя замужней женщиной.

Он снисходительно рассмеялся:

— А кем же вы до этого себя чувствовали, мадам?

— Ах, мужчине этого никогда не понять! — воскликнула она с ноткой игривого возмущения в голосе.

Да так оно и было, ибо ими двигали разные инстинкты.

Даже когда он, уже после того, как сделка состоялась, попытался, поддразнивая ее, указать на некоторые неудобства, она не приняла его доводов.

— Но кто же будет для нас готовить? К тому же необходимо вести хозяйство.

— Ты берешь на себя слишком много забот.

Она вскинула руки:

— Что ж, найму слуг, как это делают другие дамы, у кого есть собственный дом. Предоставь это мне.

Появившаяся у них негритянка пробыла в доме пять дней. Затем она была заподозрена в пропаже какой-то безделушки. А потом, после бурной сцены увольнения, в течение пятнадцати минут бушевавшей в прихожей, Бонни пришла к нему и призналась, что обнаружила потерянную вещицу, которую сама же засунула в такое место, о котором совсем забыла.

— Почему же ты не поискала хорошенько, прежде чем накидываться на служанку? — упрекнул он ее, стараясь быть как можно мягче. — Любая другая хозяйка дома на твоем месте сделала бы именно так.

— В самом деле? — растерянно проговорила она. — Мне это не пришло в голову.

— Не надо к ним слишком придираться, — попытался он ее наставить. — Нужно одновременно быть строгой и снисходительной. Иначе ты покажешь, что не привыкла иметь собственных слуг.

Вторая задержалась в их доме на три дня. Ее уход был не столь бурным, но сопровождался слезами. На этот раз со стороны Бонни.

— Я старалась с ней обращаться помягче, — объяснила она, — а тогда она все мои приказания стала пропускать мимо ушей. Как же мне с ними управляться? Если я с ними сурова, они уходят. Если по-доброму, то садятся мне на шею.

— Это искусство особого рода, — сказал он ей в утешение. — Со временем ты ему научишься.

— Нет, — возразила она. — Дело во мне. Они смотрят на меня и исподтишка смеются. Они меня не уважают. От другой женщины они стерпят все и будут исполнять все ее приказания. А меня они совсем не слушают, да еще и нахальничают. Разве я не у себя в доме? Разве я не твоя жена? Так в чем же дело?

На это он ничего ответить не мог, потому что смотрел на нее глазами влюбленного и не мог посмотреть на нее глазами служанок и увидеть то, что видели они.

— Нет, — покачала она головой в ответ на его предложение, — не надо больше слуг. С меня хватит. Справлюсь сама. У меня должно получиться.

Последовавший затем завтрак завершился полным крахом. Варившиеся яйца разбились и превратились в несъедобную массу. Кофе по цвету скорее напоминал чай, не обладая при этом другими достоинствами последнего, а со второй попытки грязноватая жижа заскрипела на зубах недомолотыми крупинками. Поджаренный хлеб отдавал туалетной водой, которой она щедро побрызгала руки.

Дюран не проронил ни слова упрека. Вытащив из-под воротничка салфетку, он поднялся из-за стола.

— Пошли, — сказал он, — поедим в гостинице.

Обрадовавшись такому выходу из положения, она поспешила собраться.

По пути он спросил:

— Ты еще не пожалела?

Но она твердо стояла на своем.

— Нет, — ответила она. — Даже если нам придется есть в другом месте, у меня все равно будет свой собственный дом. Я его ни на что не променяю. — И она повторила то, что сказала раньше: — Теперь я ощущаю себя настоящей замужней дамой. Я хочу быть такой же, как и все остальные. И чувствовать то же, что и все.

Казалось, она никак не могла свыкнуться с мыслью, что официально состоит с ним в браке и что все это принадлежит ей по закону.

Глава 44

Чувствуя, что ему это начинает до смерти надоедать, он с нарастающей неловкостью мерил шагами салон модистки, провожаемый любопытными взглядами, и при каждом повороте сталкивался с какой-нибудь девочкой, которая торопливо тащила очередную охапку всякой всячины за занавеску, где уже давным-давно скрылась Бонни. Эти снующие туда-сюда помощницы возвращались обратно с пустыми руками; судя по количеству материалов, исчезнувших за занавеской, примерочная, видимо, уже должна была быть забитой до самого потолка.

Время от времени до него доносился ее голос, заглушавший шуршание разворачиваемых свертков, а в ответ ей звучали с профессиональной тщательностью подобранные слова уговоров.

— Никак не могу выбрать! Чем больше вы мне показываете, тем труднее остановиться на чем-то одном. Нет, нет, оставьте, может, я решу взять ее.

Вдруг занавеска раздвинулась, и, придерживая ее рукой под самым подбородком, она высунула голову наружу.

— Лу, я тут, наверное, ужасно долго копаюсь. Я совсем забыла, что ты меня там ждешь.

— Долго, но не ужасно, — галантно ответил он.

— Чем ты там занимаешься? — спросила она, как будто он был маленьким мальчиком, которого имели неосторожность предоставить его собственным шалостям.

— Кажется, путаюсь у всех под ногами, — признался он.

Ответом ему был хор вежливого женского смеха, зазвучавшего со всех сторон, словно он и в самом деле изрек нечто невероятно забавное.

— Бедняжка, — сочувственно произнесла она. — Она отвернула голову, обращаясь к кому-то, стоящему рядом с ней. Ее рука, державшая занавеску, скользнула вниз, открывая ее обнаженное плечо, на котором не было ничего, кроме узкой ленточки. — У вас нет каких-нибудь журналов, чтобы он не скучал?

— Боюсь, только журналы мод, мадам.

— Нет, благодарю вас, — решительно отказался Дюран.

— Как они, бедные, мучаются, — покровительственно сказала она своей собеседнице за занавеской. Потом снова обратилась к нему: — А что, если тебе пока прогуляться, а потом снова зайти за мной? — предложила она. — Тогда и ты не будешь томиться, и я смогу целиком посвятить себя своему туалету.

— Когда мне вернуться?

— Ну, не раньше, чем через час. Мы еще даже ткань не выбрали. А потом надо будет заняться узором и покроем, а потом снять мерку…

— О-хо-хо, — простонал он измученным голосом, вызывая новую волну сдержанного смеха.

— В общем, полтора часа можешь гулять смело. А если тебе надоест, отправляйся домой, я вернусь следом.

Он с готовностью схватился за шляпу, радуясь возможности сбежать.

Она надула губки:

— Разве ты со мной не попрощаешься?

Она приложила палец ко рту, показывая, что имеет в виду, и в ожидании прикрыла веки.

— На глазах у всех?

— Дорогой, ну что же ты такое говоришь? Можно подумать, что ты и не муж мне вовсе. Уверяю тебя, что это будет вполне соответствовать приличиям.

И, словно по подсказке суфлера, снова раздался хор льстивого смеха. Она, казалось, устраивала из похода к модистке целое представление, оперу-буфф, где она дирижировала оркестром, повиновавшимся движениям ее палочки. Он не мог отделаться от мысли, что не хватает только музыки и зрительного зала.

Он, немного краснея, шагнул к занавеске, клюнул ее в губы, отвернулся и вышел прочь.

Как ни странно, несмотря на смущение, он был польщен и проникся сознанием собственной важности; он недоумевал, как она ухитрилась внушить ему эти чувства и знает ли она об этом сама. После некоторых раздумий он решил, что знает.

42
{"b":"239660","o":1}